Ангел-наблюдатель (СИ) - Буря Ирина. Страница 7

— Ох, Татьяна! — рассмеялась-таки она, и именно так, как я и предполагала — снисходительно. — Нашла, что читать! У них там среднестатистические дети, а если ребенка бабушкам спихивают, которым главное — накормить, переодеть и пустышку в рот запихнуть, чтобы не пищал… Или мать с ним на руках весь день на телефоне или перед телевизором просиживает. Дети ведь все понимают — кто их любит, кому они интересны… Вот вы, к примеру, — оживилась она, — радовались, когда он поплыл?

— Конечно, — не моргнув глазом, кивнула я, покосившись на ангелов — сейчас возьмут и вернутся на самом интересном месте. Но, судя по оживленности жестов, у них разговор тоже в самом разгаре был.

— Ну вот! — с довольным видом воскликнула она. — Ребенок и похвалу родительскую, и неодобрение чувствует, и старается поступать так, чтобы первой было побольше, а второго — поменьше. И если следить за ним, каждый шаг своей реакцией оценивать — вот тебе и быстрое развитие.

Игорь вдруг зашевелился у меня на руках, издал требовательный вопль и потянулся в сторону ангелов.

— Вот видишь! — расчувствовалась Галя. — Просит, чтобы близкий человек к нему вернулся. И Тоша, видно, по душе ему пришелся, он к любому ребенку подход найти умеет — вон и Даринка души в нем не чает.

Услышав вопль Игоря, мой ангел оглянулся и затем спросил что-то у Тоши. Тот удивленно вскинул брови, пожал плечами и повернулся к нам, склонив голову к плечу. Игорь вдруг уткнулся носом мне в плечо, но через мгновенье поднял голову и глянул искоса на ангелов. Еще через мгновенье он зашелся заливистым смехом и принялся брыкать руками и ногами, словно устав находиться в одном и том положении.

Я позвала моего ангела, сказав, что компьютерные вопросы можно и по телефону обсудить, а ребенку нужен режим. Тоша горячо меня поддержал.

Мы отвезли Галю с Тошей и комбайном на мою старую квартиру и отправились домой. Игорь заснул прямо в машине. Глядя на его на удивление спокойное, безмятежное личико, я подумала, что Галя, похоже, права, а я ерундой занимаюсь. Ведь сколько лет я пыталась объяснить своим родителям, что все люди разные, и каждый идет по жизни своей дорогой и своим темпом, а теперь собственного ребенка под общепринятые мерки подгонять стала. Нет уж, у меня просто очень наблюдательный, вдумчивый и сообразительный сын. А каким он еще, скажите на милость, может быть — у меня-то?

20 декабря.

Сегодня мы познакомились с первым снегом. Вот до чего я зиму не люблю, но в этом году она пришла так поздно, что утром, увидев из окна, что за ночь все вокруг покрылось белоснежным, девственно-чистым и пушистым покрывалом, даже я пришла в неописуемый восторг.

На улицу мы собрались в рекордные сроки. Игорю, похоже, передалось мое возбуждение — он повизгивал, колотил руками и ногами, подгонял меня. Даже шапку мою в покое оставил — сообразил уже, наверно, что она является чем-то вроде сигнала стартового пистолета, после которого можно на улицу бежать.

А вот с рукавичками перебороть его мне не удалось. Стаскивал он их с себя намного быстрее, чем я их назад натягивала. Вот же папин сын — холод ему нипочем! И не только с ними заупрямился — увидев парящие в воздухе крупные снежинки, широко распахнул глаза и принялся вырываться из коляски. Пинал ее ногами, дугой выгибался, перевернувшись на бок, за бортики руками хватался, подтягиваясь вверх, и верещал, как резанный. Еле до реки добежали под эти вопли протеста.

Там я взяла его на руки, и мы принялись разглядывать заснеженные, словно в волшебной сказке, кусты и деревья. У него, правда, никаких сказочных ассоциаций по малолетству не возникло, и однотонный, белоснежный пейзаж привлекал его недолго — снежинки оказались намного интереснее. Сначала, когда они присаживались ему на лицо и тут же таяли, он нахмурился, смешно сморщив нос, но затем замахал руками, ловя новую, невиданную доселе игрушку.

Не ощутив в ладошке никакого результата своих усилий, он обиженно засопел, и откуда-то из глубин комбинезона до меня донеслось предупреждающее раздраженное ворчание. Рассмеявшись, я сгребла с земли снежок и протянула ему. Он схватил его, вонзив в податливый комок все пальцы, радостно взвизгнул и тут же запихнул его в рот.

