Война Братьев - Грабб Джефф. Страница 21

У порога Ахмаль остановился. «Пока, – решил он, – лучше подождать. По крайней мере до прихода госпожи Токасии».

Голоса стали громче, со стороны бараков других учеников приближались огоньки. «Ага, – подумал Ахмаль, – если молодой господин Мишра в самом деле надеялся побеседовать с братом наедине, то и эта его затея провалилась». Урза перешел на крик, но Ахмаль смог разобрать только слова «вор!» и «ложь!».

Из темноты появились Хаджар и Токасия. Молодой фалладжи сразу сообразил, что к чему, и тут же исчез, отправившись обратно к палаткам землекопов. Он, несомненно, расскажет всем, что братья наконец решили выяснить отношения.

Токасия была немного не в себе, она еще не до конца проснулась. Приглаживая пальцами короткие седеющие волосы, она спросила Ахмаля:

– Почему ты их не остановил?

– Потому что, насколько я мог расслышать, мебель они пока не ломают, – ответил старик. – Все равно нам следует еще немного подождать. Драка зрела несколько месяцев кряду, так что надо дать им возможность выплеснуть из себя эту ерунду.

Донесся звук бьющегося стекла. Токасия сделала шаг ко входу, но Ахмаль удержал ее за руку.

– Каждый раз, когда мальчишки дрались, кто-нибудь вмешивался, – сказал он. – Так что пусть теперь продолжают. Да, они заработают несколько синяков и порезов, но это ничего – главное, чтобы они разобрались друг с другом самостоятельно, без посторонней помощи.

Крики стали совсем неразборчивыми, казалось, из комнаты слышен лай диких собак, а не человеческие голоса. Затем раздался звук, свидетельствовавший, что в комнате еще что-то расколотили, что-то большое и тяжелое. У дверей собрались почти все ученики и несколько землекопов, приведенных Хаджаром.

И тут в окнах зажегся очень яркий свет. Золотой лучик свечи исчез на фоне пламени двух костров – зеленого и красного.

Ахмаль опустил руку. Он никогда не видел, чтобы свечи или лампы давали такой свет. Он подумал, не опрокинули ли братья масляную лампу на пол и не начался ли пожар. Мысль дать братьям возможность разобраться друг с другом собственными кулаками внезапно перестала казаться столь разумной.

– Это камни, – сказала Токасия, ее голос дрожал от страха. – Они применили друг против друга камни.

– Транские камни? – спросил Ахмаль, но собеседница уже не расслышала вопроса, со всех ног ринувшись к двери. Спустя мгновение Ахмаль последовал за ней, жестом приказав остальным не двигаться.

Токасия распахнула дверь и влетела внутрь, Ахмаль дышал ей в спину. Фалладжи почувствовал запах дыма и заметил, что мебель и пол комнаты обожжены, хотя нигде не было видно открытого огня.

Братья стояли в противоположных углах комнаты. Каждый из них сжимал в руке камень. Камень Урзы вспыхивал красными огненными стрелами, а камень Мишры испускал изогнутые зеленоватые копья. Копья сталкивались со стрелами в середине комнаты, и казалось, что там сошлись в схватке разноцветные руки, пытающиеся побороть друг друга.

С каждым мгновением оба брата слабели. Мишра был похож на загнанную лошадь, у него шла кровь из носа. Лицо Урзы исказилось от боли, у него тоже из носа шла кровь. Мишра почти сидел на корточках, а его брат стоял величественно и прямо. Каждый сжимал силовой камень обеими руками.

Даже комната пострадала от стрел силы и слабости. Внутри было очень жарко, воздух дрожал от наполнявшей его энергии, пульсирующий звон с каждым мигом становился все громче. Ни один из братьев не желал сдаваться, воздух между ними вспыхивал все ярче.

Токасия подняла руки и что-то крикнула, но Ахмаль не разобрал слов. Братья не обратили на ученую ни малейшего внимания, настолько они были захвачены дуэлью. Токасия снова закричала и сделала шаг вперед, встав точно посередине между юношами, там, где сталкивались красные и зеленые лучи. Ее руки были подняты, словно она хотела силой остановить мальчиков и их камни.

Ахмаль подхватил ее крик и рванулся вперед, но было поздно. Рубиново-зеленый, нефритово-красный луч разорвался, оба брата уставились на ученую. В удивлении они на мгновение забыли о том, что должны контролировать свои камни, и лучи того и другого внезапно брызнули во все стороны…

Комната взорвалась.

