Фаворит богини (СИ) - Распопов Вячеслав Валерьевич. Страница 12
Как только юноша стал адекватно воспринимать информацию, Бхавин занялся с ним изучением санскрита и основ теологии секты. Санскрит парень и до этого знал неплохо, на торгово-бытовые темы общался и вовсе хорошо, а вот индуизм для него был в диковинку. Учение тугов опиралось на несколько незыблемых постулатов из веды (священное писание индуизма).
Кали — «Черная» — темная, яростная форма Парвати, супруги бога Шивы, где черный цвет символизирует незамутненное состояние чистого сознания. Кали пребывает в Анахате — чакре, расположенной в центре груди. Медитация на Анахату делает человека ясновидящим и ясно слышащим «господином речи», превосходящим всех своей мудростью и тем, чьи чувства полностью под контролем. Кали есть восприятие «молнии правды» отрицающей все иллюзии.
Кали путра — сын Кали или правильнее наследник Кали — человек, обладающий этим незамутненным сознанием, «господином речи» отрицающий все иллюзии. Полная невосприимчивость к гипнозу в который пытался ввести Искандера адепт второй ступени занимающий одно из высших положений в иерархии тугов делала юношу как раз таким человеком которому ни один демон не способен задурманить разум. Среди фанатиков касты немало было таких, кто имел первую ступень и владел умением самар (вечерний разговор) то есть мог ввести человека не обладавшего сильным «психологическим сторожем» в легкий гипнотический сон. Вторая ступень — которой обладали не более пяти десятков тугов, называлась нишитх (ночь) и являлась умением ввести любого человека в глубокий гипноз добиваясь полного подчинения психики. Невосприимчивых к этому воздействию называли наследниками Кали — потенциальных верховных гуру, владеющих третьей ступенью мастерства. Самайр анирудх (чарующий безгранично) — владеющий этим умением жрец мог ввести человека — а главное и вывести — в состояние летаргического сна, мог ставить психологические закладки и внушать любую мысль. Таких было всего двое — один из которых преодолел семидесятилетний рубеж, и вел жизнь аскета-отшельника в предгорье Гималаев, второй был верховным гуру храма Калигхата.
К третьему месяцу пути компания оставила повозки и пересела на лошадей, и пройденное за день расстояние существенно возросло. Искандер ликовал — все четверо его спутников наездники были аховые, разве что — уверенно держались в седле, не более того, и при желании (спасибо дяде Зейбу) он мог уйти от них как от стоячих, что повышало шансы на удачный побег. Понятно, свои навыки он не афишировал и постоянно плелся в хвосте, демонстрируя спутникам кособокую посадку.
Все шансы на побег рухнули в одночасье.
Когда до храма оставалась неделя пути, его опять опоили зельем вызывающим сонное безразличие. Путники разделились — через непролазные джунгли юноше предстояло пройти вдвоем с Бахвином. Как и прежде в памяти не сохранилось общей картины, только отдельные кадры — какие-то болота, джунгли, реки, снова болота, вот они переправляются через реку на чахлом плоту, вот бредут сквозь джунгли по едва различимой звериной тропе. Как вышли к храму где он пришел в себя Искандер и вовсе не помнил.
Особенность этого храма была в том, что он был тайным. Из внешнего мира дорогу к нему знало не более десятка посвященных в число которых входил и Бахвин. Сам храм Калигхата не поражал ни размерами ни архитектурой, и даже барельефы с сценами из Раманьяны, характерными для индийских храмов, небыли столь многочисленны и не отличались совершенством. Единственное, что надолго привлекло взгляд юноши — это статуя Кали, искусно вырезанная из бледно-синего камня, и алтарь, увенчанный многочисленными свечами и утопающий в красных цветах. Вокруг храма расположились немногочисленные постройки, обнесенные невысокой стеной — своеобразный монастырь при храме — где проживали браманы (монахи), ученики-послушники, одним из которых предстояло стать Искандеру. Также внутри монастыря проживали крестьяне, обслуга и члены их семей, в случае надобности становившиеся гарнизоном храма. Юноша разделял свое жилье еще с одним послушником парнем, примерно такого же возраста как и он по имени — Рохан, который взял на себя опеку над Искандером и стал его гидом.
На четвертый день пребывания в монастыре юноша предстал перед верховным гуру. Крепкий, ухоженный мужчина неопределенного возраста и обычной для местного колорита внешности. Он был одет подчеркнуто аккуратно, но небогато, если не считать огромного сапфира на черном как ночь бархатном тюрбане. Необычными были только его глаза, вернее взгляд, он казалось, навеки застыл, излучая доброту и спокойствие.
