Тени в лунном свете - Говард Роберт Ирвин. Страница 5

2

Оливия спала, и во сне ее преследовало ощущение скрытого зла, словно образ черной змеи, тайно ползущей среди цветов. Ее сны были обрывочными и яркими — экзотические картинки, разбросанные части незнакомого узора, которые в конце концов сложились в картину, исполненную ужаса и безумия, фоном которой служили циклопические камни и колонны.

Она увидела огромный зал. Его высокий потолок поддерживался каменными колоннами, которые выстроились ровными рядами вдоль массивных стен. Между колонн летали огромные зеленые с алым попугаи. Зал был полон темнокожих воинов с ястребиными лицами. Они не были неграми. Ни их внешность, ни одежды, ни оружие не походили ни на что, известное в мире, в котором жила спящая.

Воины напирали на человека, привязанного к колонне. То был гибкий белокожий юноша, золотые кудри которого спадали на лоб, белизной подобный алебастру. Его красота была не вполне человеческой. Он был словно воспоминание о боге, высеченное из белого мрамора.

Чернокожие воины смеялись над ним, выкрикивали что-то на незнакомом языке. Гибкое обнаженное тело корчилось под их безжалостными руками. Кровь стекала по бедрам цвета слоновой кости и капала на полированный пол. Эхо разносило по залу крики жертвы. Затем, подняв лицо к потолку и небесам над ним, юноша ужасным голосом выкрикнул имя. Кинжал в руке цвета черного дерева оборвал его крик, и золотая голова упала на грудь слоновой кости.

Словно в ответ на этот отчаянный крик раздались громовые раскаты, как от колес небесной колесницы, и среди мучителей возникла фигура, будто материализовавшись из ничего, из воздуха. Фигура была человеческой, но ни один смертный человек никогда не обладал столь нечеловеческой красотой. Между ним и юношей, который безжизненно повис на своих цепях, было несомненное сходство. Но человечности, что скрадывала богоподобность юноши, не было в чертах незнакомца, застывших неподвижно и ужасных с своей красоте.

Чернокожие отпрянули от него. Глаза их сверкали бешеным огнем. Он поднял руку и заговорил, и голос его разошелся глубоким, многократным эхом в молчании зала. Словно в трансе, темнокожие воины продолжали отступать, пока не заняли места вдоль стен в равных промежутках друг от друга. Затем со сжатых губ незнакомца сорвалось чудовищное заклинание и приказ:

— Йахкулан йок тха, ксуххалла!

При звуках страшного крика черные фигуры застыли. Их члены сковала странная неподвижность, они неестественно окаменели. Незнакомец коснулся безвольного тела юноши, и цепи упали. Он поднял мертвое тело на руки. Затем обернулся, его спокойный взор скользнул по безмолвным рядам фигур черного дерева, и он указал на луну, которая заглядывала в зал сквозь оконные переплеты. И они поняли, эти напряженные, застывшие в ожидании статуи, которые были людьми…

Оливия проснулась, как от толчка, на своем ложе из веток. Она вся была в холодном поту. Сердце ее громко стучало в тишине. Она осмотрелась вокруг безумным взглядом. Конан спал, прислонившись к колонне, его голова свесилась на могучую грудь. Серебряное свечение поздней луны пробиралось сквозь дыры в потолке, бросая длинные белые полосы света на пыльный пол. Девушка смутно различала статуи — черные, полные скрытого напряжения, ожидающие. Борясь с истерикой, она увидела, как лунные лучи легко ложатся на колонны и статуи в нишах.

Что это было? Дрожь прошла по статуям, где их коснулся лунный луч. Оцепенение ужаса сковало ее, ибо там, где должна была быть неподвижность смерти, возникло движение: медленное шевеление, странные судороги черных тел, Ужасные крик сорвался с ее губ, когда она сбросила оковы, что держали ее в немой неподвижности. От ее вопля Конан прыжком вскочил на ноги с мечом в руке. Зубы его сверкали в темноте.

— Статуи! Статуи! О, Бог мой, они оживают!

Со страшным криком она прорвалась сквозь пролом в стене, разрывая своим телом лианы, и бросилась бежать — слепо, безумно, оглашая ночь дикими воплями, — пока твердая рука не схватила ее за плечо. Она визжала и барахталась в обхвативших ее руках, пока знакомый голос не проник сквозь туман владевшего ею ужаса, и она не увидела перед собой озадаченное лицо Конана, освещенное лунным светом.

