Последний еврей Багдада (СИ) - Кратер Макс. Страница 38

Молодой человек едва не вскрикнул от неожиданности и тут же отпрянул назад. Девушка освободилась и толкнула незваного ночного гостя ладонью в подбородок. Кайс сделал пару коротких шагов по направлению к парапету, споткнулся о него, перевалился и полетел вниз, вслед за кувшином.

Агния схватилась за голову. Наглый поступок молодого перса, конечно, разозлил ее, но ни выдавать Кайса, по крайней мере, раньше времени, ни тем более калечить, она пока не собиралась. К счастью, шум, который произвел при приземлении Аполлон, был значительно глуше, чем грохот разбившегося глиняного горшка. Отец и его товарищи ничего не услышали.

— Эээй, ты там жив? — сложив ладони рупором позвала она.

Ответа не последовало. Девушка почувствовала, что беспокоится, причем сильно. Намного сильнее, чем следовало, когда с твоей террасы падает совершенно чужой для тебя человек. Это было странно. Новые и пока еще непонятные ощущения заставили на долю секунды задуматься. Затем Агния стремглав бросилась к лестнице.

Дверь в комнату, где велись переговоры, была, к счастью, закрыта. Молодой человек лежал на спине под балконом и не шевелился. Высота небольшая, но если он ударился затылком, то могло случиться непоправимое.

Агния упала на колени, приложила голову его к груди: биения сердца не слышно! Ее начала охватывать паника. Что делать? Немедленно звать на помощь? Но тогда придется рассказать всю правду о том, что произошло в храме. Как стыдно! И не это даже самое ужасное. Страшно даже подумать, что отец сделает с персом, проникшим в его дом! Закон ведь будет на его стороне. Гречанка закусила губу. Пощупала пульс на шее юноши. Его не было. В отчаянии толкнула бездыханное тело, вскочила, бросилась назад к дому. В этот момент он пошевелился. Еще через секунду тихо застонал.

Жив! Девушка вновь упала на колени. Похлопала его по щекам. Растянувшийся на земле молодой человек открыл глаза, помотал из стороны в сторону головой, попытался приподняться. Не получилось.

— Лежи пока. Ступнями пошевели, — настойчиво прошептала она, — так, теперь руками подвигай.

Вот и пригодились знания, полученные от отца. Все с ним будет в порядке. Так — временная потеря сознания, небольшой ушиб. Через некоторое время сможет ходить. Надо только оттащить его подальше. Отец и его люди могут в любой момент выйти в сад. Позвать на помощь она, в конце концов, всегда успеет.

Тянуть за собой по земле атлетически сложенного молодого человека было непросто. Пришлось повозиться, но через несколько минут он все же лежал на скамье в беседке.

— Отвечай, только быстро и четко, — решительно приступила к допросу окончательно пришедшая в себя гречанка, — как ты проник сюда?

Молодой человек потирал ямочки в основании черепа. Значит, по-прежнему сильнее всего у него болят только эти места, отметила Агния. Это хорошо, так как означает, что других существенных повреждений точно нет, а эта боль, — учил ее отец, — скоро пройдет.

— Ты…

Молодой человек блаженно улыбался.

— Пленительная…

Агния быстро освободила от одежды торс незваного гостя и тонкими пальчиками ущипнула его за соски.

— Ай, больно же, — вскрикнул Кайс и, видимо, начиная приходить в себя, ответил, наконец, по делу:

— Через забор, конечно. Из соседнего двора. Вон там.

Юноша движением головы показал в глубину сада.

— Чего тебе здесь надо?

— Я же пытался объяснить тебе там — в храме. Но ты так ничего и не ответила! А мне нужен ответ! — воскликнул Кайс, причем так громко, что Агния невольно оглянулась на дом.

— Никакого ответа не будет. Убирайся немедленно!

— Я не уйду.

— Придется!

— Просто так не уйду. Обещай, что мы увидимся! Завтра! — молодой человек схватил Агию за руку. В его глазах одновременно читалась мольба и восхищение. Сердце ее предательски застучало.

— Нет. Нам незачем встречаться, — быстро проговорила она, — ты перс, а я гречанка.

— И это единственное препятствие?

— Нет, не единственное, но достаточное.

Дверь на первом этаже распахнулась. На пороге появился отец.

— Агния, ты здесь?

— Да, я в беседке. Вышла подышать воздухом. В доме так душно.

— Мне надо поговорить с тобой до того, как ты ляжешь спать.

