Её телохранитель (ЛП) - Пейдж Сабрина. Страница 56
Проблема в том, что я так далеко зашла, что мне даже всё равно, если это так, потому что прямо сейчас я протягиваю руку между ног, чтобы потереть клитор пальцами, а Макс трахает меня так глубоко. Думаю, что я, возможно, полностью сошла с ума в этот момент.
— Александра, ты идёшь? — спрашивает София.
Вот дерьмо.
Я.
— Да! — громко кричу я.
Хватка Макса на моих бёдрах напряглась, и он резко входит в меня, головка его члена вошла так глубоко в меня и ударила так точно, что я знаю, что сейчас взорвусь. Мои руки скользят по столу, и я наклоняюсь вперёд, почти упираясь лицом в поверхность. Я едва удерживаюсь, но перчатки и ожерелье с грохотом падают на пол. Я кончаю с удвоенной силой, мой оргазм омывает меня, как только Макс отпускает меня и наполняет мою киску своим теплом.
— Да, да, да, да!
Боже.
Я думаю, что моё сердце, возможно, перестало биться. Снаружи полная тишина, не слышится никакой музыки. Макс остановился, положив руки на мои бёдра, поддерживая меня, когда мои мышцы сжимают член, и мужское тело дёргается, но продолжает входить в меня. Я умираю, пытаясь удержаться от громких криков, пока мой оргазм продолжается.
Если бы не тот факт, что мы оба могли бы оказаться в очень реальной, очень серьёзной беде, всё это было бы смешно.
Затем София произносит:
— Ну, это очень восторженный ответ. Я так понимаю, тебе это нравится?
Она имеет в виду платье, но Макс шепчет мне на ухо.
— Моя сперма капает с тебя. Тебе это нравится?
Я закрываю глаза, когда он тянет моё тело вверх, его руки обнимают меня и прижимают к груди.
— Мне это нравится! — громко кричу я, пытаясь заглушить хихиканье, нарастающее внутри меня. — Мне это очень, очень нравится.
— Я так рада, — говорит София.
Музыка начинается снова, и я вздыхаю с облегчением — облегчением и посторгазмическим блаженством.
Макс шепчет мне на ухо.
— Ты тоже рада, грязная девчонка?
— Я рада, — кричу я.
Он тянет подол платья вниз по моим бёдрам.
— Когда ты будешь стоять там, и они будут менять твоё платье, а моя сперма капать с твоих бёдер — я хочу, чтобы ты думала обо мне.
Невозможно думать ни о чём другом.
Глава 35
Макс
— Я не думал, что ты из тех девчонок, которые любят девчачьи фильмы.
— А какая я по-твоему девушка?
— Даже не знаю. Ты метаешь ножи и лазаешь по стенам.
Она бросает мне горсть попкорна, прежде чем нажать на кнопку, чтобы откинуть своё кожаное сиденье.
— Я вынуждаю тебя пойти со мной в кино?
— А что, чёрт возьми, мне ещё делать, пока я на дежурстве? Я словно привязан к твоей ноге, — жалуюсь я, но на самом деле вовсе этого не делаю.
Алекс игриво улыбается мне.
— Больше похоже на то, что ты привязан ко мне членом, — говорит она, нажимая «play» на пульте дистанционного управления.
Фильм проецируется на гигантский экран, но я почти не обращаю внимания на глупое кино, не тогда, когда Александра сидит здесь, выглядя так, как сейчас. Её щеки пылают светло-розовым румянцем, такими они кажутся постоянно в последнее время. Она одета во фланелевые клетчатые пижамные штаны с белой майкой и розовые тапочки в виде кролика.
У девушки есть способность сделать наряд безумно сексуальным. Я думаю, что это в миллион раз сексуальнее, чем прозрачное платье, которое она носила в ту ночь, несмотря на то, что это платье теперь занимает особое место в моём сердце.
— А что это вообще такое? — спрашиваю я.
— Десять причин моей ненависти, — отвечает принцесса. — Ты собираешься сесть или как, Джеймс?
— Это что, Протровский фильм?
— Ты что, шутишь? Это американский фильм. Это практически «Укрощение строптивой».
Теперь я громко фыркаю.
— Ты пытаешься послать мне не очень тонкий намёк, что я тебя приручил?
— Как пожелаешь, Телохранитель.
