Сироты вечности - Симмонс Дэн. Страница 70

Да, я еще в прошлый раз писал о Терри Бестере и очень хочу рассказать о нем подробнее. Обыкновенный мальчишка, прикус неправильный, подбородок срезанный, волосы лезут в глаза (мать его, наверное, секатором стрижет). Каждый день приходит в одной и той же грязной клетчатой рубашке и дырявых сапогах (на одном – каблук давно отвалился). Представляешь себе эту картинку? Словно прямиком вышел из песни «Табачная дорога».

Но он мой любимчик. В свой самый первый день я им что-то рассказывал и принялся, как обычно, махать руками, а Терри (он сидит, в отличие от большинства мальчишек, за первой партой) вдруг пригнулся и едва не свалился со стула. Я сначала решил, что мальчишка балуется, и очень разозлился, а потом увидел его лицо. Он напугался до смерти, представляешь? Его, по всей видимости, дома постоянно бьют, вот и пригнулся по привычке.

Терри словно списан с книжки про несчастного сироту и будто нарочно старается соответствовать образу. Таскает с собой повсюду коробку с ваксой и зарабатывает деньги – чистит ботинки этим деревенщинам около гостиницы «Дью Дроп» и гриль-бара Берринджера. Там его отец частенько выпивает.

Короче говоря, я провожу с парнем очень много времени. Терри приходит ко мне на заднее крыльцо между пятью и шестью вечера, иногда я приглашаю его на ужин, а иногда говорю, что занят. Он совсем не обижается и на следующий вечер приходит опять. Временами я читаю и вспоминаю о нем только в десять, а то и в одиннадцать. Родителям, похоже, плевать, где их сын и когда вернется домой. Когда я приехал из Сент-Луиса, старина Терри так и сидел на крыльце с этой своей ваксой. Наверное, с самой пятницы никуда не уходил.

В минувшие выходные мальчик совершенно спокойным тоном рассказал мне жуткую историю. Год назад, когда он еще учился в третьем классе, «папа сильно отдубасил маму». Мать успела запереть входную дверь, когда пьяный мистер Бестер вышел на крыльцо наорать на соседей; тот разозлился еще больше и начал кричать, что всех их убьет. Терри рассказал, как обнимал шестилетнюю сестренку, как мама плакала и кричала, а отец бился в дверь. Наконец папаша вломился внутрь, ударил жену кулаком в лицо, а детей затащил в грузовик. Отвез их по лесопильной дороге в ближайший заповедник, выгнал из машины и вытащил ружье (тут все держат в машинах ружья, Уит, и я подумываю прикрутить себе на крышу «вольво» специальный багажник для двустволки).

И вот, представь себе, Терри мне все это рассказывает, то и дело останавливается, чтобы челку убрать с глаз, но при этом говорит совершенно спокойным, ровным голосом, как будто это сюжет какого-то телевизионного сериала.

Значит, отец тащит восьмилетнего Терри и его шестилетнюю сестру в лес и велит им встать на колени и помолиться, потому что он их сейчас пристрелит. По словам мальчика, старый пьяница наставил ствол прямо на них, и маленькая Синди просто-напросто «наделала в штаны прямо там». Потом мистер Бестер нетвердым шагом удалился в чащу и несколько минут проклинал небеса, после чего запихал детей обратно в грузовик и отвез домой. Мать в полицию не сообщила.

Видел я этого Бестера в городе – точная копия как-там-его из экранизации «Убить пересмешника». Помнишь, фермер-расист, которого убивает Страшила Рэдли. Погоди минутку, сейчас найду книгу. Боб Юэлл!

Понимаешь, почему мы так много времени проводим вместе? Ему нужна какая-то позитивная модель вместо отца, а еще нормальный взрослый, с которым можно поговорить и у которого можно чему-нибудь научиться. Если бы я мог, я бы его усыновил.

Вот так приблизительно и живет твоя половинка. И именно поэтому год в Миссури так важен для меня, хоть это натуральное хождение по мукам. С одной стороны, жду не дождусь, когда наконец смогу вернуться к тебе, к морю, в настоящий город, где люди разговаривают на понятном языке и где можно спокойно заказать фраппе и на тебя не будут пялиться как на умалишенного. Но с другой стороны, эта работа очень важна и для меня, и для детей. Даже придуманная мной Сказка, – так у них будет хотя бы некоторое представление о преданиях и словесном искусстве.