— Здравствуй Адвик. Я очень рад, что Кали вспомнила о своих верных слугах и послала им своего наследника. Возможно, ты станешь самым искусным из нас. Долгие годы учебы, старание и терпение откроют перед тобой истинную суть вещей. Ты познаешь то, что не удалось познать ни одному смертному — суть вселенной — и станешь бессмертным. Но я вижу, сейчас ты не готов стать усердным учеником — все твои помыслы заняты жаждой мести и побегом. Ведь я прав?
— Искандер внутренне содрогнулся: «— он что, умеет читать мысли?»
— Мысли я не читаю. — после небольшой паузы подложил гуру — Но то, что я всевидящий — это правда, и то что я скажу тебе — тоже правда. Побег тебе пока не под силу, и одолеть Бхивина ты не сможешь, пока не сможешь… Свое высокое положение в касте он занял неспроста — он не всевидящий как я, но тоже видящий. Он с первого взгляда понял, что всадник ты отменный и дурманящее зелье дал тебе за день до выбранного тобой часа мести и побега. Так что если хочешь бежать — беги, Кали помогает тем кто служит ей. До остальных Кали нет дела. Я не буду тебе мешать.
— А я могу взять с собой свой кинжал? — Не верящий в свое счастье спросил Искандер.
— Ты можешь взять все свои вещи и деньги. Иди в свою келью — Рохан принесет все туда. А бежать советую на сытый желудок, дождись обеда. Ступай Адвик, увидимся, когда ты будешь готов.
Последовав совету гуру плотно отобедав, юноша, беспрепятственно покинул территорию монастыря. Отсидевшись пару часов в ближайшей рощице и скрытно наблюдая за воротами Искандер убедился что никакой погони нет, а затем обогнув монастырь по приличной дуге он двинулся на восток, где по его представлению должно находиться море.
Относительно проходимая чаща сменилась непролазными джунглями уже через час пути. Приходилось постоянно менять направление из-за гигантских оплетенных лианами поваленных стволов деревьев и из-за зарослей колючего кустарника — настолько густого, что невозможно было просунуть сквозь его ветви даже руку. Намертво вцепившееся в него облако голодных москитов никак не собиралось оставлять свою жертву, а попытка остановиться и расправиться со своими обидчиками привела к тому, что их количество только возросло. Палящее солнце пустыни, раскаленный песок и бескрайние волны барханов казались сейчас юноше такими родными и ласковыми, что хотелось плакать.
Сумерки в тропических широтах длятся считанные минуты, мгновенно переходя в кромешную тьму. Зная эту особенность, Искандер заранее стал выбирать место для ночлега. По всем параметрам подходило дерево в три обхвата с оплетенным лианами стволом и окруженное колючим кустарником. Пришлось хорошенько поработать кинжалом, прорубая себе проход к дереву. На всякий случай срубил под корень один из кустов и затолкал его в появившуюся брешь. Карабкался по лианам юноша уже в сумерках, а привязывал себя к разлапистой ветви которую выбрал для ночлега уже в темноте. Несмотря на крайнюю усталость заснуть не получалось — казалось тихие днем, ночью джунгли огласились множеством звуков. Визги, уханье, гогот, треск ветвей к которым он привык за время четырехмесячного путешествия, опять стали пугающими. Уснуть, или точнее впасть в тревожную дрему юноше удалось только под утро, когда какофония звуков пошла на спад. Проснулся Искандер когда уже совсем рассвело и разбудила его сильная боль в шее. Пока полусонный парень растирал шею, болью отозвалась щиколотка — и только тогда он обнаружил ползающих по нему муравьев. Стряхивая с себя непрошеных гостей, почувствовал сильный укол под коленкой и тут же в область живота. Возле дерева расположился большой муравейник, и тысячи его обитателей карабкались по стволу вверх. Когда юноша насколько мог быстро спускался с дерева, укусы уже следовали непрерывно. Отыскать куст закрывавший просеку получилось не сразу, а когда нашел, то подвывая от боли бросился наутек через кустарник подальше от своих мучителей. Отчаянный бросок через кусты превратил его халат и шаровары в живописное тряпье. Отбежав от кустов на десяток шагов, парень полностью разделся, стряхнул с горящего от боли тела муравьев, затем тщательно очистил от них одежду. Взяв примерное направление на восток, Искандер превозмогая боль тронулся в путь. Менее суток прошло с момента побега, а его внешний вид уже изменился до неузнаваемости. Сильно опухшие от укусов москитов лицо и руки покрылись грязью и многочисленными ссадинами, также слой грязи покрывал изодранную в хлам одежду, глаза превратились в щелочки и растеряв былой задор, выражали тоску и уныние. Боль притупила чувство голода, но пить хотелось нестерпимо. Юноша уже понимал, что выбраться к людям он сможет только чудом, но упрямство гнало его вперед. Невозможно точно удерживать направление без ориентиров, а учитывая препятствия, идти приходились причудливыми зигзагами, так что это «вперед» означало больше вбок или даже частично назад.