Плохие девочки не плачут. Книга 3 (СИ) - Ангелос Валерия. Страница 312

Ох, он умеет. За гранью. И на грани. Знает толк в дьявольском наслаждении. В дичайшей боли. Прирожденный экзекутор. Настоящий мясник.

— Очень изобретательно, — горько усмехаюсь. — Твоя очередная манипуляция.

Фон Вейганд молчит. В черных глазах читается удивление, искреннее и неподдельное, застывает немой вопрос. Какая поразительная игра. Искусная. Мастер своего дела.

— Ну, ты специально привез меня сюда, — нервно передергиваю плечами. — Напомнить о той несостоявшейся измене. Намекнуть на неизбежное наказание в случае чего.

Подхожу к нему. Вплотную. Любуюсь каждой чертой лица. Помимо воли. Ласкаю взором рефлекторно.

Этот мир жесток. А проклятье вечно.

Он мой единственный. Всегда и во всем. Во веки веков. Беспристрастно. Объективно. И кто бы рядом ни оказался, вижу лишь этот горящий взгляд. Ухмылку. Оскал. Раз сомкнул клыки на горле, уже не отпустит.

— И вообще, я приезжала в Испанию, пытаясь забыть тебя навсегда, вырвать из сердца, из памяти, — губы сводит болезненная судорога. — Ничего не вышло. Значит, это судьба. Вот удобный повод освежить все. Посыпать раны солью. Чтоб не забывала.

Мертвая тишина.

Только волны бьются о берег да чайки вопят. Свежий морской ветер колышет пальмы, бередит кустарники. Галька звонко перекатывается под босыми ступнями.

Странное ощущение. Неясное. Призрачное. Неуловимое. Точно два абсолютно разных мира сливаются в единое целое.

— Скажи, — требую. — Я угадала?

— Дура, — хрипло говорит фон Вейганд.

— Что? — резко сокращаю дистанцию между нами, наматываю галстук на кулак, дергаю, вынуждая склониться вниз, опускаю до своего уровня. — Повтори.

— Дура ты, — от этого раскатистого рычания в жар бросает.

И я вдруг четко понимаю, как выгляжу со стороны. Маленькая глупая девочка ухватила громадного зверя за поводок. Держит жалкий ремешок тонкими, хрупкими пальцами. Смотрит прямо в зубастую пасть. Болтает без умолку, качает права, отстаивает истину. Однако про главное забывает. Как легко, как просто, как приятно будет перекусить ее глотку, разломать хребет на части, выдрать каждую кость, обглодать и выплюнуть.

Отшатываюсь. Отпускаю его. Отхожу на безопасное расстояние.

Безопасное. Серьезно? Разве такое существует в природе? Очень вряд ли. Он же везде достанет, настигнет и повалит, возьмет свое без долгих прелюдий. Изголодавшийся по крови хищник молниеносно след берет, чует добычу нутром.

— Давай, — хмыкаю. — Еще скажи, будто ты не выкупил этот замок и всю близлежащую территорию.

— Лгать не стану, — криво ухмыляется. — Выкупил.

— Ну, спасибо, — киваю. — А подвал там успел замутить? Или хотя бы цепи с кандалами? Коллекцию плетей и кнутов организовал? А как насчет дыбы и креста? Предлагаю пару излюбленных экспонатов поскорее перевезти. Чего тянуть-то?

— Я учту твои замечания, — выдает вкрадчиво.

— Конечно, — истерический смешок раздирает горло. — Иначе где будешь истязать меня за новые промахи? Вдруг опять со Стасом случайно пересекусь или свежее расследование устрою. Трудно будет наказывать без мрачного подземелья.

Вхожу в раж. Распаляюсь с каждым прошедшим мгновением. Теряю берега, окончательно и бесповоротно погрязаю в истерике. Совершаю отчаянный шаг в зияющую бездну. Про последствия не задумываюсь.

— Стоп, — нервно посмеиваюсь. — О чем это я? Ты же главное орудие за собой носишь. Если поблизости не найдется ни единого пыточного агрегата, используешь свой огромный член. На колени поставишь. Оттрахаешь, раздирая до крови. Сперва в рот. Потом в задницу. А дальше можно и поменять привычный порядок. Плевать. Не важно. Врачи же починят игрушку, быстро заштопают. Да?

Темные глаза впиваются в меня. Выжигают клеймо. Дико. Свирепо. Люто. Вынуждают замереть. Заткнуться.

Зверь наступает. Шаг. Еще шаг. Не прикасается, не дотрагивается. Просто нависает мрачной тенью, изучает плотоядным взором. Хищно скалится.

Так близко. Неотвратимо. Необратимо. Жутко. Аж мороз пробегает по коже.

