Чаганов: Москва-37 (СИ) - Кротов Сергей Владимирович. Страница 29
Гнедой жеребец прянул ушами и тихонечко заржал. Через минуту послышался топот копыт и в конце аллеи показалась всадница в чёрной кожаной курточке, и высоких ботфортах. Её серая в яблоках кобыла, казалось, плыла в облаках – низкий плотный туман стелился по земле.
– Пуся, дорогая, – подполковник подхватывает наездницу за талию и бережно снимает её с лошади. – я уже начал волноваться.
– Едва вырвалась от этого Ганса, – раздражённо фыркнула она. – вот же рыба-прилипала.
– Не о чем беспокоиться, милая, – Филипп не разжимает объятий (разговор идёт на немецком, Пуся других языков не знает). – мой помощник занимается им сейчас.
Девушка милостиво позволяет себя поцеловать, затем отстраняется, продолжая пытливо смотреть в глаза мужчине. Тот вздыхает, с грустной улыбкой лезет в карман галифе откуда достаёт маленькую коробочку покрытую чёрным бархатом с золотым тиснением «Тиффани и Ко». Пуся тянется к ней, но Филипп прячет её за спиной.
– Покажи мне её, Фил, – капризно кривит губки Пуся. – пожалуйста-а…
Файмонвилл приподнимает верхнюю крышечку: золото кольца утонуло в в красном бархате, оставив на поверхности камень, ярко сверкнувший на дневном свету сотнями лучей, которые отразились в её глазах. Цепкий глаз девушки мгновенно оценил его: один карат, круглый.
– Всё как договаривались. – Кивает головой американец.
«Не так уж и дорого она нам обходится, всего двести пятьдесят долларов… – подумал он. – такое же, до „Великой депрессии“, стоило бы вдвое дороже».
– Ничего узнать о твоём артисте мне не удалось, – Пуся не отрываясь смотрит на камень. – нашего человека в ГПУ (в посольстве продолжали называть НКВД по старинке) переводят на Дальний восток…
Филлип защёлкнул крышку коробочки.
– … Чаганов добился этого. – Зачастила девушка. – Он имееет там большой вес. Кладёт её обратно в карман.
– Ну хорошо, – решается Пуся. – это начальник Особого Отдела Курский. Я прочитала сообщение фон Вальтера в Берлин. Чаганов настоял на этом переводе.
– Чем занимается этот Чаганов? – Коробочка снова появляется на свет.
– Насколько я знаю, – торопится девушка. – секретной связью. Он начальник спецотдела ГПУ, в его ведении правительственная связь. Недавно он был назначен по совместительству начальником специального конструкторского бюро, где работают заключённые инженеры и учёные. Это бюро находится в бывшем помещении радиозавода имени Орджоникидзе, по адресу Большая Татарская, 35. Сам завод переехал в другое место. Чаганов, используя связи с Кировым, добился значительного расширения занимаемой территории. Там сейчас началось большое строительство, по видимому, строится несколько новых зданий.
Пуся замолкает и напряжённо смотрит в глаза подполковнику, покусывая губу. Он с улыбкой протягивает девушке коробочку, та поспешно открывает её и надевает кольцо на безымянный палец правой руки, отводит её и замирает, любуясь переливами света.
– Мне надо бежать… – чмокает кавалера в щеку и подходит к своей лошади.
Он галантно придерживает даме стремя и помогает ей сесть в седло.
«Размечтался… – подумал он, пришпоривая коня. – но так даже лучше, отношения с агентом должны быть сугубо деловыми. Похоже на Жжёнове можно ставить крест, а вот его девушку – срочно брать в разработку… Курский, значит. Для абвера перевод агента на Дальний Восток – неприятность, а для нас – большая удача. Основные интересы Америки в СССР находятся именно там».
Москва, стадион «Динамо».
24 мая 1937 года, 09:20
– Не идёт, а пишет!.. Маслом! – Появление у бровки поля секретарши директора стадиона привлекло внимание всех без исключения футболистов на поле.
Тренер дубля, в роли арбитра двустороннего матча, снова даёт свисток, понуждая игрока ввести мяч из-за боковой, но тот не слышит его.
– Ну что тебе, Зина? – Выходит из себя тренер Дубинин. – Ты мне всю тренировку срываешь.
– У Горохова жена родила, – надувает губки девушка. – мальчик. Четвёртый роддом.
