ГУЛАГ без ретуши - Кузьмин Станислав Иванович. Страница 7

В ссылке Выгон завёл обширную переписку, проявляя особый интерес ко всему, что было связано с его кумиром Троцким. Он был в курсе того, что, пока Троцкий находился в ссылке в Алма-Ате, сионистские круги за рубежом и его последователи в стране подняли самый настоящий вой в защиту вождя Октябрьской революции. Выгона познакомили с текстом телеграммы, разосланной отнюдь не рядовым троцкистам:

«Сочи. Ивану Никитовичу Смирнову из Актюбинска. Радеку, Смилге, Белобородову, Таковскому, Смирнову, Преображенскому, Окуджава. Протестуем против поднятой травли Троцкого. Политическую линию и шаги Троцкого полностью поддерживаем. Просим Вас протестовать перед партией и рабочим классом. Альперович, Богдасаров, Бронштейн, Васильев, Гвахария, Дюрбин, Кокия, Лежава, Мдинарадзе, Палатников, Петросян, Попов, Оганесов, Цинцадзе, Куреневский, Панов».

Ссылка Троцкого в Алма-Ату, вне всякого сомнения, была предвестницей его заката на политической арене Союза. Отсюда сразу же среди троцкистской оппозиции усиливается борьба за лидерство. На эту роль явно претендовал Радек. Тому свидетельство — письмо Соломона Иосифовича Фрумкина в Москву для передачи Арону Мейеровичу Выгону.

«Здорово, Арон! Посылаю тебе «томские документы». Политическое выступление Радека я оцениваю как желание использовать момент для объединения оппозиции под знаменем его (Радека) течения, т. е. вырвать оппозицию из-под идейного и организационного руководства Л.Д. Поэтому Сталин и ГПУ так снисходительны к этим (Рад.) письмам. Вместе с тем я против преждевременной травли Радека. Трофимова с работы сняли. Во флоте еще взяли на лечение нескольких ребят, г. Соликамск, 25.07.29 г.».

Осуждение действий Радека зафиксировано и в телеграмме, направленной в Енисейск Рафаилову, Рысковскому, Белобородову.

«Телеграмму Радека енисейцам рассматриваем как стремление дезорганизовать, расколоть оппозицию. Дадим решительный отпор. Целиком и полностью одобряем политическую линию Троцкого и выступление за границей. Выразителем ленинских идей является Троцкий.

Выгон, Гиршик, Наджарова, Фрумкин.

23.04.1929 года».

Проблема самого Троцкого и троцкизма была не такой уж простой, как это могло показаться на первый взгляд. Существовали различные варианты: не позволить возвращаться из Алма-Аты и тем самым существенно ограничить поле его деятельности, организовать физическое уничтожение любым способом, обставив соответствующим образом, и др. Однако, поскольку Троцкий за рубежом имел мощных покровителей в лице всемирной сионистской организации, разыгрывать эти варианты было чревато серьёзными последствиями. Начатый в стране курс на индустриализацию базировался на спланированных торгово-экономических связях, которые могли быть парализованы в один момент финансовыми воротилами Запада. Программа создания в короткий срок мощной индустриальной базы, существенно укреплявшей оборонный потенциал страны, не шла ни в какое сравнение с этим угасающим политическим трупом, реанимировать который уже не были в состоянии никакие сионистские потуги. Его историческая миссия в России стремительно приближалась к своему логическому концу. Но пущенные им корни всё ещё давали молодую поросль подрастающего поколения из числа главным образом студенческой молодёжи…

