Мирные завоеватели (Избранные сочинения. Том IV) - Оссендовский Антоний. Страница 32

— А наш прицел какой? — перебил старика Дернов.

— Сами знаете, ваше благородие! — ответил Архипов и вдруг сразу понял и пытливо заглянул в глаза прапорщику.

— Значит, фланга немцы не берегут? — шепнул Дернов. — И можно, пожалуй, оттуда незаметно подойти…

Чувствуя на себе взгляд Архипова, прапорщик взглянул на него в упор и спросил:

— Попытаем счастья?..

— Так точно, ваше благородие, надо попытаться!.. — обрадовался фельдфебель.

Дернов по телефону объяснил положение полковому командиру, и тот разрешил его роте ударить в штыки, в случае успеха обещав тотчас же пустить в атаку весь полк.

Дернов обрадовался.

Мешал прожектор. Он освещал всю равнину, нащупывал каждый камень, всякий куст. Надо было успокоить наблюдателей и заставить перевести луч в другую сторону.

Архипов побежал вдоль траншеи.

— Не стрелять! Не стрелять! — приказывал он, и его приказание повторяли взводные:

— Не стрелять!.. отставить!

Русский окоп внезапно замолчал.

Стал утихать огонь и с немецких окопов. Вскоре редкие выстрелы и те умолкли. Там, видно, были рады отдохнуть.

Прожектор, словно удивляясь, пошарил, побегал по полю и, убедившись, что здесь все спокойно, ускользнул куда-то.

Между окопами залегла темнота, глухая и слепая.

И в этой темноте бесновались лишь мчавшиеся куда-то с легким шорохом снежные призраки. Поднялся ветер и погнал на русский окоп тучи снега, вздымая с поля легкие, пушистые сугробы.

— Готовься! — скомандовал Дернов и, увидав смотревшего на него Архипова, поднял кверху руку.

— Готовься! — зашептали солдаты, осматривая сумки с патронами и штыки и туже подтягивая пояса. — Господи благослови!..

Рядом с прапорщиком вырос, вынырнув из темноты, горнист. В руках у него тускло отсвечивал рожок.

— Сигнала не будет, — сказал ему Дернов. — Стройся!

Солдаты построились и медленно начали выходить из окопа.

Сам Дернов выводил их и велел перебегать, не шумя, к тому месту, где он видел тень женщины, бесстрашно шедшей под пулями.

Архипов оставил в окопе пятьдесят человек и велел им изредка по одному стрелять, как это делалось без перерыва пять дней.

Солдаты осторожно тянули за собой два пулемета.

Дернов понимал, что идет на отчаянное дело, какое не каждый день может случиться, но он смело вел людей, веря в успех. Ему казалось, что он — волк, и что крадется за ним стая сильных злых и смелых волков, и ему становилось все веселее и как-то смешнее.

Вот начался косогор. Из немецкого окопа щелкнули два выстрела в ответ на одинокие пули, свистящие из русской траншеи. Но огней не было видно.

Отряд шел под прикрытием косогора.

— Ваше благородие, — зашептал подошедший к Дернову фельдфебель. — Шагов четыреста осталось, а то и меньше. Послать бы вперед разведчика Семенова с товарищами.

— Пошли, и я с ними пойду, — сказал Дернов.

Он знал Семенова. Это был худой, чернявый солдат из запасных. Загорелый и вихрастый, с черными, бегающими глазами, он до войны служил егерем у помещика и привык выуживать и «скрадывать» зверя. Свои способности он обнаружил с первых же боев и, подобрав себе пятерых товарищей, всегда ходил на разведку.

Косогор начал понижаться и вдруг сразу оборвался. Разведчики замерли; впереди, в сотне шагов, мелькнули редкие огни выстрелов, а потом снова все смолкло.

— Назад! — шепотом скомандовал Дернов, но едва успели они скрыться за косогор, из темноты вынырнули две черные тени и начали медленно приближаться к ним.

Дернов понял, что место это охранялось немецким патрулем. Разведчики притаились за камнями и кустами.

Когда два прусских солдата, запорошенных снегом, поравнялись с ними, Дернов шагнул вперед и негромко, но повелительно сказал:

— Halt!