— Что стряслось, девочка, во имя Крома? Тебе приснился кошмарный сон?

Его голос показался ей незнакомым и далеким. С отчаянным всхлипом она обхватила руками его могучую шею и судорожно прижалась к нему, плача и не в силах отдышаться.

— Где они? Они гнались за нами?

— Никто за нами не гнался, — ответил он.

Она села, продолжая все так же прижиматься к нему, и со страхом осмотрелась вокруг. Ее слепое бегство привело их к южному краю плато. Прямо под ними начинался склон, подножие которого скрывалось в густой тени леса. Обернувшись, она увидела руины, ярко освещенные высоко поднявшейся луной.

— Ты их не видел? Статуи двигались, поднимали руки, глаза их сверкали во тьме…

— Я ничего не видел, — нахмурившись, ответил варвар. — Я спал крепче, чем обычно, потому что мне уже очень давно не приходилось спать целую ночь. И все-таки не думаю, чтобы кто-то мог войти в зал, не разбудив меня.

— Никто и не входил, — она истерически рассмеялась. — Они уже были там. О, Митра, мы устроились на ночлег посреди них! Овцы забрели спать на бойню!

— О чем ты говоришь? — требовательно спросил он. — Я проснулся от твоего крика, но прежде чем успел осмотреться, ты бросилась наружу через трещину в стене. Я побежал за тобой, чтобы с тобой ничего не случилось. Я решил, что тебе приснился скверный сон.

— Так оно и было! — девушка вздрогнула. — Но реальность оказалась куда страшнее сна. Слушай!

И она рассказала все, что она видела во сне и, как ей казалось, наяву.

Конан слушал очень внимательно. Естественный скептицизм просвещенного человека был ему незнаком. В его мифологии встречались вампиры, гоблины и чернокнижники. Когда она договорила, он некоторое время сидел молча, в задумчивости поигрывая мечом.

— Юноша, которого они пытали, был похож на высокого мужчину, который появился потом? — спросил он наконец.

— Как сын на отца, — ответила она, и нерешительно добавила: — Если можно вообразить плод союза божества со смертным человеком, то это и будет тот юноша. Наши легенды говорят, что в древние времена смертные женщины иногда рождали детей от богов.

— От каких богов? — пробормотал он.

— Эти боги давно забыты, никто не знает их имен. Кто может знать? Они вернулись в спокойные воды озер, в тихие холмы, на берега, что лежат за звездами. Боги столь же непостоянны, как и люди.

— Но если эти статуи — люди, обращенные в железо богом или дьяволом, как могут они оживать?

— Это колдовство луны, — девушка снова задрожала. — ОН указал на луну. Пока на них падает лунный свет, они живут. По-моему, так.

— Но нас никто не преследовал, — пробормотал Конан, бросив взгляд на освещенные луной развалины. — Тебе могло присниться, что они движутся. Я думаю пойти и проверить.

— Нет, нет! — вскричала она, отчаянно схватившись за него. — Быть может, заклинание удерживает их внутри зала. Не возвращайся! Они разорвут тебя на части. О, Конан, давай спустимся в лодку и покинем этот ужасный остров! Гирканский корабль уже наверняка миновал его. Бежим отсюда!

Ее мольбы были столь горячи, что подействовали на Конана. Его любопытство по отношению к статуям уравновешивалось его же суевериями. Он не боялся врагов из плоти и крови, каково бы ни было их превосходство, но намек на сверхъестественность тотчас вызывал к жизни смутные и чудовищные инстинкты страха — наследство варвара.

Он взял девушку за руку. Они спустились по склону и вошли в густой лес, где шептала листва и сонно вскрикивали неизвестные птицы. По деревьями тени сгустились еще плотнее, и Конан шел зигзагами, чтобы избежать самых темных участком. Его взгляд безостановочно бегал по сторонам, и часто устремлялся вверх, на ветки у них над головой. Конан шел быстро, но осторожно. Он так крепко обнял девушку за талию, что она чувствовала, что ее скорее несут, чем ведут. Оба молчали. Единственным звуком был звук быстрых нервных шагов девушки, шорох ее маленьких ног в траве. Так они добрались через лес до воды, которая блестела в лунном свете подобно расплавленному серебру.