Мне больно. До крика. До хрипоты. До судорог. От одного его присутствия рядом.

Животное. Монстр. Палач.

Беспощадный. Безжалостный.

Пусть не касается, пальцем не задевает, но держит мое сердце в руках, сдавливает, причиняя нестерпимые мучения.

Любить тебя страшно.

Больно. Ужасно. Невыносимо.

Но не любить и вовсе нельзя.

— Да, — шумно выдыхает фон Вейганд, опаляет жаром лицо, отнимает равновесие, отбирает опору, разрушает все.

Падаю. Оседаю на прохладные мелкие гладкие камни. Немею. Ничего толком не соображаю. Цепенею, застываю в ожидании неизбежного покарания.

Он раздевается. Быстро. Резко. Порывисто. Рваными движениями. Бешено. Будто срываясь с железной цепи, вырываясь из стальной клетки. Отбрасывает пиджак. Ослабляет галстук, сдирает и отшвыривает прочь. Сдергивает рубашку. Стягивает брюки.

Я отворачиваюсь. Как от удара. Как от пощечины. Щеки пылают. Я просто не в силах наблюдать.

Он голый. Нагой. Абсолютно.

Боже. Господи.

Я сама виновата. Сама его довела.

Бесполезно умолять.

Фон Вейганд склоняется надо мной, взирает прямо в глаза, душу в момент сковывает, пленяет за прочной решеткой. Сперва протягивает руку, точно желает накрыть ладонью плечо, но после отдергивает, будто обжигается. Качает головой, усмехается.

Содрогаюсь. Позвоночник напряженно выгибается, натягивается струной.

— Я купил замок и всю землю рядом, — ровно и холодно. — Однако уж явно не ради твоей памяти про сопляка, который тебя тут практически трахнул.

— А для чего тогда? — выдаю сдавленно и глухо.

— Ты матери говорила, что хочешь жить в этом замке, — уголки его губ дергаются, да только рот по-прежнему остается одной жесткой линией. — Было или нет?

— Было, — роняю чуть слышно.

— Вот и живи, — поднимается, отступает. — Больше не помешаю. Не трону. Слуги и прочее оплачено на годы вперед.

Проходит мимо меня. К ласково распахнувшемуся морю. Спокойно ступает в студеную воду. Шаг за шагом, заходит глубже. Бросается в пенящиеся волны. Мощными гребками продвигается все дальше. Стремительно удаляется.

Неужели совсем не чувствует холода? Или наоборот. Чувствует настолько много, что решил остудить пыл.

Провожаю взглядом смуглую мускулистую фигуру. Не могу перестать его разглядывать. Алчно. Порочно. Жадно. Вгрызаюсь глазами, ни на миг не отпускаю. Жажду каждую черту впитать.

И чем я лучше?

Не могу. Не хочу.

Завязывать. Прекращать. Начинать с чистого листа. Набело переписывать. Перечеркивать, выдирать прошлые страницы.

Все о нем. Про него. Для него. Одного. Единственного. Все слова. Все точки. Многоточия. Строчки. Скомканные черновики. Измятые, истерзанные листки.

Я не пишу. Не живу. О другом. На плоти моей. В крови. На костях. Везде. Лишь его имя выбито. Вырезано. Высечено. Бесчисленное количество раз.

— Алекс, — шепчу, закусываю губу. — Александр фон Вейганд. Барон Валленберг. Мой муж. Мой супруг. Мой…

Больно. Опять. Как каленым железом. Как кипятком. По жилам, по венам. Сочится, струится яд. Отрава. Гремучая смесь обиды, злобы и страха.

Поверить. По-настоящему.

Как?

Очертя голову. Вновь. Вниз. В бездну. В обрыв. В горячую лаву. В жерло вулкана. Сгорать дотла. Заново дарить себе шанс.

Зачем?

Опускаться все ниже и ниже. Познавать очередной круг ада. Предавать себя. Мечты. Идеалы. Плавиться в дьявольском пламени. Вечность.

Я сглатываю ком в горле, смахиваю непрошеные слезы, подавляю приступ истерики. Провожу ладонями по гальке, собираю мелкие камни. Перекатываю между пальцами. Постепенно выдыхаю, обретаю покой. Продолжаю импровизированную медитацию.

Я успокаиваюсь. Слегка. Чуть-чуть.

Ну, ладно. Возможно, через несколько лет опять сумею довериться. Открыться, отдаться, покорно раскинуться перед фон Вейгандом. И принять его. Как море.

Усмехаюсь.

Полынь горчит на кончике языка. Однако это вовсе не повод сдаваться. Еще поборемся, еще поглядим, кто кого.