Лягушки Манхэттена (ЛП) - Ааронс Кэрри. Страница 26

С каждым словом мой голос становится все сильнее, я обретаю уверенность в правильности принятого решения, а Оливер кажется поникшим.

— Я думаю, ты замечательный человек, Оливер. Смешной, сексуальный, нам легко вместе. Но мы оба можем признать, что ты не станешь тем, кто даст мне все это. Тебе это не нужно, и это нормально.

Вместо того чтобы посмотреть на меня, Оливер не отрывает глаз от стаканчика.

— Я был козлом, да? На игре по кикболу. И на бейсболе.

Когда мы встречаемся взглядами, я не способна прервать наш зрительный контакт.

— Да, но мы оба знали, что рано или поздно это случится. Фразы хуже не существует, но мы можем остаться друзьями.

— Ты используешь на мне слащавые реплики для разрыва, Джемма? — Оливер усмехается, но я чувствую, как в моем сердце образовывается трещина. И мне почти показалось, что этой же участи не избежало и сердце Оливера.

— Я и не думала, что наш трах-фест закончится как-то иначе. — Вставая, я сжимаю его руку и бросаю на стол несколько долларов за кофе. — У тебя есть мой номер. Если понадобится второй пилот или совет по макияжу, ты знаешь, кому звонить.

Он не поднимается, чтобы обнять меня или хотя бы прикоснуться. Печаль в его глазах очевидна, несмотря на то, что он кивает мне в знак поддержки. Нам обоим сложно, но мы понимаем, что это к лучшему.

— А если тебе понадобится трезвый водитель или спаситель с плохого свидания, я готов помочь.

Вот бы сейчас заиграла песня группы Simple Plan, напоминая обо всех сентиментальных моментах из подросткового возраста. Именно так я себя сейчас чувствую. Словно я в конце фильма, где парню не достается девушка; или в той душераздирающей девчачьей мелодраме, где героиня Джулии Робертс в итоге остается с лучшим другом геем.

Ну не счастливица ли я?

Глава двадцать первая

ОЛИВЕР

Сентябрь

Я даже не из Нью-Йорка, что уж говорить об этом побережье, но в этот день над городом повисает плотный туман скорби. Воздух кажется горьким, улицы засорены невысказанными словами и призраками минувших лет. Люди, обычно гудящие и наполненные энергией миллионов кофейных зерен, двигаются медленнее. Чаще оглядываются. Приветствуют друг друга. Понимающе друг другу кивают.

Мы — и я имею в виду приголубленных Манхэттеном — не пытаемся сгладить эти ощущения. Мы не скрываем их и выставляем всем напоказ. Мы упиваемся нашим горем, не стараясь его зарыть и убедить всех, будто всё будет хорошо. Этот один день мы могли посвятить ушедшим. И каждый следующий, стремясь отомстить за их воспоминания.

— Спасибо всем за то, что пришли на ежегодную мемориальную службу в память о событиях девятого сентября. Сделайте сегодня добро для какого-нибудь незнакомца. Уделите минуту воспоминаниям о силе этого города и его людей. Благослови вас всех Господь! — Начальник полиции салютует толпе, и все, кто стоит у всемирного торгового центра, начинают неторопливо рассредоточиваться.

— Боже, ненавижу этот день. — Джин, главный финансист «Графита», на ходу затягивает галстук.

— Я тоже, — бормочу я, пытаясь пробраться через толпу и перейти улицу, чтобы дойти до нашего небоскреба.

Мне бы хотелось остаться здесь на весь день и послушать истории людей, собравшихся у мемориала. Но, к сожалению, я обеспечил финансирование проекта «Умный дом», и мы работали в полную силу. Релиз назначен на декабрь, а потому я работаю по четырнадцать часов в день и часто ночую в офисе.

Чертежи все еще у изготовителя, дизайнеры до сих пор корректируют внешний вид и интуитивную составляющую. Программисты дописывают коды, а команда каждый день преподносит все новые гениальные идеи.

Я должен отдать демо-версию главному разработчику и СМИ менее чем через месяц, а моя маркетинговая команда и отдел по работе с общественностью устраивают часовые собрания минимум раз в неделю. Мы обсуждаем мою речь, освещение и установку сцены, какие подробности графических характеристик мы сможем раскрыть. Я чувствую себя Стивом Джобсом без водолазки.