Ладно, бумага кончается, и час ночи уже, а завтра в школу. Уит, передавай от меня привет своим, и пусть сенатор трудится так же усердно. Если повезет (ну и если мне все-таки заменят прокладку головки цилиндра), увидимся где-нибудь в середине июня.

Береги себя. Пиши, пожалуйста, почаще. Я тут скучаю один в лесах Миссури.

Целую,

Пол

Огромный небесный галеон плыл между высокими кучевыми громадами, подсвеченными розовым закатным сиянием. На палубе Рауль, Добби и Джернисавьен наблюдали, как похожее на огненный шар солнце медленно тонуло в облаках внизу. Время от времени капитан Кокус громко выкрикивал какую-нибудь команду, и матросы-шимпанзе принимались ловко носиться по снастям и такелажу. А иногда он наклонялся к первому помощнику и что-то тихо шептал ему на ухо, а тот передавал распоряжение вниз через металлическую переговорную трубу. Тогда неокошка чувствовала, как едва заметно меняется высота, – это под палубой регулировали в баках уровень антигравитационной жидкости.

Закатный свет померк. На небе показались первые мерцающие звезды, а из облаков вынырнули две небольшие луны. Тогда матросы зажгли мощные ходовые огни на мачтах и на реях. Погасли последние розовые отсветы, и Добби предложил спуститься вниз, ведь скоро начнется праздник весеннего солнцеворота.

И какой же замечательный получился праздник! Длинный капитанский стол был уставлен редкими винами и роскошными яствами: и сочный жареный бизон из Северных степей, и рыба-меч из Южного залива, и тропические фрукты с далекого Экваториального архипелага. Тридцать гостей ели и смеялись так громко, как никогда прежде; смеялись даже обычно угрюмые друиды. Официанты непрестанно наполняли бокалы, вино и застольные речи лились рекой. Добби провозгласил тост за капитана Кокуса и его великолепный корабль. Чародей обратился к суровым седым корабельщикам: «Мои славные собратья-антропоиды», но не смог выговорить последнее слово и под дружный хохот пирующих начал все сначала. Капитан ответил на любезность и тоже поднял тост – за неустрашимую троицу и блистательную победу Рауля на карвнальских Смертельных Играх. Он ни словом не обмолвился о том, что за тремя пассажирами гнались по пятам два отряда солдат-ящеров, а галеону пришлось отчалить от якорной башни второпях и тайком. Гости зааплодировали и разразились одобрительными возгласами.

А потом начался солнцеворотный бал. Тарелки убрали, скатерть свернули, а сам стол разобрали и унесли. Все стояли на нижней палубе с бокалами в руках. Потом к ним спустился корабельный оркестр, и музыканты принялись настраивать инструменты.

Когда все было готово, Кокус хлопнул в ладоши, и воцарилась тишина.

– Позвольте снова поприветствовать вас на борту «Попутного ветерка», – громко провозгласил он, – и пожелать радостного и удачного солнцеворота. А теперь – танцы!

Капитан снова хлопнул в ладоши, матросы притушили фонари, заиграл оркестр, а огромные деревянные экраны, прикрывавшие корабль снизу, раздвинулись в стороны, и удивленные пассажиры увидели под ногами хрустальный пол и бездонное ночное небо. Все невольно отступили ближе к бортам, охая и ахая от изумления. Потом раздались смех и аплодисменты, и начались танцы.

Все дальше и дальше уносили великолепный небесный галеон воздушные течения. Наверху горели только ходовые огни, да время от времени с марсовой площадки доносился громкий выкрик впередсмотрящего: «Все в порядке!» Зато снизу корабль сиял и искрился, и слышались древние и прекрасные песни (их, если верить легендам, играли еще на Старой Земле). На высоте пяти тысяч футов над укутанными ночным сумраком холмами кружились в танце лесные нимфы и демимы. Один раз даже благоразумная Джернисавьен пустилась в пляс с кентавром: Рауль поднял ее своими сильными руками высоко-высоко и принялся выстукивать копытами замысловатый ритм на прочном и гладком прозрачном полу.

Через какое-то время внизу началась гроза, и капитан велел погасить огни. Несколько минут вся честная компания любовалась в тишине черными грозовыми тучами и змеившимися под ногами молниями. А потом оркестр заиграл гимн солнцеворота, и Джернисавьен, удивляясь сама себе, пела вместе со всеми старинную грустную балладу и плакала.