Держи меня (СИ) - Иванова Ксюша. Страница 29

— Тебе первому яйца оторву…

Они так смешно переругивались, смешно и почти беззлобно, что становится ясно, какие у них все-таки замечательные отношения.

…Сказать, что мама была удивлена тем, что её дочь, которая ни с кем не встречалась и ни в каких романтических отношениях в последние годы даже замечена не была вдруг выходит замуж, ничего не сказать! Мама не знала — то ли ей плакать, то ли смеяться.

Я просила его оставить знакомство с ней на потом, но Рома все-равно поднялся в нашу квартиру, объяснив свой поступок так:

— Чтобы у тебя пути назад не было, ты же не захочешь маму расстраивать! Жениться, так жениться.

Часть моего огромного букета перекочевала в мамины руки (он, конечно, сокрушался, что не догадался маме цветы купить отдельно) и после обычных в таких случаях расшаркиваний, Рома сказал:

— Вера Васильевна, я, конечно, могу выполнить сейчас все условности, соблюсти ритуал, и попросить вашего разрешения забрать Алю с собой сейчас. Но, скажу честно, увезу ее в любом случае, даже если вы будете возражать!

— Рома, я надеюсь, можно так, по-простому? — он кивнул. — Я буду только рада!

— Мама, ты хоть бы для видимости немного поломалась!

Но моя родительница, похоже, решила избавиться от меня. То ли Роман понравился ей с первого взгляда, то ли по моему влюбленному виду все было ясно, она весело отвечала:

— Аля, у твоей мамы большой жизненный опыт, который сейчас подсказывает, что тебе нужно собрать вещи.

Конечно, это был просто хороший способ выставить меня ненадолго из комнаты. Мама наливала чай. А я, действительно, подумала о том, что нужно кое-что взять с собой. Попробовала вырваться из объятий, которые мой будущий муж не размыкал даже при здесь, но он притянул меня к себе и прошептал на ушко:

— Не бросай меня, я боюсь!

Я ответила точно также на ухо ему:

— Держись! Я ненадолго!

Все-таки вырвалась и ушла в свою комнату. Как бы не хотелось узнать, о чем они там говорят, но совесть не позволила подслушивать.

Через полчаса, выдержав нелегкий разговор с Алиной мамой, мы, наконец-то, ехали ко мне. Я не пытался притворяться равнодушным, когда только и думал о том, как побыстрее остаться наедине с моей девочкой. Обнимал ее в машине, гладил и целовал ее пальчики, хотя хотелось целовать губы… Она доверчиво прижималась ко мне, положив голову на мое плечо.

— Ром, расскажи, о чем вы с мамой разговаривали!

— Ну, о чем мы могли разговаривать? Она сказала, что убьет меня, если я посмею тебя обидеть.

— А ты?

— Я сказал, что сам себя убью, если сделаю это.

С водительского кресла подал голос Матвей.

— Тогда сделай это заранее, потому что сейчас начнется — она задержалась на работе, она улыбнулась моему брату, она надела слишком короткую юбку…

— Ой, не преувеличивай, я не такой самодур!

— Ты хуже.

Что за бред он несет? Я всего лишь пытаюсь дать понять ему и в его лице всем мужикам, что это — моя женщина! Так сказать, мечу территорию..

Мы подъезжали к дому. Моя квартира находилась недалеко от центра, рядом с работой. Матвей жил на окраине, но зато в квартире побольше. Мы договорились завтра утром вместе ехать в офис — улаживать проблемы. Матвей при упоминании об этом тяжело вздохнул — похоже, дела, действительно, плохи. Но это завтра — сегодня меня ждет прекрасная долгожданная ночь с моей будущей женой!

В квартире я не был уже давно. Но Матвей с мамой обещали навести тут порядок. В холодильнике, конечно, пусто. Хорошо, что я догадался ужин из кафе взять с собой.

Так как ходил я еще не совсем уверенно, Матвей занес Алину сумку и пакеты с едой в квартиру. Моя квартира, в отличие от маминой, находилась на третьем этаже. Хорошо, что лифты работают — иначе, мне пришлось бы туго. Честно говоря, очень устал — день был тяжелым, да и после вчерашнего перелета не удалось отдохнуть.

Брат поставил сумку в прихожей и попрощавшись, ушел, оставив нас вдвоем. Я присел на банкетку, стоявшую практически у входа и наблюдал за тем, как она разувается. Как снимает джинсовую курточку, одетую поверх майки.

