Шпора дракона - Грабб Джефф. Страница 28

— Ты поклялась служить мне, — напомнил он. Кэт сразу же стала покорной. Ее плечи ссутулились, голова поникла. Весь дух борьбы, которого было совсем немного, улетучился, и она прошептала.

— Да, хозяин.

Шут улыбнулся.

— Завтра я буду ждать тебя опять, — сказал он.

— Да, хозяин.

— Обмани этого Джиджиони. Я знаю — ты можешь.

— Да, хозяин.

Шут пошел назад к кабриолету. Он обернулся назад, чтобы держать Кэт в поле зрения, опасаясь как бы она не набросилась на него, как только увидит его спину, но та вела себя смирно. Оливия тоже стояла тихо, боясь себя выдать.

Успокоенный молчанием и покорностью Кэт, Шут осмотрелся. Его взгляд упал на портрет Безымянного Барда, который висел над стойлом Оливии.

Колдун зарычал как дикий зверь.

— Огненные копья, — сказал он, махнув рукой в сторону стойла.

Струи пламени вылетели из кончиков его пальцев и охватили портрет. Картина упала на пол и огонь перекинулся на солому. Ромашка в соседнем стойле испуганно заржала.

— Господин Шут, что вы делаете? — в испуге закричала Кэт.

— Что ты волнуешься? Будь он проклят. Будь они все прокляты. Путь их дома сгорят, когда они спят внутри.

— Это место очень полезно для тайных встреч, — крикнула Кэт, бросаясь к огню. Ее кротость теперь исчезла.

— Ну, тогда ты спасешь его, — фыркнул Шут.

Он раскинул руки и выкрикнул несколько слов заклинания. Его голос стал сиплым и тонким. Тело стало уменьшаться, и покрываться перьями. Уже в обличий ворона он что-то прокаркал, а затем через открытое окно вылетел во мрак.

Яростно ругаясь, Кэт схватила ведро из-под овса и, набрав воды в кормушке, вылила ее на огонь. Когда девушка залила последний язычок пламени, то была такой же мокрой, как и солома вокруг нее.

Кэт подняла с земли портрет. Он сильно почернел и поэтому она не смогла выяснить, что же так рассердило Шута. Она поставила обугленную раму к стене и повернулась к следующему стойлу, чтобы успокоить Ромашку. Кобыла приняла ее ласку и не смогла отказаться от полной пригоршни овса из рук волшебницы.

«Глупая лошадь», — подумала Оливия. Как раз в это время Кэт заметила отсутствие ослика.

— Пташка? — прошептала она. — Малышка?

Оливия похолодела.

— Пташка, я знаю, что ты здесь. Выходи, ты, слабоумная ослица.

Оливия затаила дыхание. Кэт засунула руку в сумку с овсом.

— Хочешь угощенья, Пташка?

Оливия чувствовала, как в носу щекочет от запаха дыма.

— Поступай как хочешь, — сказала Кэт в темноту, — Джиджиони может подумать, что это ты устроила весь этот беспорядок, вот о чем я беспокоюсь.

Хлопнув последний раз Ромашку по заду, волшебница вернулась ко входной двери. Она соединила верхнюю и нижнюю половинки, вышла наружу и закрыла за собой дверь.

Оливия оставалась неподвижной, спрятавшись темном сарае, до тех пор, пока не перестала слышать шаги Кэт и еще долго после этого.

Она осторожно зашла в обгоревшее стойло, опасаясь, что Кэт могла оставить непотушенные угольки. Казалось, волшебница сделала все возможное, чтобы сохранить сарай от уничтожения.

«Очень плохо, что она не проявляет соответствующей заботы о Джиджи», — подумала хафлинг.

Но даже если бы Кэт и заботилась о Джиджи, то Оливия не могла себе представить, что волшебница сможет помешать Шуту убить его. Это было выше понимания Оливии, догадаться, почему Кэт из умной и уверенной волшебницы превратилась в покорного и смиренного раба, который безмолвно наблюдает, как некто ломает экипажи и сжигает стойла лошадей. Какого рода силой обладал Шут, что смог запугать ее как маленького ребенка и даже склонить к замужеству?

«Во всяком случае, — поняла Оливия, — мне надо помешать Кэт надуть Джиджи».

Оливия ухмыльнулась.

«У меня столько же шансов сделать это, — подумала хафлинг, — как убедить ее помочь мне уничтожить Шута, чтобы отомстить за Джейд».

