Лес теней - Тилье Франк. Страница 15
Он поднял голову, потом снова погрузился в бумаги, перелистывая страницы одна за другой… множество документов того времени.
– Это же… Да это же записи сеансов психоанализа Па… Палача! А… Но как?..
Ноги у него вдруг стали ватными, и он опустился на стул.
– Ваша подпись! Ваша, Артура Дофра! Вы были… психологом! Его психологом! Вот почему вы так досконально знаете его историю! В деталях! Тони Бурн приходил к вам на консультации до того, как совершить убийства!
– Нет, не до, а во время… – выдохнул Дофр. – Во время убийств…
– Что? Во время?
– Сеансы продолжались до того дня, когда со мной произошел несчастный случай, после которого моя жизнь остановилась. У меня не осталось аудиозаписей, полиция все забрала. Остались только расшифровки тех записей, мне удалось вырвать их из лап легавых, а еще… еще разные вещи, за которые я дорого заплатил. Ты держишь в руках одно из самых конфиденциальных и скандальных дел за последние тридцать лет…
Давид потрогал свой шрам – крохотный бумеранг.
– Личный психолог, – повторял он. – Личный психолог… Но как же…
Ему не удавалось собраться с мыслями добрых десять секунд.
– Об этом никогда не говорили! Ни пресса, ни правосудие! А книги! Ни в одной, абсолютно нигде нет вашего имени! Этого не может быть!
– Может, может, и я этому живое подтверждение.
Давид понял, что скрипит зубами. Что за призрак ему явился?
– Сложно поверить, да? Но нужно вспомнить социальную и политическую обстановку того времени, – объяснял Дофр. Голос у него снова звучал спокойно. – Конец семидесятых годов. Все обсуждают смертную казнь. В Европе проводятся многочисленные конференции под эгидой Amnesty International [10]. Валери Жискар д’Эстен [11] выступает против высшей меры наказания, но и народ шумит, требует наказания убийцам. В семьдесят первом Бюффе и Бонтем убивают заложников, Рануччи в семьдесят четвертом кончает девочку, и чаша весов клонится в сторону народа. В семьдесят седьмом Патрик Анри получает за убийство ребенка пожизненное, и накал растет. Создаются группы давления, в них входят самые высокопоставленные политики. Прокуроры, министры и даже министр юстиции. Д’Эстен мечется между своими политическими лозунгами и этими влиятельными особами, которые приказывают ему следовать мнению избирателей…
Дофр промокнул лоб носовым платком:
– С появлением Палача дела только ухудшились. Начало семьдесят девятого. Семь двойных убийств менее чем за два года, а он все еще на свободе. Полицейских освистывают, презирают, политики места себе не находят. «Эти слабаки должны его поймать! Должны принести нам его голову!» Вот такие лозунги слышатся на улицах крупных городов Франции. «Смерть ему! Смерть!» Третьего июля Тони Бурна находят повесившимся у себя дома. Вскрытие подтвердило самоубийство. После обыска, после того, как полицейские увидели стертые пальцы Бурна и сравнили оставленные им следы и его волосы с теми, что были обнаружены в домах жертв, стало ясно, что речь идет именно о Палаче. Полицейские проверяют его банковский счет, выявляют выписанные на мое имя суммы и почти сразу же заявляются ко мне, а я на тот момент уже четыре месяца не веду приема из-за несчастного случая. Они тайно увозят меня, допрашивают, уничтожают все, что касается убийцы. Его личное дело, записи наших бесед. Будто бы Палач никогда не обращался к психологам. А мне «для моей же безопасности» советуют переехать и с тех пор перечисляют какое-то грошовое пособие, чтобы я до конца дней «ни в чем не нуждался»… Черт возьми! Да я в три раза больше налогов на наследство заплатил, когда умерли мои родители, и ежегодно продолжаю отстегивать государству кругленькую сумму! Наследование дорого стоит…
– Но… почему?
Собеседник Давида устало опустил руки на колени.
– Ты что, не понимаешь? Палач должен был остаться в глазах французов чудовищем! Когда легавые обнаружили, что он повесился, чувство несправедливости только возросло. Никогда еще опросы мнений не показывали такого высокого процента тех, кто выступал за смертную казнь! Народ прямо-таки жаждал, чтобы Палач сдох у них на глазах, а он умер сам! Тогдашнее правительство просто не могло перед приближающимися выборами объявить, что Палач был болен и хотел вылечиться. Ведь идти против народа значило проиграть выборы! Вот и всё!
Давид резко вскочил со стула, рука его лежала на стопке бумаг.
– Невероятная история! Более двадцати семи лет вранья, лжи… И вас не мучают угрызения совести?
– Если бы мучили, я бы не вел сейчас с тобой эту беседу. Меня уничтожили бы или разведслужбы, или сам народ. Тогда давление было огромным, на кону стояло многое. Они следили за мной, Давид, следили долгие годы… И не забывай, что во время сеансов я не знал, что Тони Бурн и Палач – один и тот же человек. Откуда мне было знать? Он играл со мной, а я ничего не подозревал. Люди бы не поняли… Меня бы линчевали…
Давид снова опустился на стул:
– И вы признаетесь в этом мне… Вы отдаете себе отчет в том, что говорите?
– Я долго об этом думал, поверь мне. Но мне казалось, что ты не сможешь написать о Палаче, если не проникнешь к нему в душу. Он должен стать частью тебя, как был – и как все еще является частью меня. Иначе твой роман окажется очередной кучей предположений и вранья… – Он поднял указательный палец. – Все это, безусловно, останется между нами… Ты отлично понимаешь, если верить твоему последнему роману, что люди ненавидят, когда начинают ворошить старые дела…
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.