Теневая месса (СИ) - Кадышева Дарья. Страница 94
Как славно, что её это перестало интересовать ещё в Траквильском лесу.
«Врёшь, милочка».
Сердце заколотилось, сдираясь стенками о кость грудины.
Рядом стоял Киар Фрин, и его Лета поприветстовала кивком. Тёмноволосый эльф поклонился. Оба выглядели вполне недурно для впавших в немилость своего народа и побывавших в цепях и кандалах. Даже успели загореть и набрать вес, хотя провели в Сфенетре не больше месяца.
Лиам не отрывал от неё взгляда.
— Ты так красива.
Она промолчала.
Лиам откашлялся и покосился на Киара.
— Дометриан наверняка тебе рассказал, что мы с некоторых пор ведём дела в Китривирии. Гонтье стал королём.
— Я слышала, — резко ответила Лета.
Дела в Китривирии. Ну, конечно. Дометриан предоставил политическое убежище работорговцу.
Во время её прошлого нахождения в Сфенетре Лиам всерьёз думал о том, чтобы внести вклад в развитие боёв на арене. Он и раньше продавал царю рабов, людей, схваченных эльфами близ Лесов Орэта. Некоторые его помощники даже устраивали охоту в княжествах. Ходили слухи о целых бандах, нападающих на людей в Дымных лесах и в деревнях Стронницы. Эти похищения были лишь тенью того, что masdaus вытворял в годы Медной войны. А многие рабы, разносившие сегодня по залу еду и напитки, были привезены сюда заслугами Лиама и его соратников.
Шпионаж, торговля рабами, убийства — Дометриан знал об этом и находил Лиама полезным. Его изгнали из Грэтиэна, но царь обмолвился, что и здесь, в столице илиаров, имеются проблемы, решение которых можно поручить эльфу. Лета не хотела знать подробностей.
Подозревал ли Дометриан о том, что Лиам собирался ещё и приложить руку к подпольным боям, запрещённым в Китривирии? Если это правда, она всё равно не станет доносить. Рано или поздно это всплывёт наружу, и Лиам поплатится за свои грешки.
Дьявол, царь так доверял и симпотизировал этому эльфийскому куску дерьма, что закрыл глаза на его отказ защищать Лету на суде. А ведь её действительно могли казнить, несмотря на обещания юстициария помочь выпутаться из сложившейся ситуации.
И вот, спустя столько времени, она смотрела Лиаму в глаза, вспоминала о том, что он сделал, и сопротивлялась порыву шагнуть к нему и уткнуться лицом в шею. Между ними, пусть и в прошлом, была какая-то связь, крепкая и греющая Лету в минуты отчаяния и грусти, и она не успела исчезнуть насовсем.
«И почему жизнь постоянно подбрасывает мне таких ублюдков?»
Он решился продолжить:
— Время покажет, каким будет его правление. Дометриан верит, что он убил принцев. Но у царя в Грэтиэне мало полномочий, так как всё, что сделал Гонтье, не нарушает условий союза илиаров и эльфов.
«Боги, о чём он вообще толкует?»
Злость распухала где-то в груди с каждым толчкомставшей невероятно горячей крови в венах. Рихард незаметно касался её бедра тыльной стороной ладони, призывая не делать глупостей.
— Ты предал меня.
— Вовсе нет.
— Ты предал меня, и ничего не изменилось. Тебе также пришлось сбежать.
— Я готов искупить вину. Скажи, чего ты хочешь.
В глазах светилась мольба, но Лета не поверила ей.
Хорошо, что этот разговор происходил при свидетелях. Иначе она бы наорала на него.
Лета молчала какое-то время, позволяя злобе внутри утихнуть. Танцы у фонтана обрели медленный и плавный темп.
Она взглянула на Лиама и на одном дыхании произнесла:
— Ты оставишь все свои дела с рабами и шпионажем в Сфенетре и присоединишься к нам.
Он поджал губы.
— Еще один маг не будет нам помехой, — дополнила она сухо. — Тогда, возможно, я прощу тебя.
— Я не готов на такое, — разочарованно протянул Лиам.
— Тогда попрощаемся сегодня навсегда, Олириам.
Она повернулась, чтобы вместе с Рихардом перейти к их прошлому столу, но эльф вдруг выпалил ей в спину:
— Последний танец? Я скучал.
