Чаганов: Москва-37 (СИ) - Кротов Сергей Владимирович. Страница 25

Как мне стало понятно при чтении материалов уголовных дел фигурантов, и до их арестов в институте шла самая настоящая война. Она возникла сразу после создания РНИИ в 1933 году. Тухачевский, объединив в новой организации ленинградскую Газо-Динамическую Лабораторию и московскую Группу Изучения Реактивного Движения, подложил под нашу ракетную программу мину замедленного действия. Дело в том, что тематики, над которыми работали эти две научные организации, совершенно не пересекались. ГДЛ (Лангемак) занимался твёрдотопливными (пороховыми) ракетами и азотнокислыми жидкостными ракетами (Глушко), а ГИРД – (Королёв) ракетами с кислородными двигателями. Но как бы то ни было РНИИ родилось сначала на бумаге, затем фактически – переселившись в здание тракторной лаборатории в Лихоборах и началась борьба.

Первая схватка закончилась победой ленинградцев: Клеймёнов понизил своего заместителя Королёва до начальника отдела (по разработке крылатых ракет), а на его место назначил Лангемака. Вместе с этим понижением был поставлен крест и на кислородном двигателе (Глушко в своей вышедшей тогда книге убедительно доказал бесперспективность этого типа ракетных двигателей). Москвичи затаились, но не надолго. Неудачи Глушко с доводкой азотного двигателя (периодически они взрывались) привели к тому, что амбициозная программа развития бескрылых и крылатых ракет, на которую сделал ставку Тухачевский, была поставлена под угрозу. Новым лидером гирдовцев стал инженер Костиков, который, иногда очень убедительно, указывал на слабые места в конструкции и организации работ по двигателю Глушко. Руководство РНИИ вступилось за своего: в результате, с двух сторон в разные инстанции полетели обвиняющие письма. Многочисленные комиссии, направленные в институт, не смогли разрешить конфликт. Возникло динамическое равновесие, которое неожиданно нарушилось с арестом маршала…

«Вот, приходится заниматься ракетами, в которых я ни бум-бум… Понятно, что надо возобновлять разработку кислородных двигателей, не дожидаясь трофейных фон Брауна. Но где? Не здесь же. Понятно, что в РНИИ… только есть проблема: ещё не назначен начальник ГАУ, а врио – он и есть временный. Планы у него короткие. К тому же, какое я имею отношение к РНИИ? Нужно думать о своём КБ, заботится о том, чем занять людей, сидящих передо мной».

Пауза затягивалась.

– Хорошо, начнём по старшинству, с вас, Георгий Эрихович. – Останавливаю взгляд на высоком худощавом мужчине. – Мне известно, что вы занимались реактивными пороховыми снарядами… Лангемак, привлечённый необычным к нему обращением, с удивлением поворачивает ко мне начинающую лысеть голову.

– … и, поскольку у меня в КБ начисто отсутствует экспериментальная база вашего профиля, предлагаю вам заняться чисто теоретической работой. Мне тут в голову пришла мысль… (Клеймёнов закатывает глаза, Королёв и Глушко перемигиваются), а не удастся ли повысить точность стрельбы если придать вашему снаряду вращательное движение, как в случае с ружейной пулей, но только за счёт расположения стабилизаторов под углом к корпусу?

У троих пересмешников широко открываются глаза, Лангемак лишь задумчиво кивает головой.

– Теперь вы, Иван Терентьевич. – Перевожу взгляд на его соседа. – К сожалению, никакой подходящей вам руководящей должности найти не могу, поэтому предлагаю вспомнить то, чему вас учили в Академии Жуковского и заняться разработкой эскизного проекта крылатой самонаводящейся авиабомбы с управлением элеронами в крыльях. Систему управления и оптические датчики будут разрабатывать другие люди, вы же займётесь аэродинамикой.

Клеймёнов начинает беззвучно открывать рот, в глазах Королёва зажигается огонь, Глушко качает головой, а Лангемак ничего из моих последних слов не услышал, его мысли были далеко.

– Сергей Павлович, Валентин Петрович, – оборачиваюсь к «главным конструкторам». – вы привыкли работать вместе (тень пробежала по лицам обоих), поэтому – вам одно задание на двоих: эскизный проект крылатой ракеты с пульсирующим воздушно-реактивным двигателем, исключая систему управления.

