Плохие девочки не плачут. Книга 3 (СИ) - Ангелос Валерия. Страница 133

Замираю, не способна шевельнуться. Он грубо отталкивает меня, сбивает с ног. Падаю на пол. Но не кричу. Парализованная страхом, враз теряю голос.

Удар. Оглушительный звон. Осколки стекла каскадом сыплются вниз.

Проходит несколько бесконечно долгих мгновений, прежде чем понимаю — это фон Вейганд открыл дверь.

***

Не все йогурты одинаково полезны.

Хм, чуток иначе.

Не все ответы можно озвучить.

Некоторые даются легче, некоторые сложнее. А некоторые не даются вовсе. Сколько не пытайся, как не изворачивайся — ничего не получится.

Иногда разумнее перевести разговор на другую тему, не копать глубоко и не вникать в сомнительные подробности. Иногда лучше вспылить и рассвирепеть, отвлечь пристальное внимание от желанной разгадки и, пользуясь случаем, надёжно спрятать ключ подальше.

Люди хранят молчание по разным причинам.

Порой сказать нечего, и тишина выглядит намного эмоциональнее самых сочных фраз. Порой говорить не хочется, и попросту нет желания растекаться мыслью по древу, строить витиеватые обороты, расшаркиваясь перед собеседником. А иногда говорить нельзя, и никакая сила не распечатает плотно сомкнутые уста, даже страх жестокой расправы не отворит заветные врата откровенности.

Люди редко осознают первобытную мощь слова.

К счастью или к сожалению? Трудно сказать, зависит от ситуации.

Ибо словом можно убивать. Наносить незаживающие раны. Отнимать веру, разрушать мечты, ставить на колени, глумиться и пытать, низвергать в пыль.

Ибо словом можно исцелять. Возносить в рай. Окрылять, вдохновлять на подвиги, приводить к победе, оберегать и даровать новый шанс, возрождать из пепла.

Тот, кто знает цену словам, не бросает их на ветер. Не использует как разменную монету, не твердит одно и то же всем подряд, не латает затёртыми клише брешь скудной фантазии.

Скупится на красочные эпитеты, почти не выражает чувств. Не раздаёт щедрые авансы, тщательно скрывает болевые точки.

Впрочем, сильно не слово, а сокрытое в нём значение.

Без таинства истинной сути любые речи мертвы.

***

Я не знаю, как долго нахожусь в одной позе. Застываю неподвижно, страшусь изменить положение, пошевелиться и невольно привлечь внимание зверя.

Ну, и что это было?

«Фон Вейганд открыл дверь», — меланхолично напоминает внутренний голос.

Совсем не сладко жить на пороховой бочке. Психика расшатана, нервы ни к чёрту. Но столь откровенно нарываться на приключения тоже не стоило.

Пора понять: никому не нравится получать ответные удары. Особенно от наглой выскочки, особенно собственным оружием.

Я цепенею.

Не от страха и не от холода. Поблизости разъярённый хищник, изучает балкон. А снаружи температура стремится к нулю, что благодаря разбитому стеклу весьма ощутимо и внутри. Но это лишь детали.

Цепенею от неизвестности. От уничижительного бессилия, полнейшей неспособности сопротивляться. Кому? Чему? Не важно. Просто не могу бороться. Устала. До одури, до жути. Путаются мысли, опускаются руки.

Перед глазами…

Не ковёр и не диван, даже не столик.

Перед глазами пустота.

Манит и зовёт, шепчет бредовые приказы на ухо, велит немедленно подчиняться, спешно капитулировать. Сводит с ума. По-настоящему.

Оборачиваюсь назад, инстинктивно ищу спасения.

Впиваюсь взглядом в его фигуру. Абсолютно идеальную, совершенную во всех смыслах. Любимую, единственную во Вселенной.

Не дышу.

Фон Вейганд стоит ко мне спиной, замер вплотную к витой кованой решётке, опирается на железный поручень.

Хочется подняться и подойти, провести ладонями по широким плечам, обнять за талию. Прижаться крепко-крепко, не отпускать ни на миг. И целовать. Покрывать безумными клеймящими поцелуями, пусть сквозь рубашку, как угодно, без разницы.

Хочется молчать, ни в коем случае не анализировать и не думать. Просто чувствовать его, вдыхать его запах.

