Дочь Белого Меча - Бахшиев Юсуп. Страница 32

И — ни единой мухи. Только муравьи…

Ний икнул, отвернулся, отбежал на несколько шагов, сунулся на колени. Его начало рвать.

Седьмого волка нашли рядом с местом несостоявшейся ночёвки. То есть сначала вышли на ночёвку. Здесь всё так и осталось — совершенно нетронутое. Потом Шеру зашипел и ломанулся сквозь кусты.

За кустами лежал волк. Увидев людей, он с трудом встал. Ягмара увидела, что все лапы его обмотаны какой-то толстой верёвкой, и верёвка эта запутана между деревьями и кустами.

— Отойди, — сказал Ний. В руках у него был тяжёлый лук с наложенной стрелой.

Ягмара, не отрывая взгляда от волка, отвела стрелу в сторону.

— Постой, не надо…

Слишком человеческим был взгляд волка — и преисполнен последнего бесстрашного достоинства.

Она присела, достала нож и попыталась рассечь верёвку. Нож соскользнул. Она ударила ещё раз, сильнее. На острие осталась зарубка.

— Ничего себе, — сказал Ний. — Сейчас топором попробую.

— Не поможет, — сказала Ягмара. — Только топор погубишь… Дай-ка туес.

— Так это… волка-то не разорвёт?

— Снаружи можно.

Она приняла туес, вытащила пробку и осторожно полила на переднюю волчью лапу. Лепту-другую ничего не происходило, потом верёвка как будто набухла. Ний потянулся дёрнуть за неё, но Ягмара перехватила его руку:

— Не трогай! Потом не отдерёшь. Это как паутина…

Она подцепила верёвку кончиком ножа, осторожно потянула. Верёвка подалась, стала сваливаться с лапы. Волк не помогал, только смотрел.

Ягмара полила разрыв-водой остальные лапы пленника, обошла его сзади, ступая осторожно, чтобы самой не попасть в путы. Верёвка приклеилась и к хвосту. Ягмара капнула туда несколько капель.

Потом встала за деревом. Ний не натягивал лук, но держал его наготове.

Наконец волк поднялся. Ноги его подгибались. Он переступил несколько раз — путы спали. Ни на кого не глядя, волк медленно пошёл в сторону, забрался в кусты и лёг там. Виден был только хвост.

Когда собрались ехать дальше — несмотря на бессонную ночь, хотелось как можно быстрее убраться отсюда, — Ний вдруг сказал, что ему нужно ещё раз посмотреть на странный вытоптанный круг. Одному. Ягмара кивнула, продолжая упаковывать вещи.

Колобок укатился вперёд — на этот раз без Шеру, который ни на шаг не отходил от Ягмары. Вазила шёл впереди лошадок, глядя под ноги. Ягмара видела, как Ний спешился и, кажется, вошёл в круг. Там он стоял весьма долго, потом вернулся к своему коню, с трудом забрался в седло, огляделся и поехал наперерез.

Он пристроился к Ягмаре сбоку и долго ехал молча. Ягмара ни о чём не спрашивала — надо будет, сам расскажет.

Остановились под тем же дубом, что и ночью, решив сделать долгий привал. Вазила сварил кашу на всех, поели, полежали. Было тягостно.

Когда тронулись дальше, Ний заметил волка и показал на него Ягмаре. Волк держался шагах в ста. Поняв, что на него смотрят, он лёг и пропал в траве.

— Незадача, — сказала Ягмара.

— Надо было сразу застрелить, — сказал Ний.

— Да, если он остался последним из стаи — ему не жить теперь. Да и слабый он какой-то…

— Будешь тут слабым…

— Ты что-нибудь вспомнил? — спросила Ягмара.

— Вспомнил, да… но ничего не понял. Пока ничего не могу рассказать. Просто не знаю этих слов.

— Тогда я расскажу, — решилась Ягмара. — Это был какой-то колдун. Страшный колдун, страшнее Тоначи-бабы. Он призвал к себе кого-то из нижнего мира… или пытался призвать, не знаю, может, и не получилось у него. И хорошо, что мы ему не помешали…

Ний кивнул.

— Возможно, там, где мы останавливались, в старину была какая-то страшная битва и много людей полегло.

— Или не в битве, — сказала Ягмара. — Скорее, там было капище кого-то из старых богов, которые требовали людской крови. И, наверное, как раз под тем местом, где убили волков, закопаны тела.

— Были такие боги? — спросил Ний.

— Да и сейчас есть, только далеко отсюда…

Дальше они ехали молча.

