Последний еврей Багдада (СИ) - Кратер Макс. Страница 71

— Дать мобильник человеку, тем более европейцу, который тащится ночью в Диялу, это все равно, что выбросить его прямо в реку.

Фарух сделал жест, как будто швыряет воображаемый предмет в окно. Они как раз проезжали по мосту через Тигр.

Дэвид протянул руку. Помощник немного помялся и передал ему трубку. Оставшиеся минут двадцать дороги репортер колдовал над мобильником помощника и украденным в машине Левандо устройством, соединяя вместе провода и перематывая получившийся радио-гибрид изолентой.

Остановились прямо возле дамбы. В двухстах метрах ниже по течению Дияла впадала в Тигр. За водной преградой, — пояснил Фарух, — начиналась вотчина Каффы. Выбрались из машины. Помощник, смирившийся с потерей телефона, не стал возражать и тогда, когда Дэвид забрал у него из багажника буксировочный трос. К одному его концу журналист привязал кусок толстой изогнутой поволоки. Получилось что-то отдаленно напоминающее абордажную кошку, которую он вместе с радиоприбором спрятал в мешок.

— Постой. Дай хотя бы куфию на тебя надену, — Фарух намотал ткань вокруг головы Дэвида, так что остались видны одни лишь глаза.

В рубашке из хамама, в изрядно потрепанных брюках, закутанный в бело-черную арафатку, издалека он вполне мог сойти за араба.

За рекой пахло эфирными маслами и анисом. В едва освещенных керосиновыми лампами придорожных кафе курили кальян и пили арак. Сквозь распахнутые двери можно было разглядеть неприветливого вида людей, каждый из которых был вооружен. Большинство — старыми охотничьими ружьями и обрезами, и лишь немногие — автоматическим оружием. Казалось, все только и делают, что пялятся на Дэвида. Тем не менее никто его ни разу не окликнул и не остановил. Нехитрая маскировка сделала свое дело. Пройдя метров триста, журналист свернул в переулок, который вывел его к пальмовой роще. За ней он увидел прямоугольное двухэтажное здание около сотни метров в длину. Снаружи, как часто строят на Востоке, — глухая стена. Вся красота, что опять же очень типично для этого региона, была скрыта внутри. Крепкие железные ворота. В них же — дверка поменьше. Видеокамеры, если и были где-то установлены, то Дэвид не смог их разглядеть.

Пригнувшись, журналист подбежал к воротам. Задержался около них на секунду, бросил на землю стянутый изолентой сверток и двинулся вдоль стены. Обойдя здание, он размотал веревку и со второй попытки забросил крюк на крышу. Из-за ранения подтягиваться пришлось одной рукой. Первое, что Дэвид увидел сверху — роскошный перестиль, на колоннах и сводах которого плясали синие и белые блики. Синей была и подсветка огромного бассейна, занимавшего, по меньшей мере, половину внутреннего пространства.

Минут десять он пристально вглядывался в каждую деталь. Слева от ворот был оборудован гараж на три машины. Справа, надо думать, помещение охраны. Покои хозяина, стало быть, в прямо противоположной стороне, то есть под ним. Во дворе на правой стороне, ближе к нему — лежаки. За ними — мангал и печка. Там, значит, кухня. Гостевые спальни в таком случае идут вдоль левой стороны — подальше от дыма. Всего — пять дверей. За какой из них Элиз?

Загадка разрешилась сама собой. Из сторожки у ворот вышел охранник с кобурой на поясе. Он поднялся на второй этаж и подошел к третьей по счету двери, потоптался возле нее, проверяя замок, и направился обратно. Репортер, уцепившись за край крыши, спрыгнул под колоннаду и аккуратно, стараясь производить как можно меньше шума, прокрался туда, где только что был охранник. Помещение было заперто даже не на замок, а на обычную массивную накладную задвижку, приделанную сюда явно недавно.

Стальной язычок скользнул совершенно бесшумно. Дэвид шагнул внутрь. Помещение было освещено десятками мерцающих мониторов: наружная площадка перед воротами, все четыре стены, бассейн, пальмовая роща, даже дверной проем, чем через который он только что вошел — все было в поле зрения камер, каждая из которых дублировалась изображением в инфракрасном диапазоне. В мягком кожаном кресле перед мониторами покачивался человек. Чьи-то руки схватили Дэвида с обеих сторон. Левое плечо, которое до это лишь саднило, вновь пронзила острая боль. Яркий свет ослепил журналиста. Сидевший в кресле обернулся. Это был Рудольф Кельц.

