Забвению не подлежит - Яцовскис Евсей Яковлевич. Страница 1

Евсей Яковлевич Яцовскис

ЗАБВЕНИЮ НЕ ПОДЛЕЖИТ

БОИ ЗА ВЕЛИКИЕ ЛУКИ

Знакомство состоялось. Новое назначение. Семинар. Оборона на реке Ловать. Подвела ли 186-я стрелковая? В окружении. На новый рубеж.

Более недели войска нашей 22-й армии вели ожесточенные бои за Великие Луки. Несмотря на огромные потери, превосходящие силы гитлеровцев упорно лезли вперед. 16 июля 1941 г. врагу удалось западнее Невеля окружить 51-й стрелковый корпус. 20 июля немецкие танковые соединения ворвались в город, но на следующий день наши подоспевшие резервы выбили гитлеровцев из Великих Лук, атаковали их в районе Невеля, чем облегчили выход из окружения 51-го стрелкового корпуса.

В боях активно участвовали части 179-й стрелковой дивизии, которые, в частности, помогли нескольким подразделениям армии вырваться из окружения в районе города Невель.

Однако враг имел большое превосходство в живой силе, танках и авиации, и нашей дивизии пришлось отступить за реку Ловать и на ее крутых берегах в 15–20 километрах юго-западнее Великих Лук занять оборону. Противник предпринимал отчаянные попытки сломить наше сопротивление, но безуспешно. Бойцы дивизии отбивали одну атаку за другой. Наконец на участке фронта, занимаемом на рубеже верхнее течение реки Ловать, Великие Луки, озеро Двинье соединениями 22-й армии, положение стабилизировалось. Происходили лишь эпизодические перестрелки из стрелкового и артиллерийского оружия. Нашему командованию было необходимо выяснить дальнейшие намерения противника, разведать его силы и средства. Для получения этой информации срочно требовался «язык». Его взяла группа разведчиков дивизии, перебравшихся ночью на левый берег реки Ловать. Пленный ефрейтор из противостоящей нашим частям немецкой пехотной дивизии во время захвата был ранен.

В штабе дивизии переводчика еще не было, и ефрейтора привели ко мне — поручили допросить. Впервые пришлось разговаривать с вражеским солдатом. Я не знал, как начать допрос, но в землянку пришли начальник разведки дивизии старший лейтенант П. Волков и комиссар отдельного автомобильного батальона дивизии старший политрук Е. Каре. Волков начал задавать вопросы, а я их переводил: в какой части пленный служил, ее точное наименование, какие занимает позиции, какое имеет вооружение, какую имеет боевую задачу, фамилия командира части?..

Пленный с готовностью отвечал, рассказывал даже сам, не ожидая расспросов. Он не новичок — участвовал в кампаниях в Польше и Франции, а на Восточном фронте — с первого дня войны. Немец не ожидал, что русские оставят его в живых. Был удивлен, когда его прежде всего отвели в санчасть, где перевязали рану.

Старшего политрука Каре интересовало другое — моральный дух фашистских солдат. Он указал пленному на его раненую руку и спросил:

— Ну как, приятно воевать?

Ефрейтор отрицательно мотает головой:

— Нет, нет, это проклятые нацисты виноваты, Гитлер!

И тут я вспомнил 1930 год. Вместе с матерью короткое время гостил в Берлине у дяди. Видел, как по улице двигались колонны демонстрантов — рабочие шагали сомкнутыми рядами с красными знаменами и транспарантами: «Долой нацистов!», «Гитлер — это война!».

Коммунистическая партия Германии неустанно предупреждала тогда немецкий народ о грозящей опасности войны в случае прихода к власти фашистской партии национал-социалистов. Так это и случилось!

Допрос окончен. Пленного отправили под конвоем в штаб 29-го стрелкового корпуса, а я, оставшись один, мысленно перенесся в недалекое прошлое…

…В ночь на 23 июня 1941 г. части дивизии заняли оборону в окрестностях города Пабраде, что в 50 километрах к северо-востоку от столицы Литвы Вильнюса.

