О чём молчал Будда (СИ) - Борзов Анатолий. Страница 38

Классная машина, которая досталась за бесценок. Она не может стоить двадцать тысяч. Миллион с лишним, а если быть точней — миллион и сто тысяч рублей. Какой у нас нынче курс? Элла Сергеевна, ты только не торопись с ответом.

А вот и наш малыш. Интересно, кто у тебя был хозяин — женщина или мужчина? А ты как думаешь?

Крохотный Будда — всего лишь копия большого благословения. Я держу его в руках. Прежде он пылился, забытый и покинутый. Его даже хотели выкинуть! Откуда ты пришел? Кто тебя сделал? Кто вселил в тебя дух?

Женщина, — говорю я. — Нет, мужчина. А ты — как думаешь? Я не думаю, — слышу я. Думать — заблуждение. Думают и заблуждаются. Ты — мужчина, но ты и женщина. Инь и янь, ночь и день, свет и тьма — не думай. Закрой глаза и ответ придет. Нужно только захотеть.

Распахивается дверь, и в салон влетает другой мир — она рядом. Где капризы? Где холодный взгляд? Где, наконец, Элла Сергеевна?

— Спешил, — оправдываюсь я и срываю галстук, — когда спешу, вечно путаюсь, вот и галстук повязал.

Элла Сергеевна водит носом, — а знаешь, говорит она, — чужого запаха нет. Я ужасно привередливая и чужой запах меня пугает. А его нет!

Мои предположения оправдываются — это ее деньги я нашел.

— А почему красный? Дима, только правду — почему красный?

— Настоящий Купер должен быть красным. И выбора не было, как и времени — он вам нравится?

— Еще не знаю, не могу сказать — чужого запаха нет.

— Очень резвый, но коварный, в повороте не любит тормозов, — объясняю я, снимите ногу с газа, и не тормозите — накажет. Дух старика Джона Купера.

— Дима, вы старик?

Я ошибся — Элла Сергеевна не брала капли в рот.

— Мы едем или как?

— Сначала мы покурим — он должен нас почувствовать.

Почему она не спрашивает, откуда у меня деньги?

— Григорий Аркадьевич был взбешен, — сообщает она, — я никогда прежде не видела его в таком состоянии. Поверьте, я знаю его много лет. Дима, он вам отомстит — не боитесь?

— Он меня убьет?

— Не знаю, может и убить. Его все боятся.

— Вы тоже?

— Меня Григорий Аркадьевич не тронет — он дал слово. Это долгая и грустная история, но он дал слово.

— Вам? Кому он дал слово? Нет человека, нет обязательства. Кому Григорий Аркадьевич дал слово?

— Поехали. Хочу ближе познакомиться — он кто? Мальчик или девочка?

Ветер рвет ночные облака, судорожно мечется лес, освещенный на мгновенье ярким светом. Хорош мотор — старина Джон Купер отошел от сна, но еще не проснулся. Элла Сергеевна только сейчас поняла — мальчик или девочка. Крохотная баранка в руках повторяет рельеф дороги. Кони переходят в галоп — несутся, отрывая ноги от поверхности. Я их сдерживаю, не решаясь подарить свободу. Еще один поворот, за ним другой — извилистой лентой вьется шоссе. Какие двадцать тысяч! Я готов отдать жизнь, чтобы управлять духом старика Джона.

Внимание!

Что?

Тормоза!

Бью по тормозам, и мы оба виснем на ремнях. На смену растерянности приходит страх и чувство обреченности — сколько может длиться полет? Темный силуэт приближается и приобретает очертания — трактор! Огромный, в несколько десятков тонн, он стоит поперек дороги. Ни намека на скольжение — мы вылетаем из поворота, как ядро из пушки. Наверно, это конец.

Помню школу. В классе у меня не было постоянного места — сидел, где придется. Много лет спустя понял — это была репетиция моей взрослой жизни. Сонным взглядом окидываю комнату — что-то здесь не так, чего-то не хватает. Вылезаю с дивана, беру пиджак и вываливаю на стол содержимое карманов. Вновь на диван — теперь все в порядке. Крохотный Будда занял свое привычное место.

Так вот о школе, как-то мы собирали мозаику — огромное полотно, что уместилось только на полу. Мы ползаем, толкаемся, друг другу мешаем и ругаемся. Разноцветные кусочки отказываются найти свое положение. Сейчас я понимаю, в чем дело. Мозаику нужно собирать в одиночестве.

