По закону сломанных ногтей (СИ) - Лабрус Елена. Страница 7

— Она же два месяца назад проходила курс антибиотика. — Парень всё же сел.

— Да, и снова состояние её ухудшилось. И собственно именно об этом я и хотел с тобой поговорить.

Он откинулся в кресле и посмотрел на парня внимательно.

— Основная проблема рецидивов в том, что вне стен больницы за ней нет должного ухода. Физиотерапия нерегулярная. Гимнастику она почти не делает. И что самое худшее — стесняется отхаркиваться. Застой слизи в лёгких возникает быстрее, чем можно было ожидать при должном присмотре за ней и соблюдай она все рекомендации.

Парень понуро опустил голову.

— Я понял. Я поговорю с матерью. Сколько нужно на лекарство?

— Почти триста тысяч, — ответил врач, открывая папку. — Да, двести восемьдесят шесть. Выписывать?

Парень кивнул.

— Хорошо, медсестра занесёт рецепт в палату.

— Что-нибудь ещё надо? — он обернулся у двери.

— Главное, дисциплина, Максим. К сожалению, это неизлечимое заболевание. Именно от ваших совместных усилий будет зависеть, как она будет себя чувствовать. Ферменты, ингаляции, регулярные курсы антибиотиков без этого тоже не обойтись. Но с этим заболеванием ей придётся прожить всю жизнь. И важно, чтобы Алиса не просто выживала, а жила в условиях близких к нормальным. И в ваших силах обеспечить ей такую жизнь.

— Да, я понимаю, — сказал парень и вышел.

— Что сказал доктор Петров? — спросила девочка, когда он вернулся в палату.

— Что ты очень хорошая девочка, но тебе придётся ещё немного полежать в больнице.

— Это я знаю. Но он сказал что-то ещё? — она внимательно сверлила его тёмными бусинками глаз, прищурившись. — Ты хмуришься.

— Он сказал, что ты стесняешься отхаркиваться.

Она опустила глаза, нарочито увлёкшись своим рисунком. Максим знал эту её привычку делать вид, что она ничего не слышит, когда разговор заходил на темы, которые ей не нравились. Он как ни в чём ни бывало снял халат, снял куртку, оставшись в одной футболке с коротким рукавом, потом приставил стул к кровати и сел на него задом наперёд, положив руки на спинку. Он давал ей понять, что никуда не уйдёт, пока она не ответит. И он действительно мог сидеть так очень долго.

— Это противно, — наконец, сказала она, так и не подняв глаз от рисунка. — Все оглядываются, и отодвигаются, словно я заразная.

— Но ты же не заразная.

— Но я чувствую себя такой.

— И всё же ты не такая. Ты не должна этого стесняться. В кашле нет ничего постыдного. Все кашляют, когда простужаются.

— Я как будто все время простужаюсь.

— И что в этом такого? Все лучше кашлять, чем грызть ногти, например. Или ковырять козявки из носа. Представь, как тебе повезло просто кашлять, а не захворать козявочной болезнью.

— Ты врёшь, — улыбнулась она и посмотрела на него исподлобья. — Не бывает никакой козявочной болезни.

— Ещё как бывает! Вот спроси у доктора Петрова. Он тебе расскажет. Каких только болезней не бывает! Уж пострашнее, чем твой кашель! Так что? Будешь кашлять?

Она бросила на него быстрый взгляд и едва заметно кивнула. Он знал, что на большем настаивать не стоит.

— Я что-то не спросил, может тебе принести чего? Воды, фруктов, печенья?

— Мне нельзя печенье. А фрукты мама завтра принесёт.

— Как скажешь, — он пожал плечами и наклонился к её альбому. — Что рисуешь?

— Принеси мне золотой карандаш, — внезапно сказала она.

— Золотой? Карандаш?

— Да. Я рисую Ангела. И у него рыжие волосы и коричневые крылья. А это неправильно, потому что на самом деле они золотые.

— Разве бывают ангелы с золотыми крыльями? Ангелы должны быть белыми или на худой конец, черными.

— А этот золотой, — возразила она спокойно. — Его зовут Натаниэль.

— Как? Натаниэль?

— Да, он Ангел Дорог. Он очень молодой. И за его длинные волосы братья зовут его Натаха. А ещё он любит мосты, картины и круги.

— Какие круги?

