Артемида. Изгнание (СИ) - Хант Диана. Страница 70

У нас с нимфой литр воды и полпачки печенья. До храма Гекет, куда мы упрямо держим путь, сутки пути на колёсах. У нас ни карты, ни GPS. Один из мобильников, Идин, Пол не тронул. Он просто закатился под машину, выпав в раскрытое окно, но какой от него толк, если он разрядился, а зарядить негде? Если мы каким-то чудом выжили сегодня, то, что-то мне подсказывает, это ненадолго. И почему было не принять помощь Афродиты? Что за вожжа мне под хвост попала?!

Нет, с этой гордостью бессмертной наини в пустыне не выжить. Что есть, то есть.

***

Наверно, сон понемногу сморил и меня, сказалась усталость и пережитые эмоции, потому что ржанье лошадей и крики людей на непонятном языке донеслись до меня как издалека.

Не сразу я поняла, что то, что происходит, не сон, и люди, спешившиеся с лошадей, в куфиях, святящие на нас с Идой фонариками, и говорящие что-то на незнакомом языке, мне не снятся. Их было человек десять. Мужчин. Высокие, плечистые, с европейскими чертами и сравнительно светлой кожей, они разглядывали нас, недоумённо цокая языками и качая головами в одинаковых куфиях.

Фавн меня подери, я ничего не понимала, но как-то быстро сообразила, что это может оказаться, как помощь, так и очередное, и на этот раз последнее, препятствие на пути на Олимп.

Кто их знает, что на уме у этих людей. Нас не трогали, только не отводили глаз, и противно светили в глаза фонариками.

Рядом зашевелилась нимфа. Крепкий у неё сон, не добудиться.

– Ида, вставай, – тряхнула подругу я, и та тут же начала подниматься.

Я поднялась на ноги, слегка отряхнулась, и поприветствовала мужчин на английском:

– Здравствуйте.

Молчание.

– Вы говорите по-английски?

Молчание.

Ида, похоже, пришла в себя.

Ткнув пальцем себя в грудь, потом меня, причём попала как назло в тот самый чёрный синяк, оставшийся от пули Пола, она показала этим же пальцем куда-то в сторону, и сказала одно слово:

– Гекет.

Но к чести нимфы, это слово она сказала ясно и внятно. По всему было видно, что наши новые знакомые отлично её поняли, потому как переглянулись, и опять зацокали языками.

Раздалось бренчание, и из темноты показались ещё двое мужчин, которые спешились, и один с удивлением уставился на нас, а другой бросил на землю наши бронежилетики и окровавленную рубашку Иды, которую та оставила у машины.

– Вот спасибо! – воскликнула я по-русски. – Тэнкъю, я имею ввиду. От души вам, ребята. Хоть мы и сами это выбросили.

– Зачем? – спросил по-английски один из мужчин, самый молодой, невысокого роста, крепкий и коренастый.

И это было так неожиданно, что мы с Идой обе подпрыгнули. Я уже прокручивала в голове варианты объяснения с туземцами.

– Зачем вы выбросили хорошие вещи? – повторил мужчина и нахмурился, ожидая ответа.

– Очень тяжело было нести, – честно ответила я.

– А рубашка испачкалась в крови, – пояснила способная к языкам нимфа.

Мужчина отвернулся к своим и обменялся с ними несколькими предложениями.

– Кто стрелял в вас?

– Мой брат, – опять-таки честно ответила я. Потом вспомнила, что в этом воплощении Павел Аркадьевич никакой мне не брат, и махнула рукой. – У нас сложная система родства.

Потом подумала, что запутала ситуацию окончательно, и пока решала, как её исправить, отвлеклась на гневную и эмоциональную речь одного из мужчин. Чернобрового, с горбатым носом, и узкой чёрной бородкой клинышком. На щеке мужчины была татуировка. Впрочем, как и практически на всех лицах. Неизвестный мне орнамент украшал скулы мужчин, у кого-то одну сторону лица, у кого-то обе.

В короткой и, как показалось мне, яростной речи мужчины я трижды услышала повторение слова «Гекет».

– Гекет! – крикнула я, и все обернулись в нашу сторону. – Нам надо в храм Гекет.

Самый взрослый из присутствующих, с окладистой бородой с серебряными нитями, чьи скулы украшали сразу две татуировки, при более пристальном рассмотрении я увидела перевернутый треугольник с закорючкой в центре и какими-то значками по граням, вышел вперёд.