— Жду тебя уже второй день. Где ты прохлаждался все это время?

Голос без акцента. Светло-голубые, почти бесцветные глаза за тонкой золотой оправой. Маленькие, не расширившиеся даже в полутьме черные зрачки. Нет, не лайка. Скорее волк — северный, матерый. Но одновременно и молодящийся, как стареющий профессор перед влюбленными в него студентками. Гладко выбрит, с серебристыми, идеально зачесанным назад волосами. Плавные, ленивые движения мощного торса. Уверен в себе и чрезвычайно опасен, — сделал вывод Дэвид.

— Где Элиз? — репортер мельком взглянул на боевиков, которые держали его.

Это была пара арабов бандитской внешности.

— Она здесь. Сообразительная девочка. «Кинин»! Надо же додуматься. Эти обезьяны ни за что бы не догадались. Но меня не проведешь. Такое лекарство давно уже не используется ни в одной из цивилизованных стран. Но что-то ты долго думал над решением довольно простенькой задачки. Уж не привел ли ты кого за собой? Это было бы очень гупо.

— Никто не знает, что я здесь. Я хочу видеть Элиз. Немедленно.

— Это можно устроить, — Кельц кивнул, и один из арабов затараторил что-то в торчавшую у него из кармана рубашки рацию.

Репортер еще раз бросил взгляд на мониторы. Самого журналиста Кельц или точнее тот, кто до него мог дежурить у поста наблюдения, наверняка сразу заметил, но вот то, что он бросил на землю — вряд ли. Лежавший до этого вместе с веревкой и крюком в мешке сверток имел температуру окружающей среды и не должен был выделяться в свете инфракрасной камеры.

Открылась дверь. Вошла Элиз. Сопровождавший ее охранник держался с ней весьма вежливо. Девушка увидела Дэвида и бросилась ему на шею, стала гладить его волосы, плечи, ее ноготки врезались ему в грудь.

— Выпустите его, — зашипела Элиз в сторону одного из державших репортера арабов.

Тот опешил так, что тут же отступил на пару шагов. Его напарник также ретировался. Дэвид обнял любимую.

— Ну все, все, все, — захлопал в ладоши Кельц, — вы еще на пульте сексом займитесь.

Он поднялся с кресла и приказал вывести пленников наружу. Они спустились вниз, туда, где у бассейна были разбросаны не лежаки, как Дэвиду показалось сверху, а широкие, покрытые коврами скамьи. На одной из них в шортах возлежал, уминая хурму, поджарый араб лет сорока. Желтоватый сок стекал у него между пальцами и, как ручей по дну оврага, струился по ложбине громадного, начинавшегося на скуле шрама. Заканчивался уродливый след от раны где-то за ухом.

— Нравится? — спросил мафиози, заметив полный отвращения взгляд Дэвида. — Это каффа. След каффа. Быстро голову чик — лучше не бывает. Но уметь надо. Враг меня пытаться чик. Глупый очень. Я его убивать. На столб повесить. Прибил к пальма. Понимаешь? Три дня умирать. Каффа — быстро, столб — долго. Твой крест — тоже столб. Смерть на столб знаешь от чего? Нет? Молодой совсем, глупый. Думаешь — солнце? Нет. Солнце — тьфу. Кровь? Опять нет. Мало совсем кровь терять. Дырка нога-рука маленький совсем, быстро заживать. Клинья вот сюда и сюда бьешь — нет крови совсем.

Бандит трижды ткнул перепачканным коротким пальчиком в сторону репортера, показывая на руки и ноги.

— На столб умирают, когда дышать не могут. Тело тяжелый, вниз тянет. Грудь сжимает. Хочешь дышать, надо ноги подняться. Понимаешь? Ноги прибиты. Больно очень. Пока силы есть ноги подняться — дышишь. Мой враг три дня висеть. Много мучиться. Персы столб придумать. Плохой народ совсем, но хитрый. Как евреи. Евреи не люблю и персы не люблю. Евреи вашего бога убивали. Но пожалели, ноги ему хрясь — вот здесь. Ноги перебили, подняться нельзя, дышать нельзя. Быстрый смерть. Мой враг ноги не перебивать. Долго висеть.

Дэвид молча слушал этот поток полубезумного бреда. Кельц улегся на соседнее ложе.