Забвению не подлежит - Яцовскис Евсей Яковлевич. Страница 40

В Езерище вернулись поздно вечером и переночевали в дежурной комнате райотдела НКВД. Утром осмотрели поселок, за освобождение которого 16-я литовская стрелковая дивизия и другие соединения 4-й ударной армии вели бои с октября прошлого года. На площади поклонились могиле погибшего в бою за Езерище командира 159-й гвардейской танковой бригады полковника Семена Павловича Хайдукова. На постаменте воздвигнутого памятника советский танк и фотография героя.

По пути в дивизию останавливались в местах упорных прошлогодних боев. Деревня Лобок — полусожжена, вся изрыта немецкими траншеями. От деревни Борок ничего не осталось. Вспомнили, красивая была деревня — вся в зелени, живописно раскинулась на высоком холме. А теперь — ни одного дома, ни одного деревца! Так же выглядела и деревня Блинки.

В отдел вернулись в ночь на 8 февраля. Отдохнуть не удалось, получил новое задание командования.

В СОСТАВЕ ПЕРВОГО ПРИБАЛТИЙСКОГО

В гостях у И. X. Баграмяна. «Не воюем, а кочуем!» Дело немецкого полицая. В дни открытия второго фронта. На даугавпилсском направлении. Военнопленные образца 1944 года.

Получилось так, что, не успев вернуться из Езерища, пришлось вновь отправиться туда же — на этот раз для сопровождения прибывших в дивизию товарищей А. Снечкуса и Ю. Палецкиса. На командном пункте 1-го Прибалтийского фронта они встретились с командующим фронтом генералом армии Иваном Христофоровичем Баграмяном.

Пока проходило совещание, я побывал в следственном отделе управления контрразведки «Смерш» фронта, встретился с начальником отдела, с которым еще раньше был знаком. Более часа мы беседовали по разным служебным вопросам, а на прощание он мне вручил последнее издание Уголовного кодекса РСФСР и обещал также прислать Уголовно-процессуальный кодекс. Это был поистине ценный подарок, ибо имевшиеся у меня экземпляры уже устарели, да и, кроме того, изрядно истрепались.

На КП фронта вернулся, когда совещание только-только кончилось. Однако И. X. Баграмян гостей так сразу не отпустил и пригласил всех поужинать, в том числе и «адъютанта» товарища Снечкуса, то есть меня. Командующий был в хорошем расположении духа, шутил, рассказывал разные истории. За столом напротив меня сидел знакомый с виду генерал. Долго не мог набраться смелости, но в конце концов любопытство взяло верх и я не выдержал:

— Товарищ генерал! Не мог ли встретить я вас в начале войны в 22-й армии?

Генерал улыбнулся:

— Вполне возможно. В составе этой армии мне довелось воевать.

Все обратили внимание на наш разговор, а командующий уточнил:

— Член Военного совета фронта генерал-лейтенант Дмитрий Сергеевич Леонов в 1941 году был членом Военною совета 22-й армии.

Вспомнили первые месяцы войны. Оказалось, что генерал Леонов хорошо знал 179-ю стрелковую дивизию, в которой я служил, рассказал много интересного о ее боевых делах и сообщил, что она продолжает успешно воевать на одном из участков нашего фронта. Это известие меня очень обрадовало — как будто получил добрый привет из давно покинутого родного дома.

Мне не было известно, о чем совещались с командующим фронтом руководители республики, но приподнятое настроение А. Снечкуса и Ю. Палецкиса свидетельствовало о том, что их миссия оказалась успешной. Секретарь ЦК КП(б) Литвы за столом рассказывал о деятельности Компартии Литвы в условиях буржуазного господства. Наши гостеприимные хозяева знали об этом немного, и все с большим интересом слушали рассказы А. Снечкуса, задавали вопросы, искренне восхищались мужеством и самоотверженностью революционеров. Когда генерал Леонов спросил, как в условиях подполья оформлялся прием в члены партии, товарищ Снечкус, указывая на меня, сказал:

— Вот пусть он расскажет, как его принимали в партию!

Я смутился, встал, видимо, покраснел до ушей.

— Сидите, сидите, — предложил мне сесть командующий.

— Осенью 1938 года в Каунасе, хорошо помню, на улице Италии — была у нас такая — я пришел на явку к товарищу Пиюсу — это партийная кличка Антанаса Юозовича тех лет. Передал ему почту, получил маленький бумажный сверток для вручения Адомасу…

— Товарищ Адомас — Мескупас был членом Секретариата ЦК партии, — пояснил А. Снечкус.

