Я знаю, как ты дышишь - Костина Наталья. Страница 13
— Не любая и не всегда! А Илюхина работала со страшной силой! И этим идиотам просто завидно стало! И они его подставили! Потому что он этих денег не брал! Я в этом просто уверен!
— Антош, а почему он к тебе не обратился? — внезапно поинтересовалась жена.
— Не знаю… — Антон с досадой хлопнул себя по коленям. — Я ему вроде и не чужой, но он, знаете… такой, будто ему весь свет чужой. И всю жизнь таким был, с самого детства. Редко с кем дружил и сходился. Вот честно стараюсь вспомнить каких-нибудь его друзей — и не могу! Кроме одного мальчика, тоже немножко странного… Мне кажется, он один только к нему на день рождения и приходил, хотя сестра всегда говорила: «Илюшка, ты зови всех друзей, не бойся, я всего приготовлю… И девочек зови — да хоть весь класс!» А он так серьезно посмотрит на нее и отвечает: «А зачем всех звать? Мне со всеми неинтересно». А с этим Димой… или Владом — не помню уже — ему интересно было. Они какие-то совершенно немыслимые игры изобретали, и что-то там из бумаги клеили, и рисовали, и моторчики вставляли, и все это бумажное крутилось, летало и даже плавало! Они придумывали планеты и даже язык свой собственный изобрели — якобы инопланетяне их на этом языке разговаривали! И они у них светились — это как бы на расстоянии переговаривались и даже мысли читали! Я думал, он подрастет и в писательство ударится — очень много в нем этой фантазии было, — хотя уже тогда он что-то постоянно рисовал, везде его тетрадки с рисунками валялись. И, знаете, он так иногда на меня смотрел, что мне и в самом деле начинало казаться, что он мои мысли прочесть может! А еще он любой номер телефона мог запомнить, хотя с математикой не дружил, не любил ее. Но цифры запоминал и никогда не ошибался. Не знаю, что он такое в эту свою рекламу вкладывал, может, там что-то такое зашифровано было, что на подсознание влияет, но, пока он в этой фирме на этих дядей вкалывал, у них от заказчиков отбоя не было… а они с ним так! Теперь, небось, локти кусают, когда он начал и с Германией, и даже с Японией работать!
— Антош, давайте ужинать, а то ты Катерину совсем заговорил…
— Нет, мне интересно! — быстро сказала Катя. — И что за дяди, кстати, такие? Имена, фамилии очень желательно!
Она так и не поехала с Тимом к его родителям, а вместо этого напросилась к Наталье. Сказала, что хочет сначала пару дней отдохнуть на природе с подругой и что там вообще будет безопасней… хотя беспокоиться Тиму совершенно не о чем: она уверена, что стреляли не в нее. Но если Сорокина и Лысенко ее отпускают, она не против. Тем более у Антипенко участок охраняется — нет, она не к тому, что сомневается, она точно уверена, что стреляли не в нее, но просто Тиму будет спокойнее думать, что ей ничего не угрожает.
— Я даже полагал, что с таким характером он никогда никого себе не найдет и не женится… а он вдруг влюбился без памяти в эту самую Жанну…
— Она мне не понравилась, — быстро вставила Катя.
— Она тогда никому не понравилась, — тряхнула головой Наталья, грызя яблоко. — Он к нам как-то с ней приехал, перед самой свадьбой, и она сначала тихоню из себя строила, а потом осмотрелась и стала глазками стрелять и Антоху клеить!
— Да ладно… придумывай… не было такого!
— Это ты мне рассказываешь, что не было? У меня глаз алмаз! И я не ревнивая, иначе просто так этого бы не спустила! Явиться ко мне домой и моему собственному мужу глазки строить, юбку задирать и ножки показывать!
«Ножки у Жанны действительно что надо, — подумала Катя. — Да и все остальное на уровне… Интересно…» Однако что интересно, она додумать не успела, так как Наташка все-таки выгнала их от веселого каминного огня ужинать. Возвращаться к теме легкомысленного характера жены племянника Ильи Катя не стала — пожалела подругу, но Жанна определенно занимала ее мысли все больше и больше!
