Снежная Золушка - Никольская Ева. Страница 4

– Спасибо, я сама, – пискнула, опускаясь в воду до самого подбородка. – Положите, пожалуйста, все на скамью, я чуть позже вытрусь и оденусь.

Альд закатил глаза, но спорить не стал. Сделал, как я попросила, и снова удалился. А я посмотрела на загрустившего Олли, и так мне обидно за мальчика стало. О маме мечтает. О родной или о новой? Не важно! Я ведь планировала свахой стать, вот и попробую себя в серьезном (а главное, в благом) деле проявить. Не зря же именно в этот мир и в этот дом меня судьба забросила. Ладно, не судьба, а злобная ведьма с деспотичными замашками, но разве это что-то меняет? Ничто не происходит просто так. Хочет малыш маму? Найдем!

Правда, для этого все-таки придется нарядиться Снеженикой и согласиться на авантюру, предложенную лисенком. Долг платежом красен! Они с отцом меня нашли, отогрели, искупали даже… а я, в свою очередь, оденусь в бело-голубой костюм (который еще, кстати, надо где-то раздобыть) и пойду с местными девушками на празднике знакомиться, чтобы не только Олиса развлекать, но и самую подходящую альду на роль мамы для этого чудесного мальчика присмотреть. Плевать, что на сей счет думает его папа. Хочет не хочет, а жениться придется! Хотя… сначала все же надо выяснить, куда делась настоящая мать Олиса, а то вдруг Арво Каури – «синяя борода» Альдъера, а я ему от чистого сердца новую жертву подгоню.

Информация – наше все! С нее и начнем.

Тем же днем…

Сначала платье мое лишилось воротничка, затем я лишилась платья – итог закономерен, учитывая его состояние после моего пребывания в лесу. А другую одежду мне заботливые хозяева так и не предложили. Вернее, еще не предложили, потому что именно за ней они вроде как и ушли.

Стоя перед зеркалом в простыне, затянутой под мышками, я думала о важном. Прежде чем выяснять, кто такой Арво Каури и что случилось с его супругой, надо было разобраться в себе. Вернее, в той роли, которую намерена здесь сыграть. Так уж вышло, что за мою недолгую (да и не очень насыщенную) жизнь я была как прилежной леди, часами ходившей с книгами на голове, дабы добиться идеальной осанки, так и девчонкой-сорванцом, которая лазила за яблоками на деревья, рискуя порвать пышные юбки.

Где-то лет до тринадцати моим воспитанием занималась исключительно мама. Натура она была любознательная и всесторонне образованная, поэтому кроме вышивания крестиком и уроков танцев, на которых настаивал папа, я изучала и географию, и зоологию, и историю, и математику, и еще много всякого нужного и интересного. Не потому, что предметы очень уж захватывающие, – просто мама умела так подать материал, что оторваться было невозможно.

Когда она заболела, нам всем стало не до моих уроков. А после ее смерти отец и вовсе от меня отдалился, будто чувствовал себя виноватым, что не уберег жену. Поэтому воспитывали меня все кому не лень, начиная от нашего чопорного дворецкого и заканчивая смешливой кухаркой. К слугам я с детства относилась хорошо – этому учила мама, уверенная, что каждый труд заслуживает уважения. Так что и уроки, даваемые ими, впитывала как губка, считая, что в жизни может пригодиться все.

Научиться вкусно готовить? Почему нет! Путь к сердцу многих лежит через желудок! Убраться в комнате, рискуя обломать ноготки и поранить ручки? И это дело нужное, особенно если планируешь в будущем сбежать из дома и работать в столице. Единственным недостатком (хотя, может, и достоинством) такого коллективного обучения стал мой заметно обогатившийся словарный запас, который никак не подходил благородной леди. Порой с языка срывалось такое, что даже горничные краснели и нервно хихикали.

Папу это удручало, а Марго, переехавшую к нам чуть больше года назад, напротив, веселило. Наверное, не восприми я ее в штыки с первой встречи, мы смогли бы даже подружиться… и тогда я не оказалась бы на чердаке чужого дома, где была обустроена довольно уютная комнатка с кроватью, шкафом, столом, зеркалом и большим окном в форме арки, за которым раскинулся запорошенный снегом сад.