– Петруха, с сыном тебя! Поздравляем! – Игроки гурьбой бросились к вратарю дубля. Подходим и мы с тренером, жмём руку молодому отцу. Тот просяще смотрит на Дубинина, растирая пот, смешанный с серой пылью, по лицу.
– Ну отпусти его, Иваныч, – прихожу на помощь голкиперу. – видишь, не до игры ему сейчас.
– Да, товарищ тренер, отпусите его… – поддерживают меня футболисты.
– Но чтоб к завтрему был как стекло. – Делает суровое лицо Дубинин. Его слова тонут в одобрительном хоре голосов.
– А ты тогда, Алексей, становись в калитку, – два десятка восторженных глоток заглушают громкое карканье вороньей стаи, рыскающей между скамейками трибуны в поисках съестного. – у меня другого кипера нет.
Горохов тянет через голову вязаный свитер, даёт в руки вратарские перчатки и в довершение нахлобучивает мне на голову кепку.
«Без меня меня женили»…
– Не дрейфь, Лёха, – стучит меня по спине капитан Сергей Ильин. – корову не проиграешь.
Натягиваю кепку по брови: солнце мне, стоящему в восточных воротах, светит прямо в лицо. Свисток! Мяч заметался по полю. Вспоминаю как вёл себя в воротах Алексей Хомич, когда он приезжал к нам в шестидесятых с командой ветеранов, и так же по хозяйски черчу бутсой (маловатые достались) полосу от одиннадцатиметровой отметки до центра ворот. На выходе вратарю легко потерять ворота: оборачиваться нет времени, а так эта линия, которая всегда в поле зрения, показывает не сместился ли ты от центра. Прыгаю на носках, приседаю, развожу руки по сторонам. Игра смещается к воротам основного состава, выхожу к линии штрафной площадки, по углам которой застыли два защитника.
На своей половине мяч перехватывает Ильин и с центра навешивает его ко мне в штрафную. Солнце ослепляет меня, я отворачиваюсь и со всех ног к своим воротам. Нога попадает в ямку, я спотыкаюсь и падаю на колени, не добежав до вратарской линии. В паре метров справа и сзади от меня приземляется мяч, подпрыгивает и неторопливо скачет в ворота.
«Блин, ну что за невезуха»!
Правый защитник, пробухав мимо меня, успевает с ленточки вынести мяч в поле, затем Картинно поднимается, прожигает меня злым взглядом, и уже открывает рот припечатать словом, но в последний момент сдерживается и отводит глаза.
– Чаганов, жопу поднимай, кулёма! – Подбадривает меня Ильин.
«Я – кулёма? Ну погоди»…
Обхватываю голову руками.
Слева подбегает второй защитник: «Лёха, не тушуйся! С каждым бывает».
В голове немного проясняется, а в мышцах появляется непривычная лёгкость: до перерыва успеваю взять пару лёгких ударов прямо в руки и один непростой под планку, за что получаю поощрительный тычок в бок от нашего капитана.
Сижу в раздевалке после тренировки, потираю ушибленный локоть и жду своей очереди в душ. Лучшая в стране линия нападения разделала оборону дубля под орех: пять мячей побывали в сетке моих ворот, но никто меня не винит, понимают, что против лома – нет приёма. Пролистываю «Правду», на пяти первых страницах – всё о высадке советской экспедиции на Северный полюс: поздравление от ЦК ВКП(б), телеграммы со всех концов Союза, биографии Папанина и Водопьянова. Взгляд цепляется за заголовок статьи на последней полосе, распололожившейся между репортажами об открытии Парижской выставки и сообщением о смерти Джона Рокфеллера: «К победе готовы». Насторожило меня даже не название, а фамилия автора статьи – Михаил Кольцов.
«Так… сначала скромная похвала в адрес басконцам, мол, принимали участие в чемпионате мира. Затем реверанс в сторону московского „Динамо“ – лучшая футбольная команда СССР. И в конце – подготовку к матчу возглавил товарищ Чаганов».
Хватаю «Красный спорт», на второй странице – большое интервью с тренером Дубининым о новаторском подходе товарища Чаганова к вопросу подготовки игроков к матчу. Поднимаю голову – он прячет глаза. Вторая группа игроков идёт в душевую, я – с ними. Холодная струя воды приводит мвсли в порядок: если я отвечаю за результат, то и план на игру буду выбирать сам.