Агния повернулась к Кайсу, вырвала свою узкую ладонь из его широких ладоней и повелительным жестом указала: вон отсюда! Но распластанный Аполлон и не думал повиноваться. Напротив, сложил руки на груди, театрально повернул в сторону и чуть вверх подбородок, всем своим видом показывая, что никуда не торопится.

Послышались шаги отца.

Девушка рывком приблизилась к юноше и зашептала ему в самое ухо:

— Убирайся сейчас же. Это мой отец.

— Я с радостью познакомлюсь с будущим родственником, — также шепотом ответил Кайс.

— Ты с ума сошел? Он убьет тебя.

Шаги были все ближе. Кайс и не думал уступать.

— Хорошо! — сдалась Агния. — Чего ты хочешь?

Юноша весь подался вперед. Оба вскочили и завертелись как в хороводе. У Агнии закружилась голова, земля зашаталась и ушла из-под ног. Она как будто летела в бездну.

— Встретиться. Завтра же. Всего лишь один раз. И все. Обещай.

Элай был уже в двух шагах от них. Еще пара секунд и он, обогнув увитую плющом беседку, окажется на ее пороге.

— Да. Обещаю, — быстро произнесла Агния.

— В яблоневой роще. У фонтана. В полдень.

Кайс бесшумно нырнул в темноту. И тут же в окаймленном листьями сером проеме возник силуэт отца.

— Агния, — сказал он тоном, не терпящим возражений, — завтра ты уезжаешь.

Глава XXII. Площадь Бесправия

Я знаю: все течет, все бренно изначала,

Ряд грозных перемен страну любую ждет,

И все, что родилось, когда-нибудь умрет,

И есть всему конец, как есть всему начало.

Жан Пассера, «Я знаю: все течет…», пер. В. Дмитриева

В тот самый момент, когда Агния только входила в Храм Иштар, неподалеку от этого величественного святилища, в заведении под названием «Двенадцать на двенадцать» разворачивались не менее любопытные события…

— Копыто, ты чуешь, чем это здесь воняет?

— Каким-то дерьмом, Ганзи. Похоже на запах помета. Но слишком уж вонючий. Не козий, не коровий и даже не верблюжий. Как кошки наделали.

— Или слоны.

Пара амбалов ввалилась в харчевню, и всем тут же стало ясно, что прежние уют и спокойствие долго не продержатся. Репутация у заведения была вполне себе пристойная. В «Двенадцать на двенадцать» не подавали вина. Здесь играли в нарды. Под низкими потолками на линялых коврах перед досками сидели десятки посетителей. На приземистых столиках, больше походивших на широкие табуреты, им подавали закуски.

— Копыто, вон же, четверо со спутанными волосами. От них и несет. Они у себя в Индии совсем не моются.

— А ведь, и правда, — Ганзи хлопнул себя ладонями по толстым ляжкам, — глянь-ка, ну и морды у них. Прям как зад у твоего гнедого лошака. Только не пойму — это грязь или загар?

Махауты, на которых показывали горлопаны, не шелохнулись. Наверное, уже привыкли, что в них то и дело тычут пальцами. Вся четверка с увлечением продолжала смотреть на доску, на которой только что выпала комбинация из двух шестерок.

— И ростом они тоже не выше моего хромого, — Копыто протяжно завыл, имитируя ослиный крик. — Надо бы измерить их в холке, как считаешь, Ганзи?

— Только осторожно. Мне рассказывали, что эти погонщики только с виду карлики, зато в шароварах у них, как у тех слонов. Этими штуками они и управляются со зверюгами. Сидят сверху и дубасят их по черепушкам. У них там, в Индии все такие.

Громилы заржали, а махауты, видимо, почувствовав, что теперь взгляды всех присутствующих устремлены на них, наконец-то оторвались от игры.

Справа, в глубине зала кто-то вспрыснул. Смешки послышались и слева, но большинство посетителей смотрели на задиристую пару с осуждением: в многонациональном Вавилоне публично проявлять презрение к представителям других народов было не принято. Шовинизм здесь если и присутствовал, то носил скорее бытовой характер, теплился, подобно углям, оставленным на ночь в кухонных очагах, но никогда не разгорался и тем более не вырывался за порог. Все, в том числе и власти, отлично понимали, что мелкие языки этого пламени могут очень быстро превратиться в огненный вихрь, который уничтожит не только сам город, но и всю сатрапию.