Когда-нибудь мы будем вместе (СИ) - Мархасин Вадим. Страница 91

— Тямы? — ляпнул сам того не ожидая Илюшин, и побледнел с перепугу.

— Ну ты обнаглел, — оторопел я, — интуиции не хватает, предвидения последствий, не могу просчитать что получим на выходе.

Пойдем прогуляемся, надо обсудить кое-что с ребятами.

Тоскливо посмотрев на телефон, потом на меня Илюшин уклончиво произнес: — Борис Николаевич, вы идите, а я сделаю пару звонков и подойду.

— Потом позвонишь, пока идем, ты меня введешь в курс дела, над чем работали, пока я в Тольятти да в Саратове буйствовал.

Вышел из кабинета, за спиной нарисовались двое охранников, приставленных новым начальником охраны.

Неторопливо спустившись по мраморной лестнице, покрытой красной ковровой дорожкой, мы подошли к приемной перед кабинетом Илюшина. Секретаршей он обзавестись еще не успел, так, что пойдем по-простому, без доклада, тем более хозяин кабинета в кильватере следует.

Илюшин подскочил вперед и распахнул дверь приемной. Вход в его кабинет располагался в противоположном конце приемной, дверь была слегка приоткрыта.

Из-за двери доносились жизнерадостные раскаты хохота Бурбулиса, вечно хмурая физиономия которого уже набила оскомину. Илюшин попытался проскользнуть вперед меня, но замер по моему повелительному взмаху руки. Я заинтересованно остановился перед входом в кабинет.

"О чем там так весело ржут? Может и мне поржать, а то после Самары бросаться на всех хочется".

В створе приоткрытой двери, спиной ко мне, за столом совещаний сидел Гайдар, и счастливо всхлипывая, от переполнявших его чувств, активно жестикулируя руками, громогласно вещал, сидящему рядом с ним вполоборота Бурбулису.

— А наше то бревно, пооонимашь, прочитало указ" О свободе торговли" им же подписанный, датированный двадцать девятым января, — мелко захихикал Гайдар, — штаааа эта, спрашивает меня. Сегодня ведь пятнадцатое?

— Га, га, га, — вновь заржал Бурбулис.

— Тебе смешно, а он порвал указ, скомкал, и бросил мне в лицо, представляешь? — сделав паузу Гайдар вскочил, поднял руку и, кривляясь изрек, — панимашь, эта что за свобода торговли? Я свободу слова понимаю, панимашь, свободу совести понимаю, а штаа такое свободная торговля, панимашь?

— Если ты родился, туп как дуб, то будешь баобабом и это непреложный факт, завизированный Высоцким, — фыркнул Бурбулис, — баобаб ведь тоже бревно? Может его бао будем сокращенно звать, не слишком длинно, а то бревно, как то не звучит, баобаб и не выговоришь после ста грамм.

Бурбулис всхрюкнул в восторге от своей шутки юмора и завершил мысль:

— Согласен с тобой Гайдар, последний месяц с бао невозможно работать, сует нос в каждую щель, раньше только водку лакал, лишь бы кто поднес, да подписывал где пальцем ткнут. А сейчас типа читает, панимаашь! Из кабинета не вылезает, сидит с такой самодовольной харей под флагом, президента изображает, аж плеваться хочется! Представляешь, охрана говорит, что домой уезжает в двенадцать ночи, а в шесть утра уже опять на работе! Спит наверно в комнате отдыха, а перед нами стахановца из себя строит.

— Работяга! — подхватил мысль Гайдар, — куда такому работать с двумя инфарктами. Сиди в кресле, нитроглицерин соси и не отсвечивай! Рожа с виду тупая, тупая, как у деревянного солдата Урфина Джюса, бревно-бревном, а туда же — докумееееенты читать! Умный вид состроит, Гайдар ты штаа творишь! Не нравится, панимашь, цены растут панимашь, жрать людям нечего панимааашь. Зайди в Кремлевский буфет да жри, там людей много панимашь, всем есть что пожрать, жрут так что за уши не оттащишь, да еще домой котомками тащат.

— Хи-хи, — визгливо подхихикнул Бурбулис, — представляешь он в буфет не ходит, его же ликвидировали, что бы не отрываться от народа. Илюшин туда его водил после нового года, показывал, что чиновничья кормушка закрыта, финита ля! А про то, что буфет на втором этаже открылся, бао не знает. Давится овсянкой из одноразовых пакетиков!