«Хотя, она — прекрасная кандидатура, — размышляла Оливия, — Шут доверяет ей настолько, насколько ему позволяет его безумие. Было бы очень оригинально и эффектно, если бы его уничтожил некто с таким же лицом, как у той женщины, которую он убил».

Вот такие мысли посетили Оливию, пока она жевала сено в задымленном сарае.

Джиджи протянул руку и погладил крошечную ручонку своей маленькой кузины.

Ее нежные пальчики раскрылись и коснулись его. Прикосновение было влажным и теплым, как парное молоко.

— Она — само совершенство, Фреффи, — прошептал Джиджи. — прекрасна, как и ее мать.

— Ну, она получила немного красоты и от меня, как ты думаешь? — спросил Фреффорд.

Джиджи посмотрел на своего кузена Фреффорда, на девочку, спящую в колыбели. Затем снова посмотрел на Фреффорда, потом опять на ребенка.

— Если ей повезло, то нет, — сказал он с улыбкой. Фреффорд хихикнул.

— Это так интересно, Фреффи, — сказал Джиджи. — Ты теперь отец, а я — дядя. Погоди. Дядя ли, я не очень то уверен. Ведь только второй кузен…

— Ты можешь быть дядей, Джиджи, если хочешь, — сказал Фреффорд.

— Леди Эмбер Леона Драконршпор, — прошептал он спящему ребенку, — это твой богатый дядя Джоджо. Научись говорить его имя, и он купит тебе всех пони, каких ты захочешь.

Джиджи улыбнулся.

— Я пойду посмотрю, не проснулась ли уже Гейлин, — сказал Фреффорд. — Если тебе здесь нравится — оставайся.

Джиджи кивнул.

— Передай Гейлин привет от меня, — сказал он.

— Хорошо, — прошептал Фреффорд и на цыпочках вышел из детской, где лежала его дочь, чтобы гости могли посмотреть на нее, пока его жена спокойно спала в соседней комнате.

Джиджи остался с ребенком. Он чувствовал себя неловко из-за необходимости произнести поздравления и соболезнования сразу.

«Похороны, — предположил Джиджи, — должно быть, будут отложены из-за плохой погоды».

Мокрый снег покрыл все вокруг коркой льда, и Приморье казался стеклянным.

Не желая рисковать ногами Ромашки на скользких дорогах, Джиджи проделал путь до Краснокаменного замка пешком. Это было очень утомительно, но ему было легче идти по полям и болотам, нежели по мощеным улицам. Это последнее усилие в сочетании с подъемом на рассвете после пьяной ночи и целыми милями пути через катакомбы истощили молодого дворянина.

Джиджи сел в кресло-качалку около колыбели.

— Нет ничего лучше, чем сидеть здесь с тобой, Эмбери, — прошептал он ребенку. Это так умиротворяет. Здесь так уютно. Я смог бы забыть здесь все плохое, что случилось.

Глаза Джиджи закрылись, и он откинул голову назад. Его дыхание стало медленным и ровням. Джиджи почувствовал, как будто он взлетает. Он опять спал.

Во сне он открыл глаза и обнаружил, что летит над полем, покрытым льдом, как поля, окружающие Приморье. Ему на глаза попался бегущий рысью ослик.

Джиджи открыл рот от изумления.

«Нет! Пташка? — подумал он. Не умея во сне говорить, он подгонял ослика мысленно, — беги, Пташка!»

Пташку не нужно было подгонять. Она понеслась галопом с холма, но ее копыта заскользили по льду, она упала на передние колени. Джиджи полетел вниз.

Пташка жалобно закричала.

— Джиджиони Драконошпор! А ты что здесь делаешь? — раздался женский голос.

Джиджи начал просыпаться. Он не знал, как долго длился сон, но если уж тетя Дора застала его спящим, то даже если он спал всего минуту, это его не спасет. Тетя Дора считала, что здоровый молодой человек не должен хотеть спать днем, и Джиджи вряд ли мог рассчитывать на прощение, если бы сказал, что устал, так как всю прошлую ночь пил с Самтаваном Садкаром.

Молодой человек вскочил на ноги.

— Добрый день, тетя Дора. Я только взглянул на Эмбер. Фреффи сказал, что ничего не будет страшного, если я посижу с ней несколько минуточек.

— Он сказал, да? Он может, — фыркнула тетя Дора. — И он конечно же разрешил тебе забыть о своих обязанностях? Или ты уже не помнишь, что эта семья находится в ужасном кошмаре необыкновенного бедствия? Проклятие шпоры дракона уже потребовало дядю Дрона и едва не стоило жизни Стилу, а я нахожу тебя здесь спящим.