Держи меня (СИ) - Иванова Ксюша. Страница 11

Оторвалась от его губ, всмотрелась в лицо — глаза прикрыты, губы влажные, ноздри слегка раздуваются.

— Рома? — карие глаза распахнулись. — Я хочу снять твою футболку.

Он быстро избавился от неё. Как же мне хотелось посмотреть на эти широкие плечи, на тугие мускулы, потрогать его. Он сам меня позвал. Значит, я могу делать все, что захочу. Нагнулась, поцеловала шею, лизнула ушную раковину — он взрогнул, еще крепче прижимая меня к себе, но не делая больше ничего — давая мне возможность насладиться…

Спустилась ниже, ерзая, сдвигаясь на его коленях. Грудь покрыта темными жесткими волосками, сужающейся дорожкой уходящими вниз. Провела по ним рукой, а губами, нагнувшись, обхватила маленький темно-коричневый сосок. Лизнула его, прикусила, услышав, как Рома шумно втянул воздух. Значит, ему нравится. Так же, как он вчера, стала слегка посасывать, наслаждаясь его реакцией и своими собственными ощущениями, пока не услышала телефонный звонок.

12. День пятый

Утро следующего дня началось для меня в больнице. У мамы случился сердечный приступ. После смерти папы у нее не раз уже было подобное. Если бы она соглашалась вовремя лечь в больницу — пролечиться, прокапаться! Но нет, дотянет до последнего, а потом ее еле-еле спасают.

Вчера утром мне позвонила Лиза. Сказала, что бабушке плохо. Что мой дядя Ваня, мамин брат, повез ее в больницу.

Конечно, я помчалась туда. Рома слышал наш с Лизой разговор. Он предложил вызвать Матвея, чтобы тот отвез меня и помог в больнице. Но я категорически отказалась — уехала на такси.

Весь вечер переживала не только из-за мамы, состояние которой улучшилось только к утру, но и из-за него. Пришлось оставить его одного. Наверное, Матвей и Ольга Петровна будут недовольны, ведь меня наняли именно для того, чтобы не допустить подобного. А я бросила Рому.

Переживала, пока он сам не позвонил. Я не знаю, где он взял мой номер, но, как же приятно было слышать волнение в его голосе. Он переживал за меня. Спрашивал о мамином самочувствии и просил не беспокоиться о нем. Говорил, что прекрасно справится сам.

Всю долгую бессонную ночь возле маминой постели, в те минуты, когда она забывалась беспокойным сном, я, чувствуя себя предательницей по отношению к ней, думала о Роме. В своих мыслях снова и снова переживала, прочувствовала каждую секунду, проведенную в его объятиях, каждое сказанное им слово. Как он просил не отвечать на телефонный звонок, шепотом мне на ушко. Шепотом, от которого бросало в дрожь. Как, подав телефон, не позволил сразу слезть с его колен. Как в самом начале моего разговора целовал мою шею, посылая мурашки по всему телу…

Что со мной происходит? Моей маме плохо, а в мыслях только одно — быстрее к нему!

Врач пришёл неожиданно рано. Сказал, что сегодня же маме нужна консультация кардиолога. Но даже он видит, что без операции не обойтись. Дождалась кардиолога. Он подтвердил слова хирурга.

Я понимала только одно — нужны деньги. Немалые деньги. Квартиры не будет. Нет, конечно, мама важнее! Но наша общая с ней мечта рушилась на глазах.

К вечеру ее перевели в обычную палату, стало намного лучше, она уже могла потихоньку вставать. Я могла ехать. Завтра утром нужно привезти ей бульон и забрать из квартиры кое-какие вещи. По дороге купила продукты, отзвонилась дяде Ване. Лиза пока побудет у них.

Приехала, когда уже темнело. Квартира была не заперта. Заглянула к Роме, его в комнате не было. Прошла дальше по коридору в кухню и увидела потрясающую картину. Он готовил. Ни один из знакомых мне мужчин никогда этого не делал. Даже мой отец, которого я всегда считала образцом семьянина мог, разве что, разогреть то, что приготовила мама. А тут — кастрюля на плите, Рома чистит картошку. Суп что ли варит?

В ушах наушники, поэтому до сих пор меня не услышал. Как же он справляется, как воду набирал, например? Вроде бы, там еда еще должна была оставаться, неужели он все уже съел? Разглядывала широкие плечи, обтянутые тёмной футболкой. Как же хочется обнять его, чтобы просто на время забыть о своих проблемах! А что, собственно, мне мешает? Скромность? В моей жизни она мне ещё ни разу не помогла. Его реакция? А вот и проверим ее!