Запах силы и власти. Дурманящий, порочный и терпкий. Сотканный из противоречий. Чёрно-белый. Немного алкоголя, немного сигар. Капля щемящей нежности в кипящем океане пагубных страстей.

Запах моего мужчины.

Моего?.

Дыши глубже.

Господи, как больно. Прямо по рёбрам. Без предупреждения.

Зачем? За что?

Стоп, хватит.

Беру тайм-аут.

Осторожно поднимаюсь, с трудом балансирую на высоких каблуках. Больше не смотрю назад, неровной походкой отправляюсь на поиски уборной.

Нужно умыться, разуться и порыдать. Рухнуть на прохладный кафельный пол перед унитазом, забиться в продолжительной истерике, и, проклиная суровую несправедливость жизни, пускать сопли да слюни.

Короче, морально восстанавливаться.

Покидаю просторную комнату, неторопливо продвигаюсь вперёд по узкому коридору, толкаю первую попавшуюся дверь и попадаю в ванную.

Отлично.

Решительно сбрасываю пыточную обувь.

Вот дерьмо. Теперь ещё хуже.

Спазм? Судорога? Может, приближение медленной и мучительной смерти?

Всё вместе. Беда не приходит одна, да.

Несколько секунд неловко переминаюсь с ноги на ногу, потом подползаю к раковине и открываю кран. Подставляю руки под ледяную струю, с удивлением замечаю, как вода явственно розовеет.

Что за хрень?

Фон Вейганд не успел меня покалечить. Или успел? Нет, такое я бы не пропустила. Провалами в памяти вроде не страдаю.

Неужели порезалась об осколки? Никаких ран на теле не чувствую. Или чувствую?

Прислушиваюсь к своим ощущениям, стараюсь обнаружить ранения. Однако симптомы не балуют разнообразием. Челюсть привычно ноет, но вряд ли будет кровоточить.

Еб*ный стыд.

Минет не практиковали, а изнеженная зараза уже успела разныться. Позорище. Прямо как её обиженная природой хозяйка. За державу, тьфу, за организм обидно, что дал слабину. Пара часов с кляпом во рту — финиш. Где боевая сноровка? Где стальная выдержка?

Ладно, не будем о грустном. Включим позитив.

Откуда кровь?

«Ногти», — лаконично заявляет неизменный пассажир в моей черепной коробке.

Точно.

Это ж я поцарапала фон Вейганда, когда он меня душил. Под ногтями сохранились ценные образцы ДНК. Если бы убийца доделал работу до конца, его всенепременно отловили бы доблестные сотрудники правоохранительных органов.

Шучу.

Никто бы его не отловил.

Он бы мог оставить автограф на моём бездыханном теле, разбросать по периметру визитки с контактными данными, сфотографироваться на фоне места преступления и запилить компрометирующие кадры в Интернет, снять видео, выложить на ютуб и собрать миллион просмотров…

Пофиг.

Всё равно никто бы его не отловил.

Эх, Алекс. Надеюсь, ты не обижаешься, что я вцепилась в твою руку до крови? Рефлекс, ничего не поделать. Естественная реакция, ничего личного, как говорится. В следующий раз постараюсь не дёргаться.

Весело?

Нет.

Ни х*я, прямо-таки ни х*яшеньки не весело.

Не весело, когда твоё серое и безрадостное существование вдруг вспыхивает новыми красками и замыкается на одном человеке. На том, кто способен свернуть твою жалкую шейку единственным движением пальцев, а потом закопать тебя так далеко и глубоко, что никто не найдёт. На том, кто ставит мир раком, имеет всех и каждого в своё удовольствие, плюёт на устаревшие нормы и создаёт новые, готов проехаться катком по любому идиоту, возникшему на пути. На том, кто…

Диагноз.

Фон Вейганд — это болезнь, которую никогда не захочу излечить. Откажусь от любых таблеток и капельниц, от спасительных инъекций. Намеренно спровоцирую обострение.

«У пациентки обострение фон Вейганда» — звучит ведь.

Или ещё круче — «нам казалось, всё позади, опасность миновала, мы приложили максимум усилий, но потом случился рецидив фон Вейганда, и все старания прошли впустую».

Интересно, сколько женщин им болели. А сколькими болел он сам? Болен ли хоть немного мной, и что за тень в его глазах?

Такая слабая, расплывчатая, практически незаметная тень болезненной неизбежности и неизбежной боли.