Дети победителей (Роман-расследование) - Асланьян Юрий Иванович. Страница 44

Из допроса свидетеля о выселении в ауле Хайбах: «Ворота конюшни закрыли. Вспыхнул огонь. Оказывается, заранее было приготовлено сено и облито керосином. Когда пламя поднялось над конюшней, люди, находившиеся внутри конюшни, с криками о помощи выбили ворота и рванулись к выходу. Генерал-полковник Г. приказал: «Огонь!» Тут же из автоматов и ручных пулеметов начали расстреливать выбегающих людей».

Газета «Россия», 1994 год.

День начался со скандала. В помещение, где располагалась редакция, ворвалась БМП — женщина с искаженным лицом.

— Немедленно сними с верстки материал о муфтии! Иначе тебе будет худо, так худо, что ты маму вспомнишь!

«Господи, — подумал я, — где-то же налажено размножение подобных людей, в домашних условиях, безо всякого ксерокса…» Женщина поражала меня своим постоянством — всегда жила одним днем и думала одним местом.

— Почему? — задал я свой безумный вопрос.

— Потому что мы можем настроить против себя часть мусульманской общины, а это недопустимо накануне выборов. Понял?

А чего не понять… Истина и демократия — это не одно и то же. Сопротивляться сил не было. У меня болела голова, я наконец-то начал понимать, что необходимо лечиться. Но где?

Я догадывался, что человек, не уверенный в собственной независимости, перегружается знаниями, силой или спиртным, а свободный с упоением творит настоящее.

Лешка дал мне телефон одного хорошего человека — наследственного знахаря. Я созвонился с ним и договорился о встрече.

Василий Николаевич прошел Великую Отечественную войну в танковом полку прорыва. Удивил ряд совпадений. Как и я, в детстве он писал стихи и занимался авиамоделизмом, был ворошиловским стрелком и тайным верующим. В тринадцать лет его, как самого меткого стрелка, наградили полетом на По-2 над родным городком. На этом совпадения закончились. Я тоже стрелял на «отлично» и в детстве пролетел над родным городком на Ан-2, правда, не за меткость. Потом у Василия Николаевича было Свердловское пехотное училище. Война. Курская битва.

Я слушал его, сидя на стуле в комнате, аккуратно, плотно и чисто заставленной книгами, иконами и банками с травными настойками. Безумный, я верил, что кто-нибудь из людей подскажет мне ответ на вопрос, который нежно душил меня по ночам.

20 июня 1941 года девятнадцатилетним пацанам присвоили первое звание, 22-го объявили войну, а 27-го эти 156 лейтенантов в курсантской форме, поскольку офицерской еще не было, в телячьих вагонах отправились на Юго-Западный фронт. Прибыли в город Балашов, который ни один из них даже на карте найти не смог бы.

Василия Пьянкова назначили уполномоченным члена военного совета фронта Гафта. Осенью получил задание: набрать из тех, что вышли из окружения, 1300 стрелков, 300 артиллеристов, 400 минометчиков. Переправляясь через речку Хопёр выше Борисоглебска, Пьянков провалился в холодную ледяную воду, но добрался до села, где скопились вышедшие из окружения. Там был Тамбовский добровольческий народный полк, а также какое-то подразделение, которым командовал старый офицер Кочура, из царских. Волосы бобриком, суровый. Лейтенант оробел. Представился. В ответ — молчание. Тогда Пьянков достал из кармашка удостоверение и тихонько подтолкнул полковнику. «Слушаю, товарищ лейтенант!» — встал полковник. Первые дни войны, законы расстрельные.

— Я удивился: я мальчишка, а тут — полковник встал!.. Я задание выполнил. Вскоре мне выдали роту узбеков — четыре взвода по сорок человек, из тех бандитов, которые не захотели отбывать сроки на строительстве Ферганского канала. Только перед войной мы победили басмачество. Но среди них были и казанские татары, уральские башкиры, но каждым взводом командовал русский лейтенант, из нашего училища… Такое вот «мусульманское» подразделение. А самых способных из узбеков назначали заместителями командиров взводов. Одна винтовка на роту. Оружие будете добывать себе в бою! А южнее противник уже прет на Сталинград. Наша задача — сохранить живую силу. Немцы обстреливают с самолетов, выбрасывают десант в советской форме, с автоматами. Ну, тут некоторые узбеки стали вести себя предательски. Один из таких батальонов построился и пошел в сторону немцев, к югу. Их остановили. Построили каре, вывели зачинщиков — восемь человек — и расстреляли публично. Не в стороне где-нибудь. Я при этом присутствовал.