— Любые. — Она протянула ему рисунок. — Вот. Видишь? Например, ему нравится ходить кругами, когда он думает. Или бросать в воду камни.

На её рисунке Ангел сидел на мосту, а под ним от брошенного камня расходились по воде круги. Было что-то обречённое в его позе. И что-то знакомое. Эти грустно повисшие большие крылья. И длинные рыжие волосы, убранные в хвост.

— А ещё он любит курить сигареты и пускать дым колечками. Но я не нарисовала, потому что курить — это плохо. Правда?

— Конечно!

— Я знаю, мама иногда курит, когда думает, что я не вижу. И я ей не говорю, что знаю. Она курит, когда ей плохо. И она плачет, а потом от неё плохо пахнет, но лучше ей от этого не становится. А зачем курить, если ей все равно не помогает?

— Для своих восьми лет ты что-то слишком умная, — сказал он, возвращая рисунок.

— Мне семь с половиной!

— Тем более! Как ты сказала, зовут твоего рыжего ангела? Натаха?

— Натаниэль. На «Натаху» он обижается, потому что он и так похож на девочку.

— Отличное имя для ангела, — он улыбнулся и хотел ещё что-то спросить, но их перебили.

— Добрый вечер! — в дверь зашла молоденькая медсестра и сначала улыбнулась парню, а потом перевела взгляд на девочку. — Алиса, твои лекарства. Помочь тебе убрать карандаши? Сейчас принесут ужин.

— Я сама, — девочка закрыла альбом и, не глядя на медсестру, стала складывать карандаши в большую коробку — каждый строго на своё место.

— Доктор просил вам передать, — девушка в коротком белом халатике обошла кровать и протянула Максу бумажку.

— Спасибо, — сказал он и равнодушно бросил рецепт на кровать, даже не взглянув.

— Вы останетесь на ужин?

— Да, ещё немного посижу, — он посмотрел на неё вопросительно.

— Могу принести лишний компот и булочку.

— О, нет, я не голоден. Но за предложение спасибо, — он постарался улыбнуться как можно холоднее, чтобы не давать ей никакой надежды. Он не собирался заводить интрижку в больнице.

— Не за что.

Она хотела ещё что-нибудь сказать, но ничего не придумала и вышла.

— Она тебе не нравится? — спросил Максим насупившуюся сестру.

— Она злая. И вечно строит тебе глазки.

— Вот из-за этого можешь не переживать. Для меня не существует других девочек, кроме тебя. А эта и вовсе не в моем вкусе.

— А какие в твоём?

— Вот такие курносенькие и с веснушками, — он потрепал её по голове и убрал за ухо её тёмные мягкие волосы.

Цвет волос и густые прямые брови — пожалуй, это всё, чем они были похожи. Их разделяло двадцать два года и разные отцы. Его мать родила по большой любви в свои восемнадцать. Ему было десять, когда его отец разбился на мотоцикле. От него он унаследовал эту страсть к двухколёсным коням, синий цвет глаз и тонкий благородный профиль с впалыми щеками. А от матери, кроме цвета и густоты волос ещё полные чувственные губы.

У Алисы глаза были карие, и мать не хотела её рожать. Но новый гражданский муж настоял. А в итоге слился, когда узнал, что ребёнок неизлечимо болен. Они растили её вдвоём. Мать и Максим.

Матери, которая так и не получила высшего образования, да и вообще никакого образования не получила, кроме школьного, с её работой то официанткой, то барменшей лечение Алисы было не потянуть, и Макс полностью взял на себя эту заботу.

Конечно, не за все лекарства приходилось платить. Частично их выписывали бесплатно. И оплачивать отдельную палату тоже было не обязательно. Но мать раздражали другие больные дети. Поэтому он платил. Платил, пока мог. Но лечение становилось всё дороже. А сейчас он как никогда на мели. Ещё и кафе сегодня разрушили.

Но деньги придётся найти. А вариантов было не много. Продать кафе, в котором он не только работал, но и жил, а это означало перебираться жить к матери или снимать жильё, так как вместе они и двух дней без ругани не продержатся. В кафе жить было дешевле. И после сегодняшней аварии его сначала придётся отремонтировать, а на это тоже нужны деньги.

Второй вариант — продать байк. Если срочно, то денег хватит как раз на лечение и ремонт.