Алекс смеётся, и я не могу удержаться от улыбки, как чёртов лунатик, что, кажется, я и делаю в последнее время: улыбаюсь, как идиот.
Я сажусь в кресло рядом с ней, устраиваясь в ультра-удобном кожаном кресле. Я был в театре во дворце, но не в том, что в летней резиденции, который гораздо менее вычурный. И всё же, чёрт возьми.
— Это то, что получаешь, будучи королевских кровей?
— Просмотр кино дома? Разве вы не делаете это в Кентукки?
Я смеюсь, потянувшись к её миске за попкорном.
— Мы не смотрим фильмы в наших частных кинотеатрах в наших летних резиденциях.
— Ладно, тогда чем вы занимаетесь в Кентукки?
Я пожимаю плечами.
— В моём городе никогда особо не было чем заняться. Только на открытом воздухе: рыбалка, грязевые ванны, тюбинг по реке, распитие самогона (прим. Тюбинг — катание на надувных санках (тюбах) по снегу или по воде.)
— Грязевые ванны?
— О, господи, конечно же, ты никогда не была в грязевых ваннах.
— Звучит грязно.
— Это весело. Вы едете и разрываете грязевое поле в грузовике.
— Да, звучит очень весело, — произносит Алекс, скептически глядя на меня.
— Здесь, в деревне, у вас должен быть тюбинг. Тебе бы это понравилось. У вас есть идеальная река для этого за домом. Держу пари, у вас там также хорошая рыбалка.
— Рафтинг, ты имеешь в виду?
— Тюбинг — это не то же самое, что рафтинг, — смеюсь я. — Тюбинг — это сплав по реке с ящиком пива и музыкой.
— Моё детство было связано с уроками музыки, этикета и белыми платьями с оборками на матчах по поло.
Я бросаю в девушку попкорн.
— Вах, вах, вах, — поддразниваю я. — Твоя бриллиантовая диадема была слишком тяжёлой? Не пытайся произвести на меня впечатление своим трагическим воспитанием, несчастная маленькая богатая девочка.
Алекс смеётся, отражая мою атаку попкорном.
— Стой, стой! Я говорю, что твоё детство было, наверное, веселее моего.
— Да, — признаюсь я, когда на меня накатывает внезапная волна ностальгии по родному городу. — Мои родители — хорошие люди. В моём городе полно хороших людей. Но сейчас численность сокращается.
— Но почему?
Я пожимаю плечами.
— Люди переезжают в более крупные города.
— Переезжают в другие страны, — добавляет она.
— Да, и это тоже. Шахта закрылась, всё стало сложнее для большинства людей в городе, которые там работали.
— Это печально, — говорит Александра. — Ты скучаешь по Кентукки, не так ли?
Я пытаюсь стряхнуть с себя чувство ностальгии.
— Конечно. Если ты уедешь, то будешь скучать по Протровии?
— Иногда мне кажется, что да, — признаётся она. — Множество раз, я не знаю. Когда я была ребёнком, то притворялась, что я не принцесса.
— Разве большинство маленьких девочек не притворяются принцессами?
— Не суди меня. Я знаю, это звучит неблагодарно, девушка, у которой есть всё, хочет быть обычным человеком.
— Всё в порядке, я уже знаю, что ты избалованный ребёнок, — шучу я.
Принцесса забрасывает меня попкорном.
— Задница.
Затем мы оба замолкаем и устраиваемся поудобнее, ни один из нас ничего не говорит, пока мы смотрим фильм. Тишина комфортная. Чёрт, просто быть с ней сейчас так чертовски комфортно. Логически, я знаю, что чувствовать себя комфортно с Алекс так дьявольски опасно по многим причинам. Проблема в том, что я обнаруживаю, что хочу быть таким же с ней, болтаясь в пижаме и тапочках в виде кроликов, обычная девушка без тиары или обязанностей, или богатой семьи, или каких-либо ожиданий, которые приходят с привилегиями. Каждая часть меня кричит, что она не обычная девушка и никогда ею не будет. Думать о ней, как о ком-то другом, кроме принцессы — это бред.
Поэтому я сосредотачиваюсь на фильме.
В конце, когда девочка перечисляет всё, что она ненавидит в мальчике (то есть всё, что она любит в нём), Александра всхлипывает. Я поворачиваю голову, чтобы посмотреть на неё.
— Ты только что шмыгнула носом?