Отобрать — одной рукой-то! — крепко зажатую в кулаке добычу мне удалось не сразу. Побагровев от злости, он издал утробный, яростный рык разочарования… и закашлялся.

Помертвев от ужаса, я затолкала его в коляску и ринулась домой, кляня себя на чем свет стоит. Вот где была моя голова? Ведь знала же, знала, что он все без разбора в рот тащит — так нет, папин сын, понимаешь, неподвластный человеческим слабостям! А кто, искупавшись в мае, сутки потом без сознания валялся, в то время как нормальный человек простым насморком бы обошелся? О Боже, немедленно домой и в горячей ванне попариться!

Ждать, пока наберется ванна, у меня сил не хватило — сорвав с нас обоих одежду, я схватила Игоря и ринулась в душ, даже не вспомнив о резиновых ковриках. И поняла, что, с ребенком на руках, я там не поскользнусь ни при каких обстоятельствах — в пальцах ног какая-то обезьянья цепкость появилась. И мне было плевать, что мы с Игорем забрались в этот душ одинаково голыми — мысль поискать купальник мелькнула где-то на краю сознания и там и скончалась.

Но моему ангелу я решила об этом случае не рассказывать. Ребенок меня пока еще не выдаст, а мне — либо нотации потом выслушивать, либо намеки на уже свершившийся прецедент нудистского пляжа. Главное — дневник понадежнее спрятать, в пакет с памперсами, например, туда он ни за что не заглянет…

Под струями теплой воды Игорь, наконец, успокоился. Разулыбался, разагукался и принялся шлепать меня по всему, до чего мог ручками дотянуться. Ничего, ничего, шлепай, милый — есть, за что! Добавляя понемногу горячей воды, я растирала ему спинку и грудку, внимательно прислушиваясь к его дыханию. Вроде, никаких хрипов…

Покормив его и уложив в кроватку, я, наверно, еще час не отходила от него, то и дело прикладывая пальцы к его лбу. Жара как будто нет, и сопит, как обычно… Может, обойдется?

22 декабря.

Обошлось, слава Богу! Даже насморка не появилось. Вот говорила же я моему ангелу, что нужно было тогда, после переохлаждения, как следует, в ванне попариться!

На дворе уже установились крепкие морозы, и после прогулки — на всякий случай — я отправлялась с Игорем в душ. Но только днем и только найдя предварительно купальник. Хорошо, что у нас батареи такие горячие, что прикоснуться не возможно — к приходу моего ангела купальник всегда высохнуть успевает.

И вот, что я заметила. Лишь только заслышав шум воды в ванной, Игорь начинает заразительно смеяться и размахивать всеми конечностями, а временами переворачивается на животик и ползет в сторону многообещающих звуков. Похоже, он уже сообразил, что они предвещают долгожданное удовольствие. Мой ангел, разумеется, усмотрел в этом лишь страсть к плаванию и прямо раздулся весь от осознания своих невероятных педагогических способностей. Может, перестать купальник сушить? Нет, даже думать не хочу, что он в этом усмотрит.

Игорь, кстати, и его возвращение домой уже узнает. Ключи у моего ангела, конечно, есть, но ему ведь нужно свое появление на сцене фанфарами и литаврами сопроводить. И в последнее время, как только слышится призывный сигнал домофона, Игорь приходит в невероятное возбуждение и даже звуки какие-то другие издает — более низкие, назидательно-ворчливые, словно голос отца копирует. Я даже в прихожую пару раз с ним выходила — точно, урчит, смотрит прямо на входную дверь и, как только она откроется, заходится в торжествующем хохоте.

Я было опять забеспокоилась, но мой ангел оскорбился до глубины души, сочтя реакцию Игоря выражением естественной сыновьей привязанности, а мою — глупой материнской ревности.

И еще одно достижение. Осознав ежевечернее чудо появления моего ангела ниоткуда (и мое, между прочим — ежеминутное, в двери спальни!), Игорь заинтересовался зеркалом. Я уже давно давала ему на себя посмотреть, показывая ему разные части его тела и называя их, но до сих пор страсть к самолюбованию в нем никак не просыпалась. Я даже смеялась — что значит мальчик! Но однажды он сообразил, что у него перед глазами две мамы, и, как в той сказке, принялся старательно разбираться, какая из них настоящая.