Игра с Троцким не стоила будущего страны и, надо полагать, не без согласия Сталина ОГПУ в январе 1929 года позволило Троцкому не только беспрепятственно выехать, но и вывезти свой архив, а заодно и награбленные во время революционной бури немалые ценности, принадлежавшие народу. Разумеется, потускневший политический лидер мог снова заблистать в лучах славы и в ореоле коммунистического мученика. Но Сталин прекрасно понимал невозможность для Троцкого повести активную борьбу из-за рубежа против своего гонителя и политического противника, в схватке с которым борьба за власть внутри страны была окончательно проиграна. По крайней мере, со всей очевидностью становилось ясным: чем сильнее он будет пытаться нанести удар по сталинскому режиму, тем большими репрессиями это обернётся по отношению к его друзьям, товарищам и выдвиженцам, оставшимся там за опускаемым железным занавесом. Впрочем, без поддержки сильных мира сего из числа всемирной сионистской верхушки сам он многого сделать был не в состоянии, а она ради удовлетворения его тщеславия не допустит разгрома еврейского движения в России, оседлавшего к этому времени административно-командную систему, проникшего во все важнейшие сферы государственной и общественной жизни и фактически определявшего не только путь развития страны, но и постепенно извращавшего политику официального лидера государства. Пока ещё сохранялась надежда на то, что лидеры этого движения свергнут Сталина и в свои руки возьмут руководство страной. Идеологи и финансовые магнаты сионизма держали Троцкого в узде, давая ему возможность брызгать слюной, но не позволяя укусить.

В ссылке Выгон твёрдо придерживался инструкции и без тщательной проверки и перепроверки с новыми людьми ни в какие контакты не входил. Такая линия поведения, рекомендованная всем троцкистам, ставила органы ГПУ в затруднительное положение, лишая возможности получать необходимую информацию, выявлять замыслы, планы ссыльных и т. д. Органы нуждались в информации, и они её добывали различными путями. Пытались и Выгона склонить к отказу от своих идейных убеждений, да не просто отказаться, а опубликовать об этом в печати. Выгон отверг эту сделку, он даже не допускал в мыслях, что кто-то из его товарищей способен пойти на такое. Увы, он очень ошибался!

Некоторые, подав декларацию об отходе от оппозиции, скрывали от остальных этот факт. Они, чтобы доказать властям свою искренность, давали согласие на добровольное освещение вопросов, интересующих органы. Практически они становились агентами, получая соответствующий псевдоним. Возможно, кто-то формально брал на себя обязательства помогать органам ГПУ, выявлять врагов всех мастей, так как тем самым избегал продления ссылки. Но многие трудились на этой ниве добросовестно. Жизнь есть жизнь, и иногда приходилось поступаться своими принципами для улучшения собственного положения.

Поддерживать связи ссыльные могли между собой главным образом при помощи переписки, прибегая при этом к различным ухищрениям. Иногда письма отправлялись под чужими фамилиями. Какая наивность! К тому времени частная переписка граждан страны Советов находилась под бдительным контролем территориальных органов ГПУ, потому и ухищрения не всегда срабатывали.

Выгон и Фрумкин во время ссылки развили бурную деятельность, и секретно-оперативный отдел ГПУ, чтобы несколько их утихомирить, принял решение о направлении «активистов» из Актюбинска в более отдалённое место, а именно — в Адаевский округ в город Уил. Когда им об этом объявили, то они заявили, что добровольно туда не поедут и их смогут доставить лишь при условии применения к ним физической силы. Строптивцев тут же поместили в арестное помещение и продержали неделю в назидание другим. После того как их выпустили, ГПУ в течение восьми дней вело за ними наружное наблюдение, но потом его пришлось снять, так как сотрудники секретной службы, в свою очередь, обнаружили за ними наблюдение со стороны ссыльных.

Именно это обстоятельство повлияло на принятое Фрумкиным и Выгоном решение совершить побег. Они догадывались, что вокзал и все отходящие и приходящие поезда до станции Актюбинск находятся не только под гласным, но и негласным наблюдением. Поэтому сели на поезд на второй от Актюбинска станции, оставив с носом агентов окружного ГПУ.

В пятницу, отметившись в комендатуре, Выгон бежал с места поселения. Запутывая следы, после долгих мытарств добрался до Оренбурга.

В сумерках разыскал нужный адрес. Отдохнул, привёл себя в порядок и на следующий день с билетом в кармане и баулом в руке отправился на вокзал. Время рассчитал так, чтобы сесть в вагон минут за пять-семь до отправления. Здесь, на вокзале, жизнь сыграла с ним злую шутку.