Привыкшие к повиновению и удивленные, дозорные остановились, но в это время Семенов и другой разведчик ударили их штыками.

Дернов даже услышал, как заскрежетал штык, скользнув по кости. Немцы рухнули на землю, а снег заглушил падение их тел.

Через несколько минут весь отряд был уже в ста шагах от первой немецкой траншеи. Солдаты, закусив губы и крепче сжимая в руках винтовки, смотрели, как вспыхивают огоньки прусских выстрелов по окопу, где они оставили часть товарищей, поддерживающих «для виду» вялый огонь, и весь полк, готовый придти к ним на помощь.

Дернов и Архипов поставили на пригорке пулеметы и вернулись к отряду.

Пройдя еще около полусотни шагов, Дернов выхватил шашку и бросился вперед, крикнув:

— С Богом! Ура-а-а!

Тяжелым, громыхающим эхом покатилось сзади за ним «ура» и торопливый топот ног.

Черные фигуры кричащих солдат начали обгонять его, впереди раздались тревожные голоса и беспорядочная стрельба.

Солдаты ворвались в траншею. Шел рукопашный бой. Били штыками и прикладами… Дернов больше ничего не помнил. Он только знал, что свое дело он сделал. Дальше — Бог и судьба! Он догнал и рубнул по спине старавшегося перелезть через скользкий окоп офицера. Увидев убегавшего пруссака, выстрелил в него из нагана… Потом «ура» усилилось, заговорили пулеметы и Дернов понял, что полк бросился в атаку. А потом вдруг все смолкло — и «ура», и крики погони и страха, и торопливые, сухие выстрелы в упор.

Солдаты окружили Дернова и смотрели на него радостными, яркими глазами, с еще непогасшими огнями, загорающимися в бою.

— Ваше благородие, ваше благородие, взяли! — крикнул, протолкавшись сквозь толпу солдат, Архипов.

Дернов только теперь понял все. Он провел рукой по глазам, снял папаху и широко перекрестился.

— Спасибо, товарищи! — сказал он, не надевая папахи.

— Рады стараться! — гаркнули веселые голоса.

Но замолчали, так как Архипов уже ворчал.

— Занимай окоп! Не в избу, чай, пришли! Первый взвод, выставь дозорных! Петренко, возьми людей, да пока не рассветает, повыкидывай немцев. Не развешивай ушей, ровно лопухи, Дмитриев! Н-ну, живо у меня!

Дернов получил благодарность от полкового командира и ждал утра…

При первых его отблесках он увидел целые груды убитых немцев, сваленных за окопом. Лужи крови стояли еще в траншее, валялись ружья, опрокинутые в свалке пулеметы, штыки и каски.

Три ряда сильно укрепленных проволокой и кольями окопов были заняты полком.

Когда совсем рассвело, он увидел, что внизу, в глубокой долине, стоит деревня.

Черный, старый костел, видно, недавно сгорел и еще дымился.

Десятка три изб, крытых соломой, ютилось вокруг, а дальше чернелась стена леса и блестело незамерзшее озеро, окаймленное рамой белого снега.

На улице копошились три женщины, заходя во дворы покинутых и разграбленных изб.

Дернов улыбнулся и подумал:

— Одна из этих женщин привела нас в немецкие окопы…

Но его думы были прерваны взводным. Он бежал, размахивая руками, и еще издали кричал:

— Ваше благородие! Командир дивизии на машине едут!

Дернов бегом пустился к своей роте, но прибежал тогда, когда генерал уже выходил из автомобиля и принимал рапорт командира полка, указывавшего на козырявшего на бегу прапорщика.

— Лихое дело, прапорщик, лихое, настоящее дело!

— Спасибо, богатыри! — весело крикнул генерал.

И вдоль всего окопа пронеслось:

— Рады стараться, ваше превосходительство! Ура-а!

УСЛЫШАННЫЕ МОЛИТВЫ

Горячо молились в избе Акима Турина. Молились без слез, с крепкой, как камень, верой смотря на древние, дониконовского письма, давно почерневшие иконы.

С темных, источенных червями кипарисовых досок сурово и пристально глядели лики святых. Много на своем веку видели эти суровые лики: и гонение ревнителей старой веры, и лихие времена, приходившие на Россию и уносившие людей, захваченных бурями и вихрями.