Сделала шаг и, наклонившись, обняла его за плечи. Спинка коляски уперлась в живот, но все было не важно. Важно было только то, как поступит он, как отреагирует на такую вольность с моей стороны. Он, ожидаемо, замер, но рук моих не убрал. Повернул голову, увидел меня и улыбнулся. Боже мой, каким же красивым он становится, когда улыбается! В уголках глаз собираются маленькие морщинки-лучики, и вид такой… мальчишеский! Наушники вытащил, но все также держал в одной руке нож, а в другой — картошку.

— Малышка, как же мне нравится, когда ты возвращаешься!

— Мне тоже.

Осмелев, я поцеловала его в щеку и чуть отстранилась, чтобы посмотреть реакцию. Он сказал.

— Еще хочу!

Я стала снова приближать губы к его щеке, но он резко повернул голову и я попала прямиком в губы. Прижалась к ним на мгновение, затем отстранилась и отошла подальше.

— Так нечестно, этого слишком мало.

— Между прочим, девушку сначала нужно накормить, выкупать, а потом…

— А девушка согласна на "потом"?

— По-моему это видно невооруженным глазом.

— Я хочу, услышать от тебя.

Назад дороги не будет. Сказать "согласна" сейчас, означает практически то же, что и "хочу с тобой переспать". Но ведь хочу? Я взрослая женщина, ну, и что, что опыта нет совсем. Вот чувствую сердцем, что это мой мужчина, что другого мне не надо! И даже, если для него это значит не так много, как для меня, хоть на несколько дней пусть он побудет моим!

— Да, да, согласна…

Целый день провел один, но ни на минуту не почувствовал своего одиночества. Знал, что рано или поздно Аля вернётся ко мне. К вечеру решил, что из больницы она приедет голодная, а значит, нужно сварить что-то свежее, чтобы ее покормить. Из доступных мне блюд — только суп и картошка жареная, ну, омлет. Решил варить суп.

Давно не испытывал таких эмоций: какой-то легкости в мыслях, предвкушения чего-то важного, что обязательно случится, желания жить…

Даже мой персональный кошмар стал другим. В общем и целом все оставалось прежним: машина, Вадим, стучащий ногой по сиденью, Вероника в соседнем кресле и даже "Я держу тебя за руку…" Земфиры пульсом в моей голове. И удар, и крик, и мамина седая голова… Но вместо чувства отчаяния и страшнейшей потери, — только щемящая тоска. И впервые за полгода выход из сна не в виде припадка с трясущимися руками и холодным потом, а обычное пробуждение.

И даже мелькнула мысль, что я ведь не виноват, что не мог предвидеть, но её, малодушную, оправдывающую, заглушил в зародыше, не давая снять вину с самого себя.

Чтобы не прислушиваться к каждому шороху, в ожидании Али, засунул в уши наушники. И, конечно, пропустил момент, когда она, наконец, пришла.

И да, был очень удивлен, когда она сама с порога обняла меня. Она не казалась мне легкомысленной и доступной. Она была особенной: красивой, милой, скромной, но в то же время способной дать отпор. И сам не понимал, откуда такая в этом уверенность, но чувствовал, что это — мое, что это надолго.

А ведь ещё недавно, всего несколько дней назад не хотел жить, и уж подавно, не хотел никаких отношений! Но может, и правда, всему свое время? Или это она так на меня действует? Ведь даже кошмар мой отступает перед ней.

И когда она согласилась, признавшись тем самым в своём ко мне неравнодушии, был готов бросить свой суп и все на свете, схватить ее, усадить к себе на колени и мчаться в спальню, как можно быстрее. Но вовремя вспомнил, что она, наверное, ничего не ела все это время в больнице, да и устала тоже. Кроме того, у нее беда, а значит, нужно расспросить и узнать, что и как.

Мы вместе стали доваривать суп, разогревать все, что было в холодильнике. Ну, как вместе? Я только чистил овощи, а все остальное делала Аля. Она, похоже, не замечала, как ловко и привычно двигаются ее руки. Зато замечал я. Она рассказывала о смерти отца, о том, что мама после этого стала болеть, о том, что ей нужна операция по замене сердечного клапана.