На позиции 234-го стрелкового полка, в котором я работал оперативным уполномоченным Особого отдела НКВД, разыскал меня младший лейтенант государственной безопасности Валентин Пименович Бельтюков, заместитель начальника отдела. Он с ходу засыпал разными вопросами.

Беспокойство моего начальника понятно — дивизия сформирована на базе частей бывшей литовской буржуазной армии, в которой офицерская каста воспитывалась в духе оголтелого национализма и враждебности ко всему прогрессивному. Летом 1940 года победоносная социалистическая революция в Литве смела ненавистный режим кровавого диктатора А. Сметоны, правившего со дня фашистского переворота 17 декабря 1926 г. до 15 июня 1940 г., когда он, опасаясь возмездия народа за свои кровавые преступления, трусливо бежал в Германию. В республике была восстановлена Советская власть. Эти исторические события не могли обойти стороной армию — она сначала была реорганизована в литовскую Народную армию с учреждением в ней института политических руководителей, а после вступления Литовской ССР в семью братских народов Союза ССР соединения и части Народной армии вошли в состав Красной Армии в виде отдельного литовского 29-го стрелкового территориального корпуса Прибалтийского Особого военного округа. Кроме нашей 179-й стрелковой дивизии в состав корпуса входили 184-я стрелковая дивизия, 615-й артиллерийский полк и другие отдельные корпусные подразделения.

Естественно, всем этим реорганизациям и переформированиям сопутствовал процесс очищения соединений и частей корпуса от наиболее реакционно настроенных офицеров и унтер-офицеров сверхсрочной службы. И все же замаскировавшихся врагов народной власти в нашей среде оставалось достаточно. В боевой обстановке от них можно было ожидать любых пакостей.

— Воздух! Воздух! — вдруг со всех концов послышался сигнал тревоги.

Самолеты с черными крестами на крыльях приближались с запада. Они развернулись и пошли бомбить лес, где еще вчера в лагере располагались части дивизии. Теперь там почти никого не было, и могли пострадать только палатки да временные деревянные постройки.

— Это дело рук «пятой колонны»! — Бельтюков поймал мой недоуменный взгляд: — Что, не слышал о такой?

— Почему же, слышал — во время гражданской войны в Испании франкистские мятежники осаждали Мадрид четырьмя колоннами, а «пятую колонну» в тылу у республиканских войск составляли контрреволюционеры, помогавшие врагу.

— Вот, вот, и у нас здесь не обошлось без участия предателей из «пятой колонны». Это они навели немецкие самолеты на летний лагерь дивизии. Соображаешь?

Он был прав.

На рассвете 24 июня части дивизии снялись с занимаемых позиций — получен приказ отходить на восток. Миновали знакомый город Швенчёнис и незнакомое местечко Адутишкис. Здесь граница Литовской ССР. Дальше Белоруссия.

За городом Глубокое штаб дивизии и его подразделения остановились в рощице недалеко от дороги на короткий привал. Штабные машины рассредоточили в лощине у небольшого ручья. Одни решили привести себя в порядок — умывались, брились, другие улеглись в тени подремать. Здесь я застал своего непосредственного начальника Владаса Крестьяноваса и доложил ему об обстановке, сложившейся в полку. Участник революционного движения в Литве, коммунист-подпольщик Крестьяновас был, как и я, в сентябре 1940 года направлен партией на работу в армейские органы государственной безопасности, и ему поручили руководить Особым отделом НКВД 179-й стрелковой дивизии. Азы чекистской работы мы постигали одновременно.

Во время нашей беседы неожиданно вблизи разгорелся бой — застрекотал пулемет, началась ружейная стрельба. Сначала было непонятно, что происходит, но, когда над нами засвистели пули, стало ясно — обстреливают штаб дивизии. Послышались крики, стоны раненых. Все бросились в укрытия — под автомобили, за деревья, в придорожную канаву — и начали отстреливаться. «Наверное, гитлеровский десант», — промелькнула мысль. Укрывшись за небольшим бугром, я несколько раз выстрелил из пистолета в сторону опушки леса, откуда предположительно обстреляли штаб. Вдруг вблизи ударили орудия; и пулемет замолчал. Некоторое время все еще раздавались одиночные выстрелы, а потом все затихло.