Книга про тебя - Соловейчик Симон Львович. Страница 10

Сначала я подумал, что Валерка врет. Так, прикидывается дурачком. Бывают такие ребята — выдумщики. В одну минуту они наговорят вам с три короба про свою «ужасную жизнь», и не для какой-нибудь особой цели, а просто так, ради интереса. Где это видано, чтобы человеку было почти десять лет, а он еще в школу не ходит?!

Но потом выяснилось, что мальчишка действительно не учится.

Валерка, как я уже говорил, живет с мамой. Мама его очень больна.

— Вырасту — доктором стану и мамку вылечу, — сказал мне Валерка.

— Как же ты станешь врачом, если в школу не ходишь? На врача знаешь сколько учиться надо?

Валерка сначала ничего не ответил. А потом, поводив по пыли черной от грязи ногой, вспомнил:

— А я уже некоторые буквы выучил: а, б, в, г, д, е…

И я понял, как ему хочется учиться. Но что делать? Мама не пускает его в школу, она не хочет оставаться дома одна. Да Валерка и сам боится уходить надолго.

— А вдруг мамка помрет без меня?

Вот какая трудная жизнь получилась у Валерки. Но нельзя же оставлять человека в беде. Как назло, было воскресенье и школа, та самая, куда Валерка должен по утрам бегать с портфелем в руках, закрыта… А время идет. Вот-вот диктор объявит на двух языках — узбекском и русском, — что самолет отправляется.

И я подумал: ведь есть же у Валерки товарищи! Среди них наверняка есть пионеры! Они обязаны помогать, они помогут человеку.

Леня Дмитриенко появился, как нарочно, как будто знал, что мне нужен кто-нибудь из Валеркиных друзей. Леня живет далеко от аэропорта, но почти каждый день приходит сюда, и Валерка проводит его тайными дорогами на летное поле, к самолетам, куда не то что детям — посторонним взрослым вход запрещен. Мы познакомились, и я сразу спросил Леню, знает ли он о Валеркиной беде.

Оказалось, что этот самый Леня Дмитриенко, семиклассник, даже не знал, что Валерка не ходит в школу.

— Как же это? — удивился я.

— Так ведь я не здесь живу. Я сюда только иногда прихожу, — спокойно объяснил Леня.

Очень хороший пионер Леня Дмитриенко. Он подробно рассказал мне, какая у них школа, и как он занимается в авиамодельном кружке, и как интересно работает у них пионерский патруль.

Честно говоря, я очень рассердился.

— Какой ты, — говорю, — пионер и что толку в твоих патрулях, если вот человек не учится, а ты и не знаешь?

— А если б знал — что же я мог сделать?!

— Как — что? Сходить в школу, где должен учиться Валерка, пойти к комсомольцам аэропорта, к начальнику аэропорта, рассказать им про Валерку, попросить, чтоб помогли ему.

Леня помолчал, а потом сказал:

— Хочешь, Валерка, я тебя французскому языку буду учить?

Ну что ты с ним будешь делать?! К чему Валерке сейчас французский, если он и по-русски-то слова прочитать не может, фамилии своей никогда в жизни не писал!

…Мы договорились с Леней и с комсомолками аэропорта, что они завтра же, в понедельник, определят Валерия Макеева в школу, помогут ему и его маме устроить свою жизнь так, чтобы мальчик начал учиться.

Надо помогать товарищу в беде — этот закон все знают. И все-таки иногда случается, что человек остается один на один с бедой. А друзья? Тот готов помочь, да не знает как. У другого недостает мужества вступиться за обиженного. У третьего не хватает настойчивости.

Но потому беда и зовется бедой, что с ней не сразу справишься. Надо стучаться во все двери, требовать, доказывать. Конечно, боязно. Вдруг не пустят? Вдруг прогонят? Вдруг скажут: «А тебе какое дело?»

Но раз товарищ в беде, ты не можешь струсить, отступить. Надо добиваться своего!

Любит… не любит…

Говоришь, ты научился танцевать? От души поздравляю! Это очень важное в жизни умение, и оно наверняка далось тебе нелегко. С тех пор как ваш класс стали приглашать на школьные вечера, сколько было всяких мучений! Сидишь на стуле в углу, и кажется, что ноги у тебя чугунные и весь ты какой-то неповоротливый. И даже страшно подумать — как это танцевать на виду у всех!