— Аля, иди осмотрись, я сейчас!

Но она шагнула не вглубь квартиры, а ко мне. Прижала мою голову к своей груди, запустила пальцы в волосы.

— Ромочка, тебе, наверное, нельзя столько ходить? Ты устал? Давай, я сумки разберу, а ты полежишь?

Я что, так плохо выгляжу? Это так заметно?

— Пойдем, ты полежишь вместе со мной!

— Нет, если я с тобой пойду, то ты точно не отдохнешь, — краснеет, как девчонка, и она права. — Тебе нельзя так перетруждаться.

Пришлось согласиться, потому что сил, действительно, не было. Я прошел и лег в спальне поверх покрывала. Не понял, как задремал, сквозь сон слыша, как Аля гремит посудой в кухне. Это были настолько домашние, родные звуки, что губы сами растягивались в улыбке. Сейчас полчаса полежу и…

***

Разогрев в микроволновке ужин, который нам сложили в кафе, найдя тарелки и вилки, поставив цветы в пластмассовое ведро, так как вазу не нашла, я пришла звать его к столу.

Рома спал на спине, раскинув в стороны руки. Это был мой шанс хорошенько его рассмотреть. Мне все время хотелось это сделать, но наличие Матвея, да и Ромины постоянные шуточки, до сих пор не позволяли мне получить удовольствие. А сейчас он полностью в моем распоряжении!

Я тихонько присела на краешек кровати сбоку от него. И хотя матрас слегка прогнулся под моим весом, никаких скрипов не издал. Не хотелось будить. Этот красавчик теперь целиком и поностью мой! И так будет всегда! Каждый день! Я буду встречать его с работы! У нас будут дети! Мы будем жить здесь вдвоем! Не может быть столько счастья одной мне и сразу!

Высокого лба касается прядка прямых темно-русых волос… Черные ресницы резко выделяются на чуть смуглом (где он успел загореть?) лице. Прямой нос, красивый рисунок губ, темная щетина… Седые волоски на висках… Ему же только тридцать четыре! Хотя, что тут удивительного, если он потерял в аварии сына?

Взгляд задержался на губах. Вспомнилось, как в машине он целовал, как шептал на ухо, что собирается сегодня ночью делать со мной — он был так убедителен, что я легко представляла себе все его действия…

Короткие рукава тонкой рубашки обхватывают мощные бицепсы, ткань плотно облегает грудь. Вот если я тихонечко расстегну пару пуговичек — он ведь не заметит? Я даже не буду трогать его, просто так ничего, совсем ничего не видно… Пары мне показалось мало, поэтому, не торопясь, я расстегнула все. Тихонечко откинула полы рубашки в стороны, оголяя его.

Он провел, лежа в постели больше половины года и при этом сохранил вот такое тело! Слюна наполнила рот, пришлось сглотнуть, это получилось неожиданно громко. Он расслаблен, он спит, а пресс на животе все равно выглядит твердым. Темные волоски на груди, рядом с маленькими коричневыми сосками, превращаются в узкую плоску на животе и не заканчиваются, а прерываются где-то под пряжкой ремня. Мое внимание сосредотачивается на прямоугольной тяжелой металлической пряжке. Которая, как живое существо, вызывает у меня чувство раздражения — от нее не избавишься так легко, как от рубашки.

Нет, ну, смотреть — это так мало… Мне нужно, я просто должна потрогать. Два желания, две мысли борются в моей голове — мне жаль его, я понимаю, что он очень устал, и в то же время, я всем своим существом хочу, чтобы он проснулся и выполнил все то, что обещал мне в машине.

Мое тело живет своей жизнью — где-то в глубине, в районе живота зарождается дрожь предвкушения. Соски вдруг становятся такими чувствительными, что прикосновение ткани бюстгалтера к ним приносит боль. Я буквально ощущаю, как из меня начинает сочиться горячая влага… А ведь я пока только смотрю на него.

Решаю отодвинуться, сходить в душ… а пальцы скользят по его шее, ключицам. Подушечки обводят ореолы, сужая круги, пока не касаются вершинок сосков. Я внимательно слежу за его лицом и вижу, как в этот момент вздрагивают ресницы, но глаза не открываются. Пальцы также кругами, чуть касаясь, движутся вниз, по косым мышцами живота, вокруг пупка и замирают возле ненавистной мне пряжки. Она мешает мне смотреть, она мешает мне трогать…