Среди свидетелей прошлого - Прокофьев Вадим Александрович. Страница 15

— Ах, Гоголь не понимает, за что люди на него сердятся? Надо растолковать ему это!

Так воскликнул умирающий Белинский, когда письмо Гоголя, обиженного на Виссариона Григорьевича за рецензию на книгу «Выбранные места из переписки с друзьями» прибыло из Франкфурта через Петербург в Зальцбрунн, где на курорте лечился Белинский.

Несколько дней просидел Виссарион Григорьевич за ответом. Тем самым ответом, который ныне известен всем. Ответом, который Владимир Ильич Ленин назвал «одним из лучших произведений бесцензурной демократической печати», отразившим «настроение крепостных крестьян против крепостного права».

Письмо Гоголя после смерти Белинского попало к писателю Николаю Филипповичу Павлову, беллетристическими произведениями которого так восхищался Пушкин. Он называл их «первыми замечательными русскими повестями, ради которых можно забыть об обеде и сне». Павлов еще раньше Белинского опубликовал в «Московских ведомостях» «четыре письма к Н. В. Гоголю», резко критикуя Гоголя за его реакционную книгу.

Умер и Гоголь. В России свирепствовала реакция. Павлов ожидал, что его могут арестовать. И он не ошибся, вскоре его действительно арестовали и выслали в Вятку за «найденные вольнодумные бумаги».

Накануне ареста Павлов значительно почистил эти бумаги, кое-что сжег, кое-что порвал. Порвал он на мелкие куски и письмо Гоголя к Белинскому. При этом присутствовал друг Гоголя и Павлова — Степан Петрович Шевырев. Незаметно он подобрал с полу кусочки письма и спрятал. Несколько кусочков он не заметил, и потом Павлов вымел их с обрывками остальных уничтоженных бумаг.

Так и покоится это письмо в Архиве литературы и искусства, склеенное из кусочков, под целлофаном, предохраняющим его от окончательного уничтожения или утери еще нескольких клочков.

НА КНИЖНЫХ РАЗВАЛАХ

У некоторых памятников судьбы и необыкновенные и в то же время прозаические.

Кто из старых жителей Ленинграда не помнит знаменитых петербургских и петроградских книжных развалов! Нет, это не шикарные букинистические магазины Невского, с богатыми витринами, уставленными дорогими альбомами, юбилейными изданиями, легким чтением для девиц Смольного. Это лавочки на Университетской набережной, рогожки на тротуарах Выборгской стороны. В начале 20-х годов нашего века на книжных развалах появилось необычно много всевозможных рукописей. Это и не случайно. В годину революции, когда народные массы вышли на улицы, срывали царские эмблемы и гербы, жгли полицейские околотки и жандармские управления, «досталось» и некоторым архивам, как государственным, так и частным.

К тому же некоторые бывшие чиновники архивов постарались изъять, или попросту украсть, из хранилищ некоторые наиболее ценные документы. Вероятно, вкусы у этих воров были самые различные.

Заслуженный артист РСФСР Виктор Львович Кубацкий, роясь среди различных бумаг, высыпанных прямо на тротуар одной из ленинградских улиц, наткнулся на какие-то ноты. Ноты были написаны от руки, и это насторожило артиста.

Продавец запросил смехотворно малую по тем временам сумму — 5 рублей — стоимость бумажной макулатуры.

Каково же было удивление и радость покупателя, когда он обнаружил, что приобрел рукописи партитур Римского-Корсакова!

Рукописей было две. Одна — обработка для духового оркестра «Марша» Шуберта, другая — «Полонеза» Шопена. Кубацкий навел справки, и оказалось, что эти партитуры никогда не издавались, хотя обе они относятся к 1888 году.

Рукописи партитур по некоторым пометам на них свидетельствуют о том, что, прежде чем очутиться у букиниста, они какое-то время пролежали в Морском архиве. Кто знает, как очутились они на развале?

Теперь они снова в архиве, но уже не в Морском, а в Государственном архиве литературы и искусства в Москве.