— Знаете, — неожиданно сказала Наталья, составляя грязную посуду в моечную машину, — считается, что у близнецов все одинаковое: у них даже удары сердца синхронизируются, не говоря уже о вкусах, манере одеваться и прочем. И думают они тоже одинаково, и люди им нравятся одни и те же… Только все это вранье! Может, они и были внешне очень похожи, но… на самом деле жаль, что Илья женился именно на Жанне! Потому что ее сестра, Женя, подошла бы ему гораздо больше!
Гораздо больше ему хотелось бы заниматься другим и думать о другом… Возможно, он просто был трусом? Которому удобно ходить привычной, проторенной дорожкой — ходить каждый день, не сбиваясь на другие пути… и не оглядываясь? Да, не оглядываясь! Потому что там, за спиной, все то, что он так не любил вспоминать… И что теперь идет за ним снова? Идет терпеливо — знает, что он никуда не денется! Некуда ему деваться! Но он не хочет снова страдать… или снова сесть за решетку! Однако тогда он хотя бы знал, за что нес этот крест, — за то, чтобы его больше не трогали, чтобы дали жить как хочет, заниматься чем хочет… Нет, снова он врет, причем врет самому себе, а его ведь никто не может подслушать! Он послушно дал себя посадить, потому что не было другого выхода, — или это ему тоже только казалось? Выход обычно там же, где и вход, но большинство не способно этого понять — или же просто лень идти назад, долго плутая, припоминая все повороты… Не проще ли ахнуть по стене тупика кувалдой? Не думая, что при этом может обрушиться и все здание с такой любовью выстроенной жизни? И еще: нельзя всю жизнь быть жертвой и делать только то, что от тебя нужно другим! Потому что они очень быстро это понимают. Да, одни всю жизнь везут, а другие всю жизнь едут, да еще и погоняют! Характер закладывается в утробе матери. Там же заодно получаешь и другие дары. Мы появляемся на свет с уже готовыми талантами, с заложенными на генном уровне умениями, способностями — и заодно с комплексами! Зачастую совершенно непреодолимыми. С желанием быть ведомым, а не ведущим. Подставлять щеку, а не бить по ней. Ходить на веревочке, на поводке, шлейке… цепи, наконец! Волоча за собой ядро вечного каторжника.
Он не знал, что ему теперь со всем этим делать. А когда не знаешь, как жить дальше, в голову не приходит сесть и спокойно составить какой-нибудь план. Ты просто начинаешь глупо дергаться во все стороны, нагромождая при этом одну нелепость на другую, и все запутывается еще больше. Он не понимал, почему его жена была не способна осмыслить очевидного: кто-то хочет ее убить! Ему же все было более чем очевидно: не напугать, уже нет, теперь — именно убить! И еще он думал, что она знает этого человека… догадывается, кто он такой… как знает и то, почему этот человек так жаждет это сделать. Почему она не захотела все рассказать ему? Да по той же причине, по которой он ничего не рассказывает ей! Если мы начинаем признаваться в наших секретах, это может все превратить в развалины! Подчистую разрушить все, что есть общего, родного, цельного, одного на двоих, — и очень, очень быстро!
Ему было страшно. Страшно ждать и страшно принимать решение, потому что оно может оказаться неверным… но больше потому, что он чувствовал: эта задача НЕ ИМЕЕТ решения! У этого уравнения все корни — иррациональные! Неприемлемые для реальной жизни. Невозможные для них обоих. Для их будущего, если оно у них еще есть. Для настоящего, которое и без того стало зыбким. Для имен, которые превратились в пустой звук! Живая Жанна и мертвая Женя! Почему одна из них должна была умереть? И почему мы выбираем тех, кого выбираем?!
— Мы выбираем тех, кого выбираем…
— И получаем в придачу к ним всех родственников!
— Что да, то да! А что, тебя родственники мужа перестали устраивать?
— Ну, я так радикально не высказывалась бы, — уклончиво ответила Катя подруге. — Отар Шалвович очень милый человек! А остальных, наверное, я совсем не знаю!
— Кать, девяносто девять процентов невесток не ладят со своими свекровями! — проницательно усмехнулась Наталья. — Как и девяносто девять процентов свекровей не обожают невесток! Они точно предпочли бы для своих мальчиков других жен, если бы у них были такие права и возможности.