Артемида. Изгнание (СИ) - Хант Диана. Страница 4

– Так поделитесь своими мыслями, – нехорошо улыбнулся Андрей Викторович.

– Охотно. Вас интересует взгляд Платона на роль поэзии в воспитании стражей? Или может, пять градаций души по степени счастья? Или рассказать о воинском долге горожан? – говоря это, я удивлялась не меньше Бескудина, ведь я «Государство» и в руках не держала… Тем не менее, сила, говорившая во мне, продолжала.

– Или о том, как я отношусь к тому, что Платон призывал ставить у власти мыслителей, философов, мотивируя это тем, что власть неразделима с мудростью и призывал народ чтить богов, не забывать о том, кому они обязаны собственным благополучием?! Да этот достойный человек…

– Хватит, Шаинская. Я вижу, Вы и в самом деле хорошо знакомы с первоисточником! – Викторович захлопнул зачетку и протянул мне. – Поздравляю.

В коридоре зачетку сразу выхватили из рук.

– Тё-ёма! Ничего себе! Единственная, между прочим.

Не веря, я заглянула через плечо Ершова: ничего себе! Высший балл! Вот уж не ожидала. Нет, я слышала о том, что от страха можно забыть то, что знала, но с тем, что можно вспомнить то, о чём ты со стопроцентной вероятностью понятия не имела, сегодня столкнулась впервые…

***

– Тёма, очнись, – я оторопело уставилась на Верку, дергающую меня за рукав, и по недоумевающим лицам одногруппников поняла, что это не первая попытка Малышевой привести меня в чувство.

– Завтра в «7». Собираемся в одиннадцать, в третьем зале.

– Я помню.

– Будешь?

– Постараюсь, – уклончиво ответила я. На самом деле в тот момент я изо всех сил старалась сохранить безучастный вид, не демонстрируя одногруппникам крайнюю степень замешательства. Потому как за спиной Малышевой по серой стене родного альма-матер заструился родник. Я даже отчетливо услышала звон капель о мраморный бортик природного бассейна. Картина, промелькнувшая перед глазами за долю секунды, была настолько реалистичной, что казалось, если я легонько толкну Верку в грудь – купаться ей в удивительной красоты горячем источнике в мраморной пещере, прямо в новом белом платьице с юбкой, расшитой солнечными лучами…

Вместо того чтобы толкать одногруппницу, я закрыла глаза, и замерла, боясь открыть – и опять увидеть две реальности: одну, наложенную на другую. Как утром, в метро, перед тем, как некто в черных перчатках толкнул меня под поезд. Точно! Как я могла забыть, и какой еще «7»?! Меня хотели убить! Но и это ничто по сравнению с тем, что я свихнулась. Может, ещё не окончательно, но делаю уверенные шаги по направлению к комнате с белым потолком… Но если я сбрендила, может и попытка убийства мне привиделась?! В любом случае, сейчас мне крайне необходимо посетить совсем другое место…

– Шаинская… – Верка выглядела взволнованной. – Да что с тобой?

Вдохнув поглубже, я всё-таки открыла глаза и с облегчением уставилась на серую стену факультета, как на внезапно обнаруженное месторождение алмазов.

– В «7». Завтра. В одиннадцать. Буду! – я постаралась вложить максимум оптимизма в эти слова и припустила от группки студиозусов, сильно стараясь не перейти на бег.

– Артём! Подожди, дело есть! – меня нагнал Славик Арсентьев, высокий, пожалуй, даже очень высокий шатен волне себе умопомрачительного, по мнению женской половины всех курсов нашего филиала, вида. По мне – так Арсентьев слишком скучный, иначе говоря, тормоз, но девчонкам нравится, что есть, то есть.

Хуже всего, что Славик ещё со школы прекрасно осведомлён о собственной внешности, с отказом от очередной дамы сердца, видимо сталкивался не так часто, ввиду чего для того, чтобы покорить очередную гражданку-красавицу с временной или постоянной регистрацией видимых усилий прилагать не привык. От меня ему чегой-то понадобилось?

– Что надо? – дружелюбно поинтересовалась я. – До завтра не потерпит?

– Ты какая-то напряженная, Тёма, – ухмыльнулся Славик, заиграв ямочками на щеках, и заправляя прядь волос за ухо. Ни дать ни взять – Аполлон.