В течение двух этих месяцев я ел, спал и дышал моим бизнесом. И, вашу мать, слава богу, потому что моя личная жизнь просто не существовала.

Я работал на износ, и у меня не было времени размышлять над тем, что было бы, не поступи я с Джеммой, как настоящий трус. Господи, она была лишь женщиной, не самкой богомола. Я струсил, и когда дело дошло до чего-то поважнее, предпочел улететь быстрее сверхзвукового самолета, чем бороться за чувства, какими бы они ни были.

Я работал настолько ожесточенно, что, когда отключался, то едва успевал представить ее образ.

Карма та еще сука, и не в том смысле, что она впивается ногтями в вашу спину, когда вы ее трахаете. Я всю свою жизнь выстраивал образ вечного холостяка, которого невозможно связать какими-то там узами. А потом правильная девушка исчезла из моей жизни, и надо мной посмеялась даже моя собственная судьба. Вы хотите чего-то только тогда, когда не обладаете этим. Я оказался кретином, который в школе не уделил этому уроку достаточно внимания.

Я продолжал слышать о ней. От гребаного Коди. Они встречаются только друг с другом вот уже месяц, и стоит кому-то прошептать ее имя, в мой живот тут же впивается острый нож.

Я должен быть счастлив за нее. Джемма потрясающая девушка, идеальная. Но, вашу мать, я ревнивый ублюдок. По крайней мере, мне хватило ума оставить ее, как она и просила. Технически, она сказала, что мы можем остаться друзьями, но это было нам несвойственно, и я понимаю — она говорила несерьезно.

Удивительно, что в городе, полном людей, который, порой кажется, размерами меньше раздражающей поющей деревни в «Диснее», я еще ни разу с ней не столкнулся.

— Давай сегодня выпьем. — Мы поднимаемся на двадцать третий этаж, Джин стоит, спиной прислонившись к зеркальной стене лифта.

Я размышляю над этой идеей, не забывая, что у меня полно работы. Но… Мне нужен перерыв. Да и сегодняшний день был на редкость паршивым.

— Да, «счастливый час» был бы к месту. Мне не помешало бы пять «Джонни Уолкеров».

Воздух наполняют сырость и запах травки, и я вдыхаю его, наслаждаясь тем, как наркотические пары проникают в легкие и подводят меня к ощущению кайфа, смешивающегося с алкогольным опьянением.

Мне не удается вспомнить, когда я так напивался в последний раз.

Джин сидит где-то на другом конце бара, у него на коленях извивается блондинка, и он ей рассказывает о своих инвестициях и как обналичил миллион долларов. Может, он и ботаник, как я, но Джин мастер вешать лапшу на уши. При желании он мог бы очаровать и раздеть Меган Фокс.

— Давай еще кружок! — визжит, хлопая в ладоши, девушка, сидящая рядом со мной. Вероятно, потому что она весь вечер пьет за мой счет.

На дворе понедельник, и я в говно. Сижу в каком-то маленьком баре, сконструированном во времена сухого закона, загипнотизированный волосами девицы. Они окрашены во всевозможные пастельные цвета. Она похожа на единорога или калейдоскоп. В ее носу кольцо, маленький серебряный кругляшек, отсветы на котором переливаются каждый раз, когда она смеется. Девушка привлекательна в нетрадиционном смысле, и я говорю о ней «Она», потому что уже в четвертый забываю ее имя.

— Черт, да, еще один круг! — Джин возникает из ниоткуда и машет рукой.

Уверен, бармен поймет этот жест, как «налить всему бару», но я слишком пьян, чтобы переубедить его. Вообще-то, мне хочется уйти.

Во время пьянки или вечеринки есть момент, когда вы незаметно пересекаете неуловимую грань. Мне было весело, я хотел чудить и был готов подписаться на любой движ, считая, что буду жить вечно. Я был полноправным участником отдыха, танцевал и откровенно флиртовал. Заглатывал шоты и напивался ядовитым ликером. Но потом как будто щелкнули выключателем: и вы понимаете, что смертельно устали, и с вас достаточно. Вы ничего не хотите больше, чем оставить шум и болтовню позади. Такое же бывает, когда вы съедаете полную пачку чипсов или просматриваете слишком много эпизодов сериала «Западное крыло».