ПОСЛЕДНИМ САМОЛЕТОМ

Вы, наверное, помните трагическую повесть жизни «наследника» и даже императора всероссийского Ивана Антоновича. Напомним тем, кто забыл.

Иван VI, или Иоанн Антонович, император всероссийский, как известно, на престоле сидеть не мог, так как был возведен на оный в возрасте двух месяцев, а низложен, когда ему едва исполнилось четыре с половиной. Остальная жизнь этого «императора» протекала в различных темницах и последние годы — в одиночке Шлиссельбургской крепости.

В ночь с 4 на 5 июня 1764 года подпоручик Смоленского полка Василий Яковлевич Мирович с помощью подложных манифестов склонил на свою сторону гарнизонных солдат, арестовал коменданта крепости Бередникова и потребовал выдачи Ивана Антоновича. Приставы, охранявшие узника, поначалу попробовали сопротивляться, но, когда увидели, что Мирович наводит на крепость пушку, сдались.

Однако прежде чем сдаться, приставы выполнили инструкцию, данную им графом Н. Паниным от имени императрицы Екатерины II: «Ежели паче чаяния случится, чтоб кто пришел с командою или один, хотя б то был и комендант или иной какой офицер, без именного за собственноручным Е. И. В. подписанием повеления или без письменного от меня приказа и захотел арестанта у вас взять, то оного никому не отдавать и почитать все то за подлог или неприятельскую руку. Буде же так оная сильна будет рука, что спастись не можно, то арестанта умертвить, а живого никому его в руки не отдавать».

И не отдали. Бунт подавили. Мировича казнили. Правительство сделало все, чтобы стереть всякую память об неудачливом «императоре» Иване VI. Но его трагический образ, драматическая попытка освободить его и возвести на престол долгое время занимали умы историков и писателей.

За столетие накопилась большая литература, посвященная Ивану Антоновичу. Среди специальных исследований, которых ныне уже почти никто, кроме узких специалистов, и не читает, есть и роман.

Он так и называется — «Мирович».

Роман принадлежит перу популярного в свое время писателя Григория Петровича Данилевского. Да и в наши дни его исторические романы, особенно «Черный год» и «Сожженная Москва», пользуются спросом у читателей.

Прекрасное знание эпохи, быта делают его роман «Мирович» подлинным источником по истории второй половины XVIII века. Данилевский хорошо знал и психологию узников царских застенков, так как в свое время по ошибке был привлечен к делу петрашевцев и несколько месяцев просидел в одиночке Петропавловской крепости.

Данилевский несколько раз переделывал свой роман, видимо опасаясь, что цензура может его не пропустить.

В 1890 году писатель умер. Когда же хватились искать его архив, то почти ничего из рукописей Данилевского не нашли. Оказалось, что его дети в память об отце разобрали рукописи, и большинство их пропало.

Архива Данилевского фактически не существует, если не считать рукописи романа «Мирович». Она нашлась почти через полстолетия после смерти писателя.

1890 год. Париж. Младшая дочь Данилевского хотела рассеяться после тяжелой утраты. Но Париж завертел ее, и она не успела опомниться, как стала женой молодого испанского дипломата Родригеса.

И вот она уже в Мадриде. Потом Бразилия, Чили, Аргентина, азиатские столицы…

В России отгремели революции. Умер Родригес. Умер крупным дипломатом. Его жена с детьми осталась жить в Испании.

Когда в Испании началась борьба с франкистами, престарелая дочь Данилевского и ее дети встали на сторону народа, приняли самое активное участие в народной борьбе. События застали их в Барселоне. Годы борьбы. Но фашисты побеждали. Уже пал Мадрид, захваченный мятежниками, а Барселона еще отражала штурмы.

И только тогда, когда уже франкистские войска захватили центр города, с аэродрома Барселоны поднялся последний самолет, увозивший последних защитников города.

Этот последний самолет был переполнен до отказа. Этим самолетом улетела и Данилевская с детьми. Они бросили все. Все, кроме рукописи «Мирович». Рукописи, которая досталась младшей дочери писателя. В 1937 году Данилевская и ее дети обосновались в Москве, на Арбате.