Самое подходящее место для рыжей Белочки, как пошутил Арво.

По имени он меня принципиально не называл. И Белочка в списке придуманных им прозвищ казалось самым безобидным. Еще я была «его личным наказанием», «божественной карой» (что в общем-то почти одно и то же), «подмоченным подарочком» (смысл этого словосочетания я до конца не поняла, так что списала все на испорченное платье), «гусыней неповоротливой» (тут без комментариев) и «изнеженной барышней». Лучше бы просто барышней звал, без ироничных эпитетов, а еще лучше просто леди.

Особенно обидно звучало «гусыня», хотя с поворотливостью на тот момент у меня действительно было не все гладко. Зато после горячей ванны с целебными травками, которые, по словам альда, готовила местная ведунья, я снова почувствовала себя полной сил. Шило в мягком месте требовало подвигов. Спать больше не тянуло – мне до дрожи в пальцах хотелось действовать!

О чем я там рассуждала? Какое амплуа выбрать? Побуду для разнообразия собой! К бесам попытки подстроиться под кого-то, притворяясь послушной серой мышкой или благочестивой леди. И стремление шокировать, действуя наперекор, тоже к бесам! Это ведь мой шанс не только проявить себя, сделав доброе дело, но и разобраться в себе, понять, кто я есть на самом деле и чего хочу добиться в жизни. Испытание, которое надо достойно пройти. Урок, полученный от ведьмы, с ней я, кстати, непременно поквитаюсь, как только найду способ вернуться домой. Но сначала надо решить судьбу Олли, его папы и… мамы!

Да, надо… знать бы еще, куда эти лисы запропастились.

Я всерьез задумалась над тем, чтобы, забыв о приличиях, спуститься вниз и поискать лисенка с Арво, которые, судя по всему, заблудились в шкафу, пытаясь найти там сменную одежду для меня. К счастью, разгуливать в простыне по чужому дому не пришлось, потому что в комнату без стука влетел запыхавшийся Олли с целой охапкой каких-то женских вещей.

Женских, так-так… Вот и повод появился выведать что-нибудь интересненькое про его матушку.

– Скажи, а чьи это наряды? – спросила осторожно, присаживаясь на кровать рядом с маленьким альдоном, который забрался туда с ногами, сбив покрывало. Хорошо хоть тапки скинул, чудушко белобрысое!

– Мамкины, – без особого трагизма сообщил он.

– Мамкины? – пробормотала я, рассматривая вещи. Два платья простого покроя, одна белая рубашка из ситца, две пары вязаных носков и штаны, в которых я однозначно утону, если надену. Они точно его матери? Может, все-таки папа свои одолжил?

– Но ты не думай, Белла. Мама не против! – спохватился он. – Хвостом клянусь! – добавил серьезно. Его пушистая часть тела в панике заметалась, реагируя на это заявление, но малыш быстро пресек бунт, поймав хвост за кончик.

– А где она, твоя мама? Если, конечно, не секрет, – продолжила расспросы я, не забывая при этом восхищаться ее нарядами, радуя тем самым ребенка.

Не то чтобы они были прям ах – на самом деле и ткань грубовата, и из украшений лишь чуть-чуть вышивки на лифе и поясе, да и фасон странный: приталенные и чуть расклешенные от бедра. С разрезами по ногам, открывающими… в моем случае почти все, потому что и в платьях я тоже, кажется, утону. Но в простоте крылось удобство, а это очень даже достойно восхищения.

– Мамка умерла, когда я появился на свет, – вздохнул Олли, с грустью глядя на ее одежду. Без слез и без затаенной боли. Наверное, ему было проще, ведь если она погибла при родах, значит, он никогда ее не видел, не успел привязаться и полюбить… как я свою.

– Прости. – Я закусила губу, не зная, что сказать. – Моя мама тоже… умерла, – выдавила, внезапно осознав, что слова даются очень тяжело, будто при саднящем горле, хотя заболеть мне благодаря стараниям альдов не удалось. – Пять лет назад.

– Она была хорошей? – вскинул голову лисенок, впиваясь глазками в мое лицо. – Красивая, наверное… как ты, да?

– Да. – Я улыбнулась, радуясь его живому интересу. – Она была гораздо лучше и краше меня!