Ахмаль почувствовал, как ударная волна подняла его в воздух и отбросила назад, туда, где должна была находиться дверь. Неистовая сила опрокинула все четыре стены и снесла большую часть крыши, осыпав наблюдателей обломками шифера и горящими кусками дерева.

Когда Ахмаль очнулся, первое, что он увидел, были звезды. Они нежно кружились перед его глазами. Он медленно поднялся на ноги, чувствуя ужасную боль в левом колене. Старый землекоп сжал зубы и огляделся.

Вокруг него стонали раненые зрители, кто-то кричал. До этого Ахмаль не слышал шума и подумал, не оглох ли он от взрыва. Затем он увидел, что вокруг стоят люди с горящими факелами, кто-то разжег костер. Ахмаль с трудом заставил себя посмотреть в сторону, где должно было быть здание.

Оно было разрушено почти полностью, остался лишь один угол. Остатки стен дымились. Посреди бывшей комнаты стояли двое, склоняясь над кем-то третьим.

Ахмаль дохромал до развалин здания. Токасия лежала у Урзы на руках, Мишра на коленях стоял рядом. Ученая походила на сломанную куклу – голова была свернута на сторону. Мишра прикоснулся к шее пожилой женщины, затем взглянул на Ахмаля и покачал головой.

Урза поднял глаза, глядя прямо на младшего брата. Его взгляд был полон ненависти, в нем бушевало пламя, от жара которого, казалось, испаряются катящиеся по его щекам слезы. Ахмаль не мог припомнить, чтобы Урза плакал хотя бы раз за все время своей жизни в лагере. Но слезы не могли защитить младшего брата от ярости, кипевшей в глазах старшего.

Тот не двинулся с места, не произнес ни единого слова, но Мишра отшатнулся, словно брат ударил его наотмашь. Он встал и отошел от тела Токасии на несколько шагов. Урза, казалось, не обратил на это внимания – он лишь продолжал, не моргая, глядеть на Мишру. Тот сделал еще шаг назад, затем еще один, а потом повернулся ко всем спиной и что было сил побежал в ночь, прочь от разрушенного дома.

Никто не подумал остановить его.

Ахмаль возложил на могилу последний камень. Ученики и землекопы отдали последние почести ученой, а Хаджар вызвался сделать поминальный камень, чтобы отметить место ее упокоения. Вокруг было вырыто немало ям и канав, но для Токасии выдолбили отдельную могилу – в скале, где стояла ее палатка.

Пока Токасию обряжали и читали молитвы – и старинные аргивские, и пустынные фалладжийские, – Урза не отходил от нее ни на миг, сделав первый шаг в сторону лишь тогда, когда могилу начали засыпать камнями. Где Мишра, никто не знал, все полагали, что больше никогда его не увидят.

За несколько дней, прошедших с трагической ночи, Урза сильно похудел и осунулся, Ахмаль даже подумал, что молодой человек теперь выглядит старше, чем сама Токасия. Стоя у могилы, землекоп хотел что-то сказатьему, но юноша поднял руку, прося оставить его в покое. Ахмаль кивнул и отошел прихрамывая – у него действительно было повреждено колено, и фалладжи был вынужден теперь ходить, опираясь на посох, принадлежавший некогда покойной ученой.

На рассвете второго дня после похорон Ахмаль отправился искать Урзу. Он нашел его у могилы, в той же позе, что и за день до того, словно молодой человек сам превратился в надгробный камень.

– Господин Урза, нам надо поговорить, – тихо сказал Ахмаль.

Урза кивнул:

– Я понимаю. У нас много дел. Надо, чтобы работала школа, продолжались раскопки. Надо извлекать на свет то, что лежит под землей. – Последние слова он произнес вяло, без выражения, словно бы это было последнее дело, которым он хотел сейчас заниматься.

– Ну да, ну да, – сказал Ахмаль. – Во-первых, я хотел сказать, большинство учеников и землекопов в порядке, хотя несколько человек пострадали от взрыва. В общем, ничего серьезного.

Урза кивнул, и Ахмалю показалось, что юноша вовсе не задумывался о том, как себя чувствуют другие. Ему не было дела ни до собственных ран – царапины и ожоги на его лице и руках уже зажили, превратившись в едва заметные шрамы, – ни до здоровья учеников и землекопов.