«… а руководящие указания может давать даже дрессированное шимпанзе в цирке. Начитался научно – популярных журнал в будущем и вперёд… Хотя всё лучше, чем послать иженеров – на лесоповал. Кто знает? Может и получится у них что-то дельное».

– Позвольте, гражданин начальник, это несерьёзно – хором закричали Клеймёнов и Глушко. – необходимо написать техническое задание.

– Вам и карты в руки, пишите… – легко соглашаюсь я. – завтра я передам вам основные требования к управляемой авиабомбе и крылатой ракете. Затем в течение недели вы напишете ТЗ, которые я согласую у специалистов. Дальше – подготовка проекта и его защита. Буду ходотайствовать о сокращении срока заключения на год для успешно защитивших проект. Так что всё очень серьёзно. Предупреждаю, проекты будут анонимными, так что воспользоваться связями на воле не удасться. И последнее, неволить я вас, конечно, не могу: не хотите работать в СКБ – скатертью дорога, отбывайте свой срок в лагере.

– А чертёжные столы, бумага, арифмометр… – посыпались вопросы.

– Золотыми часами гвозди забивать? – Делаю суровое лицо. – По всем такого рода вопросам обращайтесь к моему помощнику сержанту госбезопасности Крывде. Он всё устроит.

«Понты, понты… ненавижу их у других, но как отказать себе в таком удовольствии»?

Откладываю «Правду» и подхожу к окну кабинета, глядящего во двор КБ: экскаватор начинает рыть яму под фундамент главного здания Центра Дешифровки, бригада землекопов в чёрных спецовках правит лопатами уже выкопанную «Джоном Диром» канаву.

«На глазах растёт и ширится моё хозяйство! Казалось бы, живи и радуйся, а на душе неспокойно»…

Вчера вышел приказ по главному управлению: Орешкин – всё, брошен на периферию участковым милиционером за халатное отношение (ха-ха) к служебным обязаностям. Курский тоже уезжает из Москвы на Дальний Восток, формально даже с повышением – начальником управления НКВД, но всем, читающим этот приказ, было понятно – с понижением, так как должности в центральном аппарате имеют другой вес. Это сродни противопоставлению капитана госбезопасности и капитана армейского: первый – равен армейскому полковнику, а второй гэбэшному лейтенанту.

Впрочем, этот приказ для меня неожиданностью не стал, ещё третьего дня Киров передал через порученца, что вопрос решён. А неспокойно мне стало ни столько из-за растущего в последнее время числа арестов, сколько из-за тех нахальства и уверенности в своей безнаказанности, появившихся в действиях Ежова и компании.

«Сегодня внаглую фабрикуют компромат, а завтра возьмут и тупо грохнут меня»?

– Служил Чаганов в «спецотделе», Чаганов капитаном был…

«Хм, неплохо. А дальше»…

– Чаганов шёл домой с работы, Ежов его в засаде ждал…

«Хорошо, даже отлично. Жаль, что цензура не пропустит»…

– Чаганов шёл домой уставший, фашист его в засаде ждал…

«Хотя откуда в СССР фашисты? Разве что переодетые»…

С трудом отрываюсь от шикарного индустриального пейзажа, вида работающих людей и возвращаюсь к письменному столу. Достаю чистую тетрадь начинаю быстро записывать скачущие мысли, пока ещё не случилось страшного: «фашист чекиста подстрелил».

«Авдееву – пусть найдёт молодого практиканта или лучше двух. Изучить возможности создания гибрида „штабельной“ и „планарной“ радиолампы, где анод напыляли на одну керамическую пластину, а катод и сетку – на другую. Слышал, что такие мини-лампы работали до температур в 500 градусов. Лосеву – германий… линзы для инфракрасной оптики с просветляющими покрытиями, детекторы гамма-излучений, кремниевые фотодиоды»…

– Что такой серьёзный? – В дверь без стука заглядывает сияющий Олег. – Завещание пишешь?

– Нет, список врагов, которых надо покусать пока меня от бешенства не вылечили. – Отрываюсь от своего занятия, гляжу на друга и тоже улыбаюсь. – Чего хотел?

– Тут такой вопрос… – замялся он. – в Ленинград мне надо смотаться на пару дней, ну максимум – на три.