Она остановилась, с трудом дыша. Её раздирало между злостью и осознанием того, что она была рада его видеть.
Да, рада. Потому что тяжело оторвать от себя память о шести месяцах, проведённых в объятиях Лиама.
Сама не зная, зачем, Лета согласилась и вместе с ним присоединилась к танцующим.
У неё кружилась голова. Лиам обнимал её сдержанно, едва касаясь спины. Он не пытался поспевать за ритмом музыки и тайком вдыхал её запах. Лета согнула пальцы лежащей на его плече руки, борясь с желанием впиться ими в камзол. Другая рука дрожала в его ладони.
Может, она уже его простила. А может, совсем запуталась.
Лета смотрела в сторону, на других танцующих и… на Конора.
Она смотрела на него, пока танец не вынудил отвернуться. Совершив очередной круг, она поспешила броситься взглядом к нему.
Белая рубашка болталась на слегка отащавшем в теле, но выглядела опрятно. Он… побрился?
Она никогда не видела его без щетины или бороды
Воздух вокруг сделался невыносимо тяжёлым. Руки Лиама показались ей тисками, сдавившими её тело до треска рёбер. В глазах защипало.
Хотел Конор этого или нет, но стена, разделявшая его и Лету пала. Бешенство в серебристом море его взгляда сменилось тем, что он скрывал от неё, — вечной, неизлечимой грустью.
Глава 25. Часть 2
***
Он не хотел идти на эту чёртову виллу.
В чём попало туда не явишься, поэтому блеющий от страха перед ним раб, подосланный самим царём, сунул ему в руки какой-то свёрток. Раскрыв его, Конор обнаружил несколько метров ткани, в которую любили обматываться илиары. Многие из них даже штанов не носили, только эти тряпки.
Фыркнув, Конор уронил свёрток на пол и подошёл к балкону. Красные полосы заката бороздили небо. Никто и слова ему не скажет, если он не придёт. Ну, кроме Рихарда, конечно.
И никто не будет там его ждать.
В кои-то веки имея перед физиономией хорошее зеркало и таз с тёплой водой, Конор избавился от бороды. Затем, подумав немного, он сбрил и щетину. Щёки заболели от ставшего неожиданно холодным воздуха.
Он дождался, когда прачка принесёт его рубашку, чистую и надушенную зловонной лавандой. Конор долго трепал её, стоя на балконе и надеясь, что этот ужасный чужой запах выветрится. Порою чувствительное обоняние обращалось ему во вред.
Подобной комнаты, что предоставили Конору, у него ещё не было. Балкон же, Великий Один, этот балкон, с которого он всё утро глядел на город внизу… Такие балконы были пристроены к каждым покоям в гостевом дворце. Как и широкие кровати, на одной из которых Конор ворочался ночью, пытаясь выгнать из мыслей полукровку. Места в комнате хватало на то, чтобы раскидать своё барахло в каждому углу, но ему понадобился всего один. Тощий раб, светловолосый парнишка, вероятно, рождённый уже в оковах, три раза приходил осведомиться, не нужно ли чего.
Забери его Фенрир, так по-королевски его не обхаживали даже дома. До изгнания. Напрашивался вывод: царь не знал, почему у его дочурки отсутствовал безымянный палец на левой руке. Кажется, полукровка сочинила историю о своих похождениях в Недхе, исключавшую имя Конора. Она ведь так искусно умела врать…
Надо бы спросить у гадюки, что она думала по поводу рабства в Китривирии. Она могла сколько угодно вещать про свою ненависть к людям, но сердечко-то её периодически болело при виде всякой несправедливости. Интересно, как слова нашёл её папаша, чтобы её объяснить, почему илиары до сих пор держат лутарийцев в качестве рабов.
К тому времени, как Конор разобрался с рубахой, подоспел Рихард. Вдвоём они добрались до виллы, петляя по тропинкам в дворцовых садах. Несколько разони останавливались. Конор хотел повернуть обратно. Рихард понимающе молчал, давая ему возможность самому решить. Таким рваным темпом они достигли виллы, окружённой благоухающим садом. Солнце село за цепочкой далёких гор на западе, и весь мир погрузился в синие сумерки.
Обилие народа в тесном зале было только на руку. Конор смешался с толпой. Рихард шёл следом, но почти сразу отделился и исчез где-то возле ломящихся от местных деликатесов столов.