Мужчина поднял белую рубашку Иды, с бурыми разводами крови на ней. Надо же, у нимф, оказывается, кровь того же цвета, что и у людей, как всегда некстати подумалось мне. Тем временем мужчина поднял рубашку к лицу, и с силой втянул в себя запах крови. Затем он поднял рубашку нимфы над головой, от чего эта самая нимфа присела, видимо, от ужаса, вряд ли от восторга, и хрипло выдохнул одно слово:

– Гекет!

После чего все развернулись и повскакивали обратно в сёдла, что уж вообще не вмещалось ни в какие рамки.

– Эй! – я от обиды на мгновение утратила дар речи. Чего это они, а?

– А мы? – таким же обиженным тоном спросила Ида.

В ответ тот мужчина, который говорил с нами на английском, протянул мне руку с таким видом, как будто, мол, чего это я туплю, или мне приглашение отдельное надо? Представьте себе, надо, я им что, фея какая, чтобы мысли читать? Я же думала, они нас бросают здесь, после того, как всё таким образом чудесно разрешилось. Бронежилеты наши, кровь Иды, обстреляли нас на пути к храму Гекет, и сделал это мой брат, который мне вовсе не брат. Всё предельно просто.

Размышляя, таким образом, и не прерывая мысленного диалога с молодым человеком в куфии, я с третьей позорной попытки оказалась в седле за его спиной.

Ида, не без содрогания приняла предложение того самого мужика, что кровь её нюхал, – везет подруге на неравнодушных к содержанию её артерий, прости меня Небо, и ловко заскочила к тому в седло, под одобрительное цоканье и возгласы.

А потом мир исчез.

Остались только твёрдые, сильные, материальные и ощутимые потоки воздуха, полёт, потому что скачкой это назвать я бы не решилась, и тёплая, мускулистая спина человека, сидевшего передо мной в седле и управляющего лошадью. От страха я вцепилась в него с такой силой, впрочем, учитывая, что я то и дело подлетала в воздух, в такт движениям его сильных бёдер, это было необходимой мерой. Между прочим, первый мой опыт передвижения верхом. И точно могу сказать, не знаю, каким чудом я удержалась. Вряд ли так уж хотелось жить или победить в погоне за Свитком. К тому же, нашу часть Свитка мы благополучно профукали, и я не знала, что же так неумолимо тянет меня в Храм Гекет. Вряд ли честолюбие и амбиции, или стремление выполнить волю папахена, которая, будь моя воля, оказалась бы для него последней.

Нет, просто хотелось кое-кому в глаза посмотреть, только и всего. Но вот, только что. Сильно хотелось. Да.

Но мы ехали не в храм Гекет, это я почему-то понимала. Хотя и странно было – откуда? Ведь ни GPS, ни каких-либо опознавательных знаков на местности, но когда мы подъехали к целому городку в пустыне, я поняла, что не ошибалась.

Обнесённое невысокой каменной стеной, поселение состояло из каменных и глиняных домов, палаток, шатров. Судя по журчанию воды где-то рядом, здесь мы сможем напиться вдоволь. А потом пусть делают, что хотят, – устало подумала я.

Стоило нам остановиться на отшибе, как тут же территория перед стеной заполнилась такими же мужчинами в куфиях и, к нашему с Идой обоюдному облегчению, женщинами в платках.

Чьи-то сильные руки подхватили меня, помогая выбраться из седла, Ида же ловко спрыгнула сама.

Наши спутники сказали что-то тем, кто нас встречал, и женщины заахали, зацокали языками, буквально ощупывая нас с нимфой на предмет повреждений. Одобрительно кивали тому, что на первый взгляд, мы оказались целыми.

Из того, что эти люди то и дело повторяли, мы с Идой уловили только одно слово: «Гекет».

Приглядевшись в свою очередь к лицам, нас окружающим, я обратила внимание на то, что лица со светлой, хоть и загорелой кожей и женщин и мужчин, украшали татуировки. Только если на мужских лицах орнамент был нанесён на скулы, то у женщин – на лбы и подбородки.

– Кто это, Артемис? – спросила Ида.

– Не знаю, – честно ответила я. – Вообще похожи на берберов, но только что бы тем здесь делать. Да и татуировки отличаются, насколько я помню.