Ночью мы едва не разбились. Каким-то чудом остановились в метре от груды металла. Ума не приложу, откуда взялся трактор. Вблизи не ведутся строительные работы, место заброшенное, значит, чей-то злой умысел. Мысль одна — Григорий Аркадьевич пожелал свести счеты. Нанести один коварный удар. Для него не существует проблем, если потребуется, трактор будет доставлен на Красную площадь, и ни одна живая душа не узнает, как это ему удалось.

Мозаика — тот же детектив, в основе все тот же принцип — отыскать необходимое связующее звено. У меня лишь масса разбросанных фрагментов. Помнится, я уже пытался. Многие события между собой не связаны, доказательства отсутствуют и только воображение подсказывает — может быть, может быть…

Дима Скворцов не мистик, он циник. Если мне прежде нужно было раскрутить дело, я не впадал в нирвану, выстраивая в голове цепь возможных событий. Доставал сигарету, брал блокнот и писал — «Прошу провести мероприятие». Человек — социальное существо — он куда-то ходит, с кем-то общается, ему звонят, пишут, о нем говорят — он вынужден общаться. За ним смотрит наружка, его слушают люди в наушниках, наконец, ему подставляют «казачка». И все! Остается лишь перечитать справки по результатам мероприятий и принять решение.

Однако сейчас у меня нет ни одного из доступных прежде средств. Я вынужден обращаться к дедовским методам, прислушиваться к внутреннему голосу и верить в мистику. У Димы Скворцова нет выхода. Дима — один в поле воин. Мой цинизм и неуместная ирония — бронежилет. Горилка — не впасть в отчаяние. Единственный товарищ — крохотная фигура Будды. Прежде чем его превратили в божество, приукрасив множеством мифов и легенд, Будда был обыкновенным человеком — таким же, как мы с вам. Я не говорю о религиозном течении, я говорю о его проницательности, о волшебном даре дать ответ на самый сложный бытовой вопрос. Он сейчас мой учитель — крохотная деревянная фигурка. Если в куске металла на четырех колесах может жить дух Джона Купера, почему в деревянной фигурке не может присутствовать частица великого Будды?

Какой мотив у Григория Аркадьевича? К чему ему нужна моя и Эллы смерть?

Ревность? Стремление наказать распоясавшегося Диму и вместе с ним и отбившуюся от рук женщину? Вряд ли. Это не мотив — Григорий Аркадьевич человек иного склада характера — хитрый, расчетливый и безжалостный. Нужен другой, более серьезный мотив.

Позвонил телефон — благородный и смешной Юра Деточкин отправился восстанавливать справедливость в мире. Я дослушал мелодию и взял трубку.

— Скворцов? Привет, ты не подъедешь?

Медленно соображаю — куда я должен подъехать. В трубке шум улицы. Кто-то бранится. Зачем чихает. Вновь шум.

— Ну так что? Подъедешь?

Сержант, — слышу я в голове старческий голос.

Поворачиваю голову — крохотный Будда вновь улыбается.

Как я мог забыть! Сержант, которому я вручил пятьсот долларов. Уточняю, куда именно должен подъехать. Пять минут и я спускаюсь по лестнице. Вылетаю на улицу и нос к носу сталкиваюсь с Леликом. Ну и рожи у нас были в тот момент! Свою я, конечно, не видел, а вот Лелик… бедняга, вероятно, подумал, что я вновь вставлю ему ствол в одно место — его перекосило. Лелик швыряет в меня какой-то пакет и удивительно легко для своих внушительных габаритов улепетывает. Вижу, как стремительно мелькают его подошвы. Что это? В пакете конфеты! Я не люблю конфет. Конфеты любят дети и женщины. Ах, вот в чем дело! Костя прав — у Лелика в моем доме живет она — таких же внушительных размеров королева сердца. Бедный Лелик — я ему сорвал свидание. Он — конфеты, она ему селедочки с рынка, и оба закружились в сладостном танце любви.

Как и положено, сержант остановил меня полосатым жезлом. Решительно подошел и бросил привычное — дакументики папрашу. Конспирация — понял я. У них сейчас с этим строго. Говорят, своя служба безопасности, ищут оборотней в погонах.

— Деньги принес? — первым делом спросил он, как только мы залезли к нему в машину. Коллега, напоминающий майского жука, предусмотрительно вышел, абы не нарушать нашей интимности.