Командовал батальоном офицер, у которого был полк в дивизии Чапаева, — Дмитрий Иванович Петриков. Потом его ранило. Но остался жив…

Жил Василий Николаевич в хорошей трехкомнатной квартире в центре города, с женой. Солдату империи было восемьдесят лет, но выглядел на шестьдесят.

— А я тебе о чем говорю, — покачал он головой, — занимайся йогой, как я, пей травы, а не водку… Молись.

— Да я молюсь, — поддержал я, — только у меня Бог какой-то… Может, глуховатый?

Василий Николаевич подошел ко мне ближе — у него были голубые глаза и седые волосы.

— Отчего ты болеешь, как сам думаешь?

— Наверно, оттого, что постоянно испытываю чувство страха…

— Что такое страх, знают только те, у кого есть дети… У тебя есть дети?

— Да. А у вас?

— Был… сын…

Он замолчал, а я побоялся спросить его, что произошло. Два гигантских тома, покрытых красным бархатом, с черно-белыми фотографиями Мировой войны. Тридцать лет работы. История 28-го отдельного гвардейского тяжелого танкового Криворожского Краснознаменного, орденов Суворова, Кутузова и Богдана Хмельницкого полка прорыва. Автор — бывший помощник начальника штаба полка Василий Пьянков.

Танки получили в селе Костарево, что в Подмосковье, тяжелые КВ-2, колонну которых приобрели для армии «трудящиеся Дзержинского района города Москва», оттуда дошли до Берлина, а потом — до Праги.

Во время взятия одного села было подбито много наших машин английского производства — «Валентины» с бензиновыми двигателями хорошо горели. Танкисты лежали на земле, превратившись в маленькие головешки. Под Орлом это было, 27 февраля 1943 года.

— Всю военную жизнь я боялся бомбежки. Еще в самом начале попал в полевой госпиталь: палатки, несколько окопов. Налетели немецкие самолеты, начали бомбить — вечером… Улетели, оставив черную землю, будто вывороченную наизнанку, вспаханную, и такой же страх… Снаряды по звуку определял: иу-иу-иу — этот ушел, перелет, а этот твой — падает рядом: фур-фур-фур, как глухарь — значит ложись мгновенно, иначе разорвет… А тот, что недолет, не слышен. А бомб боялся… Когда село взяли, был приказ командира: отдохнуть, подремонтировать машины. Я видел: горело зерно в амбаре — синим пламенем, жалко было. И тут невысоко пошел немецкий бомбардировщик — примерно 150 метров. Командир полка, замполит и офицер-смершевец стояли метрах в восьмидесяти… Я схватил немецкий пулемет МГ-3442 с металлической лентой, кинул его на какую-то невысокую стенку и начал бить по самолету: бью-бью-бью — мимо-мимо-мимо! Потом один сослуживец рассказывал, замполит кричит: «Что Пьянков делает? Кто разрешил?»

Тогда указ Сталина был: без приказа не стрелять. Холодина, а я весь вспотел — не могу сбить. «Господи! Помоги!»… А Господь говорит: «Бей под хвост!» Как раз самолет пошел над танками. И я дал длинную очередь ему под хвост — загорелся! Вызывают к командиру, подбегаю: «Товарищ гвардии подполковник…» А Гуда, тоже подполковник, замполит, орет: «Приказ товарища Сталина нарушил, в трибунал его!» Не любил замполит меня, за язык, разговоры о Боге… «Я же сбил самолет!» — отвечаю, а сам наблюдаю за губами командира, читаю: «Хорошо, что сбил…»

Я слушал и запоминал рассказ воина великой империи.

Представление на орден за сбитый самолет замполит не подписал. Позднее еще на три ордена не подписал.

25 июля 1943 года полк прибыл на Курскую дугу, в район деревни Быковка. Была поставлена задача: совместно с 6-й воздушно-десантной дивизией 5-й гвардейской армии прорвать оборону противника.