Идеальный брак по версии Волкова (СИ) - Рымарь Диана. Страница 4

Дашина серьезность его позабавила, но он отдал ей должное и честно ответил на вопрос:

— Только по праздникам и только немного вина, которое до сих пор делает мой дед. Виноград сами растим, ты всё увидишь! Будешь называть меня папа Авзураг, — он указал рукой сначала на себя, потом на женщину, что сидела рядом с ним: — а жену мою — мама Марисоль.

Женщина эта Даше понравилась сразу. Глаза добрые, улыбка открытая. Еще очень понравилось ее платье — длинное и зеленое, как весенняя трава. Сочный зеленый всегда был любимым Дашиным цветом. Это платье хотелось потрогать, примерить, забрать себе. А сколько на женщине украшений… На каждом пальце по кольцу или два. Видно, что дорогие. И серьги большие, тяжелые.

Даша рассудила просто: раз на Марисоль столько украшений, значит, Авзураг не забирает их у нее, чтобы продать, а наоборот, дарит. Значит, в семье есть любовь и достаток. Даше именно об этом и мечталось долгими одинокими ночами. Кроме того, Габарашвили были единственной семьей, которая захотела удочерить Дарью. Для девочки ее возраста найти семью вообще большая удача.

Это было первое и единственное собеседование с предполагаемой будущей семьей за весь год с небольшим, что Даша прожила в детдоме. Когда ее позвали к директору и оставили одну с этой парочкой, девушка поначалу струсила. Теперь уже не боялась, а наоборот хотела лучше узнать этих людей. Впитывала каждое сказанное ими слово, анализировала, просвечивала взглядом.

— Будешь жить вместе с нами при гостинице, — тем временем продолжал мужчина. — У тебя будет сестра Ольга…

Голос его был уверенный, сильный. Человеку с таким голосом хотелось верить.

— А зачем вам меня удочерять? — всё-таки решила задать больной вопрос Даша. Он разъедал рот перцовой горечью и просился наружу с самого начала. — Я же взрослая и совсем на вас не похожа.

Этим Даша намекнула на национальность семьи Габарашвили, но сказать прямо постеснялась. Тем не менее мужчина ее понял:

— В нашем сердце найдется место для каждого. Какая разница, русская или осетинка, как наши предки. Тем более что для тебя, Дашенька, мы место уже выделили и в сердце, и в доме. Ну что, согласна?

Даше именно этого и хотелось. Чтобы было место, где она смогла бы спокойно жить, чтобы ее окружали люди, которым можно верить, которые хотят ее любить. Как только она себе всё это представила, в горле образовался ком размером с теннисный шар. Говорить стало совершенно невозможно, поэтому она просто кивнула.

Три года назад:

Пятница, 23 мая 2014

05:15

— Вставай, вставай, штанишки надевай! — пел над ухом у Даши противный голос.

Девушка открыла правый глаз и тут же закрыла, убеждая себя, что ей послышалось. Казалось, она вообще прикорнула лишь на минуточку. Не могла ночь так быстро пролететь, просто не могла, и всё тут.

— Вставай, вставай, штанишки надевай!! — запел голос еще громче.

Даша снова открыла глаз, на этот раз левый. Тот закрылся гораздо быстрее правого, причем без всяких усилий с ее стороны.

— Вставай, вставай, штанишки надевай!!! — теперь голос просто верещал.

На этот раз Дарья открывать глаза вообще не стала. Какой смысл, всё равно закроются.

— Вставай, встава…. — вместо привычного продолжения раздался громкий шмяк.

Девушка подпрыгнула от неожиданности. Тут уж оба глаза открылись сразу.

Надежда на то, что можно еще поспать, упорхнула со скоростью реактивного самолета. Во-первых, солнечные лучи уже вовсю воевали со шторой, непрозрачно намекая, что пора бы их впустить. Во-вторых, что было значительно хуже, от воя Дашиного будильника проснулась Ольга. Именно ее тапок успокоил будильник, похоже, уже навсегда. Тот слетел с тумбочки и теперь валялся на полу в виде нескольких частей.

В это мгновение подушка с одеялом снова поманили Дашу к себе. Обещали, паршивцы, неземное блаженство. Как тут не поддаться…

— Даже не думай! — пробурчала все та же Ольга. — Твоя очередь готовить завтрак. Марш на кухню!

Только произнесла это, как тут же бухнулась в кровать и сразу же отключилась. Остальные сестры даже ухом не повели.