…Да до Аполлона ему – как до Большой Медведицы от Каллисто в балетной пачке! Слишком слащав! – не согласился со мной внутренний голос, как будто он знает, как реальный Аполлон выглядел…

– Давай подвезу?

– На велосипеде?! – съехидничала я.

В ответ Арсентьев небрежным, но подозреваю, что хорошо отрепетированным жестом щёлкнул ключом от машины и, стоявшая рядом с нами новехонькая бэха мигнула фарами.

– У братухи взял погонять, – пояснил Славик и картинно распахнул передо мной дверь.

Я оглянулась – женский состав нашей группы стоял на крыльце, открыв рты. Вот выпендрёжник! Не хватало ещё слухов по всему универу! К победам Арсентьева народ давно привык, и к концу третьего курса очередная осчастливленная мамзель задерживалась на слуху у общественности пару дней, не больше, потом интерес к ней утихал, но учитывая мою репутацию, тут даже летние каникулы не помогут!

Дело в том, что о моей «дикости» и «несговорчивости» тоже в своё время шуршали. У меня не то, что парня из студенческой общины никогда не было, такого, чтобы всё видели, я при встречах в щёчку, как остальные девчонки, не целуюсь. Причем с девчонками тоже. Ну не могу я! Не люблю такой близкий телесный контакт! Мне сама мысль о том, что нужно прикасаться к кому-то постороннему, противна. Я к врачам хожу только при крайней степени необходимости и напившись пустырника, который, кстати, не помогает. Не знаю, что со мной не так. Может, воспитание… не то, чтобы Лана воспитывала меня высокоморальной барышней с томиком Тургенева в руках, даже наоборот. Маменька практически никогда и ничего мне не запрещала. Эдакая муми-мама, только с умопомрачительной фигурой и волосами, как у русалки, до пояса. Да и сама Лана далека от идеального примера добропорядочности для подрастающей дочери.

Но не совсем логичный ситуации результат я всегда объясняла себе таким образом: запретный плод всегда сладок. Поэтому подружки последнюю треть пубертатного периода вовсю зажигали на дискотэках, флиртовали с мальчиками, сбегали из дома по выходным, правда всегда в одном и том же направлении сбегали, точнее, на одну и ту же дачу – к Наташке Балалайкиной, поэтому родители смотрели на такие «побеги» сквозь пальцы. Я же никогда не видела особой романтики в том, чтобы ночевать зимой на летней неотапливаемой даче под грудой тулупов, под аккомпанемент дружного сопения хмельных подруг и часто зарвавшихся друзей…

Немного позже я поняла, что дело даже не в «запретном плоде» – мне просто действительно неинтересны все эти сюси-пуси, томные вздохи во время разговоров о парнях, «долгие взгляды коротких встреч» и тому подобная муть.

Но выделяться из толпы не комильфо, и на первом курсе универа меня отчаянно пытались совратить с пути истинного или хотя бы сосватать. Пришлось маминому поклоннику несколько раз забрать меня на машине после пар, этого с лихвой хватило на рассказы о моих идущих в ногу со временем, и даже это самое время опережающих, амурных делах, и меня оставили в покое.

И вот теперь, когда даже несмотря на то, что мамины друзья давно не забирали меня из универа, сокурсники наконец-то оставили меня в покое, Арсентьев решил всё испортить!

Я уже собиралась не менее картинным жестом захлопнуть серебристую дверь «братухиной бэхи», и поскакать своим ходом к метро, как вспомнила сегодняшний, мягко говоря, не вполне удачный опыт посещения сего общественного места, да ещё прибавить к этому ни с того ни с сего «поехавшие» мозги… мало ли, в таком состоянии, могу ведь и до больнички не доехать… Была не была!

Я быстро села на пассажирское сиденье, усиленно делая вид, что каждый день езжу домой с Арсентьевым.

***

А всё-таки, что ему от меня надо? – с запозданием подумала я, когда Славик тронул машину с места.

Услышав адрес, Арсентьев удивленно поднял бровь:

– Ты заболела?

– До сих пор флюорографию не сделала, – соврала я, имея ввиду медосмотр накануне сессии.

– И как тебя допустили? – недоверчиво нахмурился Славик.