Долго ещё было до вечера, но на Мостовой площади перед дворцом уже собирался народ…

Пешком прошёл мимо Акболат, не останавливаясь и не прислушиваясь к разговорам. Он краем глаза заметил, что некоторые люди Гамлиэля уже тут, и этого было пока что достаточно.

Как и положено было по обычаю, претенденты на Вальнахатуль, Белый Трон, стояли лагерями вблизи города — Додон на Восточной дороге, Сутех на Южной, над рекой. Чтобы пройти к площади, процессия Сутеха должна была миновать тот поворот на Царскую дорогу, где гудела и ухала кузница Мокшана. С десяток коней нервно перебирали ногами у коновязи, и даже мешки с овсом, накинутые им на морды, не могли их успокоить.

Акболат не знал этих коней. Откуда-то из других мест. Кони сытые, холёные.

Он заглянул в кузню. Мокшан работал, но, словно услышав вошедшего, оглянулся, тут же передал клещи подмастерью и, вытирая руки о кусок мягкой кожи, пошёл навстречу Акболату.

Вдоль стен сидели, тщательно глядя в сторону, здоровенные парни. Теперь он их узнал: это были площадные борцы.

Акболат достал заготовленный загодя кинжал и показал Мокшану: вот трещина, нельзя ли перековать? Кинжал был памятью о городе Кише и обучении у бехдина Масани… Мокшан рассмотрел оружие со всех сторон, держа роговыми от мозолей кончиками пальцев, покачал головой — не сокрушённо, а от восхищения. Из чистого небесного железа был тот кинжал…

— Можно, — сказал он. — Но это займёт столько времени, что я опасаюсь назвать срок… Бехдин, что-то злое творится в городе. Называют египетского пророка…

Акболат только кивнул.

— Этих людей я знаю, — сказал Мокшан. — Если нужно, каждый приведёт ещё десятерых.

Акболат опять кивнул.

Мокшан приложил руку ко лбу, завернул кинжал в кожу и удалился — продолжать работу.

Город Киш был невелик, и его можно было пройти вдоль, но не обойти кругом. Он весь состоял из одной длинной улицы, вытянувшейся вдоль дороги, и многие дома упирались спинами в крутые скалы. Массивные фундаменты домов были сложены из чёрного камня, а стены — из невероятной красоты розового. Все окна смотрели на север, на синь и простор Тёплого озера [18], на дальний его затуманенный берег с горами, серыми и голубыми, с их вершинами, всегда покрытыми снегом.

Зимы здесь были холодные, как ночь в пустыне.

Дом бехдина Масани стоял отдельно от всех, чуть в стороне и сильно выше, на краю короткого ущелья. Камень в ущелье был красным, а скалы, нависающие над домом, переливались всеми цветами, от светло-жёлтых до цвета спелого чёрного винограда; но больше всего было красного. Потом Акболат узнал, что ущелье называлось Ущельем Семи Дев, когда-то окаменевших там от красоты озера…

Солнце редко посещало этот дом, лишь на несколько часов после полудня. Летом это было даже здорово.

Зимой приходилось подолгу разгребать снег, чтобы выйти из дома и спуститься в город.

По этому берегу озера обычно шли караваны из Алпании или Станового царства в Церес. Они везли шерсть, смолу, железо, мёд, лён и коноплю. Караваны из Цереса — с шёлком, бронзой и тонкими кожами — шли по тому, северному берегу…

В один из первых дней бедхин Масани, который сразу велел звать его «мастером», показал Акболату то, что ему надо будет постигать все следующие годы. Сначала он велел ему долго сидеть в тёмной комнате, пока весь внешний свет не вышел из его глаз. Потом подвёл к большому ящику с занавесом. Сказал: смотри. И отдёрнул занавес.

Ящик был совершенно бел изнутри.

— Что ты видишь? — спросил мастер.

— Ничего, — сказал Акболат. — Что-то белое… Нет, просто ничего. Ничто. Я вижу белое ничто.

— А так? — и мастер сдвинул что-то сбоку от ящика.

Акболат понял, что там был светильник, и мастер то ли погасил его, то ли прикрыл заслонкой.

И тогда он увидел странный пейзаж.

На заднем плане, вписанный в заснеженные горы, высился ледяной дворец. Горы усеяны были крошечными деревцами, и становилось понятно, что дворец громаден. К нему вела извилистая дорога, местами пропадая между холмами; был виден кусок каменного моста. На переднем плане стояло искривлённое ветрами старое дерево, потерявшее часть сучьев. Под деревом лежала массивная плита, и она явно лежала там не просто так…