Друзья приятели синхронно засмеялись, всхлипывая от переполнявших их чувств.

Я повернулся к Илюшину и свирепо посмотрел ему в глаза, тот отшатнулся в испуге, смущенно опустил голову, уши предательски заалели.

Мои охранники с каменным выражением невозмутимости на лицах стояли в двух шагах. У охранника стоящего слева в глазах мелькнуло сочувствие. Ну, спасибо тебе и на этом брат, кивнул я ему в ответ.

Тут вклинился голос невидимого за прикрытой дверью Шахрая. — Ну и что вы ржете как кони. Когда Ельцин водку днями пил и ручкой в документ попасть не мог, вы его склоняли, как могли, а уж как гордились своей незаменимостью. Теперь он работает больше нас в три раза и гоняет как наскипидаренных, так вы опять недовольны. Может, хватит ерничать иизображать из себя клоунов?

— Ай, брось Сергей Михайлович, изображать святую невинность, — отозвался Гайдар, — тебя взяли в команду, так и будь в ней, не ссы против ветра! А насчет работы, я уверен на сто процентов, что он дрыхнет в кабинете вечерами, а не работает. Что-то я никаких документов рожденных им в муках творчества пока не видел.

Глубоко вздохнув, я бросил негромко, — пошли, — и резко вышел обратно в коридор, подталкивая в спину растерянного помощника, борясь ускорить движение пинком под сраку.

Разгоняясь по коридору в сторону своего кабинета, я пытался успокоиться и хладнокровно все обдумать, только это легче сказать, чем сделать.

Бревно значит, ну, ну. Баобаб… вот ведь… пригрел сволоту, распинаюсь перед ними каждый день, пытаюсь команду сбить, привить ответственность за свое дело. Жалел козлов, думал, что сработаемся, а ведь сразу видел, нутром чувствовал их гнилую сущность. Только и останавливало, что коней на переправе не меняют и негде и некогда искать других. Даааа, лучше пешком ходить. Таких коней на колбасу надо, может там отдача будет. Ну да ладно наберем себе реформаторов другим путем. Есть у меня наметки, каким образом создать себе команду.

Я стремительно несся по коридору, один из охранников шел впереди, второй контролировал так сказать заднюю полусферу.

Илюшин, притормозивший на выходе из кабинета, перешел на бег, обогнал охранника и, снизив скорость, пристроился слева от меня: — Борис Николаевич, все не так как вы подумали, это просто шутка, дружеская пикировка! Ребята ничего плохого не замышляют. Мы порой так расслабляемся в команде, чтобы сбросить напряжение, отвлечься немного.

Я резко остановился и презрительно посмотрел на Илюшина:

— И когда же вы меня к себе в друзья определили так запанибратски? — не видя смысла выслушивать попытки оправдаться, повернулся к телохранителю, тот уловив мой мысленный посыл, представился. — Кондратьев, Петр.

— Петр, вот это! — ткнув пальцем в Илюшина гневно прошипел я, — выбросить из Кремля! Сейчас…. Немедленно! — Втянув воздух сквозь зубы медленно выдохнул, — на обратном пути передай начальнику охраны, выпнуть следом Бурбулиса с Гайдаром, а Шахрая пригнать ко мне через полчаса. Ты все понял Кондратьев? Да, Горелов пусть тоже подойдет.

— Так точно! — Охранник вытянулся во фрунт, по строевой стойке смирно, всем видом подтверждая согласие немедленно исполнять приказ.

— Чтобы духу этой…. мрази не было на территории Кремля, пропуска изъять… Если я хоть когда-нибудь увижу, услышу, что кто либо из этой братии появился в правительстве, администрации президента… Ты понял?

Дождавшись от Кондратьева утвердительного так точно, я продолжил движение в свою вотчину, прислушиваясь к визгливому протесту Илюшина, подталкиваемого охранником в сторону лестничного марша на выход из здания.

— У меня пальто в кабинете, зима на улице, произвол… доносились до меня затихающие выкрики бывшего вице помощника.

Зайдя в свой кабинет, я оставил второго телохранителяв приемной, прошел в комнату отдыха, присел на диванчик, откинул голову и попытался расслабиться. Челюсти сводило судорогой до зубовного скрежета.

Никаких мыслей по разрешению ситуации в голову не приходило. Месяц я вожусь с этой кодлой, все насмарку, выхлоп ноль целых хрен десятых.