Все-таки ты набрался решимости и записался в кружок танцев. А может быть, помогла сестра? Или в классе на переменке научили тебя этой нехитрой науке? Как бы там ни было, теперь все позади. Ты смело выходишь на середину зала, отсчитываешь начало такта, танцуешь — и как будто получается! Даже перестал все время повторять про себя «раз-два-три-четыре» — ноги сами идут!

Очень здорово.

И все-таки сколько переживаний на этих вечерах!

Только ты собрался перейти на ту сторону зала и пригласить Наташу из 7-го «А», а Генка Вереин уже кружит ее, что-то рассказывает ей, и она весело смеется… А ты двух слов связать не можешь, когда надо поговорить с девочками.

Смотришь ты на эту веселую пару, а в голове мысли совсем не веселые.

«Может, меня никто в жизни и не полюбит? — терзаешься ты. — Какой-то я некрасивый, нескладный, и руки длинные. Модного костюма, как у других, нет. Только серая школьная гимнастерка да старенькие брюки — их хоть гладь, хоть не гладь».

А Генка — смотри! — куда-то повел Наташу. Наверно, гулять. Интересно, если бы ты ее пригласил, пошла бы она или нет? Или сказала бы: «Знаешь, мне потанцевать хочется».

«Ну и пусть, — думаешь ты. — В конце концов, девочки — это совсем не главное в жизни. Даже глупо тратить время, ходить на вечера и волноваться из-за какой-то Наташки».

Ты твердо решаешь больше и не смотреть в ее сторону, а сам невольно стараешься угадать, где сейчас Наташа и Генка.

«Наверно, уже далеко они ушли. А может, он ее под руку взял? Говорят, кто-то видел Наташку под руку с мальчишкой. Врут. Не может быть! Наташа никогда не пойдет под руку ни с Генкой, ни с другим мальчишкой. Она, наверно, назло пошла с ним гулять, потому что я ее не позвал.

Может, письмо ей написать? Глупо как-то — письма писать, как в пятом классе: „Наташа, давай дружить…“ А она ответит: „А разве мы с тобой и так не дружим?“ Девчонки хитрые: прикинутся, будто ни о чем не догадываются. Им в радость помучить человека…»

Я понимаю, тебе сейчас очень тяжело. И главное, ничем тебе не поможешь, и никто в мире не поможет, кроме тебя самого.

Просто давай мы наберемся с тобой терпения и не будем завидовать этому Генке. Тебе кажется, что, для того чтобы на тебя обратили внимание, надо обязательно быть остроумным, хорошо одетым и иметь эдакие несколько «стильные» манеры. Но придет время, и ты увидишь, что вовсе не такие нравятся и не такие находят настоящих подруг. Девчонки любят мужественных, смелых, умных, решительных — не на словах решительных, а в жизни, в поступках. Они любят как раз таких, каким ты собираешься стать.

Кто он, мальчишка Санька?

У меня предложение: откроем толстый, потрепанный оттого, что его часто листают, однотомник Гайдара и вместе почитаем страничку из рассказа «Голубая чашка». Он был написан в 1936 году. Пионер Пашка Букамашкин рассказывает Светлане и ее папе про «известного фашиста, белогвардейца Саньку».

«— …Есть в Германии город Дрезден, — спокойно сказал Пашка, — и вот из этого города убежал от фашистов один рабочий еврей. Убежал и приехал к нам. А с ним девчонка приехала, Берта. Сам он теперь на этой мельнице работает, а Берта с нами играет. Только сейчас она в деревню за молоком побежала. Так вот, играем мы позавчера в чижа: я, Берта, этот человек, Санька, и еще один из поселка. Берта бьет палкой в чижа и попадает нечаянно этому самому Саньке по затылку, что ли…

— Прямо по макушке стукнула, — сказал Санька из-за телеги. — У меня голова загудела, а она еще смеется.

— Ну вот, — продолжал Пашка, — стукнула она этого Саньку чижом по макушке. Он сначала на нее с кулаками, а потом ничего. Приложил лопух к голове — и опять с нами играет. Только стал он после этого невозможно жулить. Возьмет нашагнет лишний шаг да и метит чижом прямо на кон.

— Врешь, врешь! — выскочил из-за телеги Санька. — Это твоя собака мордой ткнула, вот он, чиж, и подкатился.