Чаганов: Москва-37 (СИ) - Кротов Сергей Владимирович. Страница 33
«Ди-на-мо! Ди-на-мо!» – Слышится скандирование с южной трибуны из сектора, где расположились работники нашего СКБ.
Стадион подхватывает кричалку и вот уже над ареной невозможно услышать ничего, кроме этих трёх слогов.
«Как же это я сумел вляпаться в эту историю? А главное зачем? Ну что за характер. Ведь приказано было помочь с подготовкой к матчу… вот и помогал бы: организовывал концерты „мелодии и ритмы советской эстрады“ по вечерам или там занялся улучшением жилищных условий для отличившихся. Нет, полез „решать“ футбольные вопросы. Лично. Кто-то предвидел такой поворот? И подталкивал к такому развитию событий… Кольцов! Уже пытался выставить меня в глупом виде тогда на МГ… И сейчас статейку тиснул, мол, Чаганов не подведёт. Там где „народный любимец“ – там победа, там успех. Не похоже на сведение счётов – скорее получил заказ от серьёзных парней, технолог человеческих душ. Ничего прорвёмся… пять минут до конца. Ничья в таком матче стоит иной победы».
– Григорио Бласко легко справился с угловым и, как из пращи, метнул мяч далеко вперёд к цетральному кругу, растерявшийся Бобров только провожает его взглядом. Капитан басконцев Луис Ригейро мастерски укрощает кожаный болид и стремительно продвигается по правому краю… Покончив с полами и вернув щётку в чулан, Оля хватается за тряпку и начинает ожесточённо тереть крышку новой газовой плиты, глядя на её блещущую чистотой поверхность стеклянными глазами.
– … передача в центр… Лангара… падает в штрафной площадке! Судья даёт свисток и бежит к одиннадцатиметровой отметке… Пенальти! Футбольный приговор!
На стадионе включается жидкое освещение. Фредриксон ставит мяч на точку и по хозяйски обходит штрафную: под его неумолимым взглядом игроки отступают за границу штрафной площадки. Заходящее солнце бьёт по глазам. Длинная тень Лангары едва не касается линии вратарской. Он торопится пробить пенальти пока солнце окончательно не скрылось за стеной круглой трибуны. Поправляет мяч, шнуровка должна быть на верху, и решительно отступает на три шага.
«Глаз не видно, солнце слепит… – будь оно неладно. Буду прыгать наугад. Вправо или влево? Вправо»…
Короткий разбег. Отталкиваюсь ногами и лечу в пустоту руками вперёд. В это мгновение солнце, наконец, скрывается за трибуной и я вижу широко раскрытые глаза Лангары, провожающие мяч, с силой пущенный прямо по центру ворот. Моя правая рука в тоже мгновение касается земли, а левая нога взлетает кверху.
«Не успеваю». – В голове проскакивает предательская мысль, но носок левой ноги, подчиняясь неведомой силе, продолжает тянуться к мячу.
Глаза фиксируют происходящее, как при замедленой съёмке: вот только фокус камеры сбивается на игроков, стоящих позади пенальтиста. Их рты открываются, руки победно тянутся вверх… Все футболисты собрались у моей штрафной площадки: лишь Севка и пара защитников застряли в центральном круге. Мяч уже выпал из поля моего зрения.
Удар! С усилием доворачиваю голову назад и боковым зрение вижу колыхание сетки за спиной.
«Не смог! Не смог. Стоп! Что это»?
В сетке ворот, как пойманная щука, трепещется моя левая бутса, игроки обеих команд завороженно смотрят на неё, а далеко впереди, в поле беззаботно скачет коричневый мяч.
– Севка, давай! – мой выкрик лишь на мгновение опережает могучий выдох стадиона. Стоявший до этого в оцепенении лицом к своим воротам, юноша вдруг резко разворачивается на 180 градусов, и пяткой отправляет подскочивший мяч верхом за спины, спешащим к нему защитникам, поймав их на противоходе. Ловко уклоняется от, пытавшегося ухватить его за майку, первого стоппера, удачно минует ноги другого, упавшего в подкате, и мчит к воротам противника. Получив фору, Севка как на крыльях летит к воротам, но с каждым шагом расстояние между ним и бросившимся вдогонку защитником сокращается.