— Уже попрощались, собирались разойтись, как вдруг товарищ Снечкус меня спросил, сколько мне лет. Я ответил — двадцать. «А ты собираешься вступать в партию?» Я опешил: «Разве я не в партии? Ведь еще в 1935 году меня из комсомольской ячейки перевели на конспиративную партийную работу!» Товарищ Снечкус возразил: «Ты выполняешь партийные поручения, будучи комсомольцем, но в члены партии ведь тебя никто не принимал». «Так примите же меня в партию!» Антанас Юозович добродушно улыбнулся — вот точно так, как сейчас он улыбается…

Все весело засмеялись, а Снечкус просто расхохотался. Когда оживление за столом улеглось, я продолжил:

— Антанас Юозович мне тогда сказал: «Вот теперь я услышал твое заявление о приеме в партию». Если не это доброжелательное вмешательство товарища Снечкуса, видимо, оставался бы я комсомольцем до самой легализации Компартии Литвы.

— Так все и было, — подтвердил А. Снечкус. — Яцовскис тогда исполнял обязанности связного, так сказать, тайного курьера Секретариата ЦК партии, и на очередном заседании Секретариата мы его приняли в партию. Понятно, никаких письменных заявлений, протоколов, партийных билетов не было. А вот в 1940 году, после легализации партии, пришлось давать уже письменные отзывы в подтверждение партийного стажа коммунистов-подпольщиков.

Беседа за ужином затянулась далеко за полночь. Командующий предложил заночевать на КП фронта, но Снечкус спешил в дивизию, и мы еще затемно прибыли в деревню Орлея в сопровождении выделенной группы бойцов охраны.

В своей книге воспоминаний И. X. Баграмян об этом визите руководителей Литовской ССР писал:

«Впервые я встретился с Антанасом Юозовичем вскоре после проведения Городокской операции. Он тогда приезжал с Ю. И. Палецкисом, чтобы посетить 16-ю Литовскую стрелковую дивизию, входившую в состав войск нашего фронта. Встреча состоялась на командном пункте фронта в Езерище. Еще тогда А. Ю. Снечкус произвел на меня глубокое впечатление» [7].

И далее:

«Встреча с руководителем литовских коммунистов явилась началом тесного взаимодействия командования 1-го Прибалтийского фронта с руководством Коммунистической партии и правительства Литовской Советской Социалистической Республики, которое осуществлялось до конца нашего пребывания на литовской земле» [8].

30 лет спустя, во время похорон А. Снечкуса, я оказался рядом с прибывшим в Вильнюс заместителем Министра обороны СССР Маршалом Советского Союза И. X. Баграмяном. Он несколько раз внимательно посмотрел на меня, а потом спросил: «На фронте не вы ли были адъютантом Снечкуса?» Маршал просто ошеломил меня своей поразительной памятью!

В феврале — марте 1944 года войска 1-го Прибалтийского фронта во взаимодействии с войсками Западного фронта предприняли наступление под Витебском и, прорвав оборону противника, улучшили свои позиции на витебском направлении.

Наша дивизия в этих боях не участвовала. Она находилась в резерве фронта или 4-й ударной армии и все время перемещалась с места на место вдоль фронта по северным районам Витебской области. Известному литовскому писателю — воину дивизии и острослову — Йонасу Марцинкявичюсу принадлежит авторство каламбура тех дней: «Не воюем, а кочуем! Не доблестная дивизия, а табор цыганский!»

15 февраля дивизия опять совершила марш — согласно поступившему приказу направились через Городок в деревни Шелепино и Козыреве. В отделе опять не хватало одного водителя, и мне вновь пришлось стать шофером грузовика. Здесь дороги уже были вполне приличные. Ехали по знакомым местам — через населенные пункты Салище, Маскаленяты и Большая Коша. Город Городок приказано было проскочить как можно быстрее, ибо немцы систематически обстреливали его из дальнобойных орудий. В разных местах слышались разрывы тяжелых снарядов. В город прибыли по шоссе с севера — со стороны Невеля. Проехали мост и попали в центр города. Перед нашим взором предстала знакомая картина — большинство каменных зданий разрушено, кругом печные трубы, груды битого кирпича. Тем не менее на улицах было немало людей — военных и гражданских. Они быстро перебегали обстреливаемые участки улиц и затем спокойно продолжали путь. Никакой паники, никакой суеты, всюду образцовый порядок. В самый разгар немецкого артналета бойкая девушка-регулировщица преспокойно оставалась на своем посту на перекрестке, продолжая регулировать уличное движение — четко отмахнула нам флажками, указывая дорогу. В деревне Заозерье связной сообщил нам место дислокации штаба дивизии.