Когда папа Авзураг в тот самый первый разговор в их жизни сказал Даше, что ей нашли место, Дарья грешным делом подумала, что он имел в виду отдельную комнату. Ан нет, совсем даже не комнату. То есть сначала это была огромная спальня на двоих с Ольгой, которая стала ей старшей сестрой. Но постепенно, месяц за месяцем, кроватей и тумбочек здесь прибавилось. Теперь их насчитывалось ни много ни мало восемь штук. Ее, Ольги и еще шести девочек возрастом от десяти до четырнадцати. Все из детского дома города-курорта Геленджика, что располагался неподалеку.

Зачем семье Габарашвили столько дочерей, Даша тоже поняла довольно быстро. Все девочки от мала до велика должны были работать в принадлежавшей приемному отцу гостинице и ресторане, который располагался здесь же. Очевидно, удочерили их из чистой экономии. Дочерям ведь зарплату платить не надо, а помыкать можно сколько душе влезет. Слава богу, гостиница была не слишком большой, в общей сложности тридцать номеров разной величины и стоимости, но дел там всё равно выше крыши. Девочкам скучать не приходилось. Кто полы мыл, кто окна протирал, кто делал тесто для пирогов и так далее. Порядок надлежало соблюдать неукоснительно, и вставали здесь ни свет ни заря.

Вообще в семье Габарашвили было множество самых разных обязанностей и правил. Например: все должны были научиться готовить, да так, чтобы у дедушки Гозара появилось желание облизать пальчики; каждую комнату гостиницы надлежало содержать в идеальной чистоте, быть всегда приветливыми, причесанными и аккуратно одетыми. Это лишь малая часть того, что требовали приемные родители.

По поводу внешнего вида, кстати, существовало и другое негласное правило. Их всех одевали как под копирку: длинные черные или коричневые юбки в сочетании с розовыми, реже белыми, блузами — вот и всё разнообразие, на какое хватало фантазии у папы Авзурага. Дарья ничего не имела против черного, коричневого, белого, но розовый ей категорически не шел. Раньше в ее гардеробе цвет молочного поросенка было днем с огнем не сыскать, теперь же приходилось таскать на себе розовую одежду почти ежедневно.

«Вас слишком много, если буду покупать разное, с ума сойду!» — приговаривал он, одаривая их обновками. Даже туфли, сапожки да босоножки, и те одинакового скучного фасона. На каблук, понятное дело, никогда и намека не было. Даша была натурой творческой и ограничивать себя в красках или длине юбки не привыкшей. Пришлось свои предпочтения задвинуть в дальний ящик.

Было и еще одно правило, которое соблюдалось неукоснительно, по мнению Дарьи странное и неприятное, хотя лично ее никак не касалось. Правило «Бегемота». На двери в их спальню висела таблица с показателями веса, подходящего под определенные рост и возраст, а рядом была приклеена картонная линейка с изображением разных африканских животных, в самом низу бегемот.

Каждый месяц отец Авзураг и мама Марисоль устраивали своего рода смотрины. Измеряли рост девочек, потом просили встать на весы. Если ты весила меньше нормы, всё было в порядке, а вот если больше… Не видать тебе мучного и сладкого как минимум несколько недель.

Дело было совсем не в экономии еды. Даша, например, спокойно могла себе позволить съесть три куска пирога, запивая их сливками. Никто ей и слова не говорил. Но в свои четырнадцать она весила всего сорок килограмм, что даже для ее метра пятидесяти было маловато. А вот Жене, например, не разрешалось даже смотреть на мучное и сладкое, и молоко ей давали только однопроцентное. На вкус Даши это было и не молоко вовсе — так, водичка.

С Женей вышел случай незаурядный. До того, как попасть в детдом, она жила в семье религиозных фанатиков. Сами Женины родичи, конечно же, себя фанатиками не считали и очень негодовали, когда их так называли, ведь они всего-то исправно молились, ходили в церковь и, само собой, соблюдали все православные посты. Надо уточнить, что как раз постам в семье уделялось особое внимание. Даже то, что в пост есть можно, выдавалось отцом семейства в очень маленьких, прямо-таки микроскопических количествах. Грубо говоря, семья Жени систематически голодала, разумеется, вместе с самой Женей. В остальное время рацион домочадцев тоже был весьма скромен. Так случилось, что после очередного Великого поста девочка оказалась в больнице, потом в детдоме, а затем в «Отличной». В детдоме хрупкой, почти прозрачной Жене отъесться никто не дал. В «Отличной» же продукты не считали, и Женя стала тянуть в рот всё, до чего дотягивались руки, и почти сразу начала стремительно круглеть. Это-то и привело к правилу «Бегемота».