Голкипер басконцев, не слыша нарастающего гула трибун, опытным взглядом оценил ситуацию и начал неторопясь выходить из ворот навстречу нападающему, чтобы сократить угол обстрела. Конечно, создавалась опасность того, что полевой игрок сможет просто перебросить мяч через вратаря в пустые ворота, но сделать это на скорости не так уж и просто.
«На мяч смотрит, – подумал вратарь. – мальчишка, ну теперь ты мой»!
Бласко решительно бросается вперёд, стремительно сокращая расстояние, Севка, как на тренировке, убрав мяч под себя, хладнокровно уходит направо и обводит распластавшегося на земле голкипера (подоспевший защитник с трудом перепрыгивает через своего вратаря).
– Бей! – Неистовствует публика.
Бобров спокойно останавливается, издевательски ставит ногу на мяч, дожидаясь пока защитник развернётся в воротах, замахивается как для удара в угол, укладывая его на газон и лёгким ударом низом закатывает мяч в сетку прямо по центру ворот.
– Го-о-ол! Го-о-ол! – Сквозь рёв стадиона в эфир едва пробивается голос Вадима Синявского.
Оля обессиленно опускается на стул, сидит с минуту неподвижно, слушая как диктор в исступлении повторяет одно слово, решительно выдёргивает вилку репродуктора из розетки и тихонько приотворяет окно, перегнувшись через широченный подоконник. В наступивших сумерках на сером небе ярко горит рубиновая звезда на Спасской башне. Опускает глаза на часы.
«Почти девять, припозднилась я с этим футболом. Последний пригородный поезд отходит без пятнадцати десять с Павелецкого. Быстрым шагом успею. Тогда лучше остаться в спортивном костюме», – замелькали мысли в её голове.
С улицы доносится шум тормозящих машин, она осторожно выглядывает вниз. Из открытых дверей двух «эмок», остановившихся у подъезда, появляются шестеро крепких парней в форме НКВД. Старший негромко раздаёт указания. Оля напрягает слух.
– Васильев, ты к пожарной лестнице. Вы двое – поднимаетесь на лифте в квартиру, да захватите с собой коменданта и ключи с вахты, – так… ты Гайнуллин – наверх по лестнице. Мы вдвоём с Хвостовым остаёмся внизу. (Подошедшему мужчине). Она дома? (Неясное бурчание). Хорошо, по коням!
Оля быстро метнулась в спальню и уже через мгновение вернулась на кухню, на ходу запихивая за пазуху паспорт. Как пушинка взлетает на подоконник, металлически щёлкает шпингалет и тонкая девичья фигура оказывается на узком парапете, идущем на уровне перил балкона вокруг здания.
– Вот, Валентин Петрович, – с соседнего балкона раздаётся глухой стариковский голос. – а я то мнил себя знатоком женской души. Отстал от жизни, не было такого в наше время, что бы дамы в окна к кавалерам лазали…
– Не наговаривайте на себя, Александр Иванович, – смеется его собеседник. – Это – Аня, она живёт у соседей, нянечкой служит…
– Добрый вечер, товарищ Катаев, – Оля прижимается щекой к стене. – и вы…
– … товарищ Куприн, с вашего позволения. – Смеётся старичок.
– … очень приятно… спасаюсь от черезчур назойливого… поклонника из органов, – шепчет девушка, осторожно на носочках двигаясь по узкому парапету: пятки висят в воздухе, руки прилипли к стене. – вы уж меня… не выдавайте ему, ладно?…
Мужчины с ужасом смотрят как девушка балансирует над бездной, мёртвой хваткой вцепившись в перила балкона.
– Бывало такое в Ваши времена, Александр Иванович? – Оля достигает водосточной трубы и неслышно скользит по ней вниз, тормозя ногами за крепления к стене.
– Да…, то есть нет… – с облегчением выдыхает писатель, когда отважная девушка благополучно достигает земли.
– Мо-лод-цы! Мо-лод-цы! – несётся вслед триумфаторам, которые, закончив круг почёта вокруг арены, стучат шипами по пути в раздевалку.
– Надо выпить, – заговорщически подмигивает капитан. – а то руки до сих пор дрожат. Исаак Максимыч, организуй.
Камерер понятливо кивает головой и исчезает. В душевую мгновенно возникает очередь и я опускаюсь на длинную скамейку, напротив шкафчиков. Ощупываю ногу, пытаюсь повращать ступнёй.