Волки в городе (СИ) - Шаффер Антон. Страница 4

— Личность-то? — усмехнулся генерал. — А ты сходи в морг и поговори с ним. Может, они тебе сам расскажет, кто такой, откуда, зачем банки грабит и памятники взрывает! Ты сходи, мать твою! Личность! Какая к черту личность!? Ни документов, ни черта при нем! Личность ему подавай. Все. Иди дальше думать, пока решение коллегии по тебе нет. Постараюсь сделать все возможное. Но ничего, Борис, не обещаю.

Тон генерала потеплел. Днёв понимал, что Збруев, в целом, хороший мужик, который сам ночами трясется и не знает, что ждет его завтра: гнев или милость. А он, подполковник, так его подводит, подставляет своими глупыми поступками. И правда, с пацанами не справился! Да за это расстрелять мало….

* * *

Прошла уже неделя с того момента, как Днёв последний раз разговаривал с генералом, а никаких изменений так и не наступило. Он по прежнему находился под арестом, коротая дни в тесной камере изолятора центральной тюрьмы МНБ. То, что его держали именно здесь означало тот факт, что дело его находится на особом контроле и в любой момент он сам может понадобиться. Например, для допросов.

Но даже на допросы его пока не вызывали. И подполковник дни напролет лежал на узкой железной койке, уставившись в потолок. Или расхаживал по камере взад-вперед, меряя ее шагами и вед счет про себя.

Заставить себя сосредоточиться было довольно сложно, несмотря на то, что никто ему, в общем-то, не мешал думать. Но в том-то и дело, что хотя никто и не мешал, а сами стены камеры словно давили на голову, прессуя и сжимая ее, не позволяя ей работать на полную мощь.

И вот, через неделю, когда Днёв начал уже потихоньку путаться с тем, который теперь час (хотя он и пытался фиксировать время), дверь камеры неожиданно открылась.

— На выход, — монотонно произнес охранник в звании сержанта.

Тон этот Днёву сразу не понравился. Он хорошо понимал, да и просто знал по своей работе в подобных ситуациях, что если к заключенному обращаются таки вот бесцветным голосом, да еще и люди в звании намного более низком, то ничего хорошего это не предвещает. Подполковник медленно поднялся с койки, стараясь как можно скорее выстроить все возможные варианты развития событий. Но вариант в голове крутился только один: это начало того, что они в органах по старинке называли «конвейер».

Днёв вышел из камеры, стал лицом к с стене и дождался, пока сержант запрет дверь.

— Развернуться, — скомандовал охранник. — По коридору вперед.

Подполковник послушно двинулся в указанную сторону. Теперь он на сто процентов был уверен, что его ведут в ту часть здания, где располагались кабинеты следователей. Если бы уже на расстрел — то совсем в другую сторону проводили бы…

Они миновали два лестничных пролета и свернули в довольно длинный коридор, по обеим сторонам которого располагались тяжелые двери, не пропускающие не малейшего звука. Около одной из них сержант приказал ему остановиться. После этого он опустил ручку вниз и толкнул дверь вперед.

— Заключенный пять восемь четыре доставлен, — сообщил сержант тому, кто находился в кабинете.

— Заводите, — послышалось откуда-то из далека.

Сержант посмотрел на Днёва и кивком дал ему понять, что тот должен пройти внутрь. Подполковник внимательно заглянул в глаза молодого охранника, словно пытаясь в последний момент прочесть в них ответ на вопрос, что ждет его за этой дверью. Но глаза сержанта были абсолютно пустые. Днёв видел тысячи таких сержантов с точно такими же пустыми глазами. Он часто думал об этой пустоте, но все никак не мог припомнить, когда она начала появляться в глазах некоторых, особенно молодых, сотрудников Министерства. Ведь не так и давно….

В кабинете его ждали трое. Они сидели за длинным столом и перелистывали какие-то бумаги, лежавшие перед ними в бордовых служебных папках. Когда подполковник переступил порог помещения, они почти синхронно подняли на него глаза, а потом, словно тут же потеряв всякий интерес к вошедшему снова опустили их и уткнулись в бумаги.

— Проходите, присаживайтесь, — все так же не поднимая глаз

сказал один из трех, сидевший в центре.

Днёв скользнул взглядом по погонам — полковник и два майора. Все точно: Тройка.

— Что же вы стоите, Борис Владимирович? — полковник, наконец, удостоил его взгляда. — Садитесь же. В ногах правды нет.

Сказав последнее, он криво усмехнулся, прищурив глаза. Днёв сел на предложенный ему стул.

Неожиданно все трое, как по команде, отложили документы и уставились на него. Так продолжалось чуть ли не минуту. Создавалась впечатление, словно сидевшие за столом увидели перед собой не подполковника государственной безопасности, а как минимум пришельца. По крайней мере, самому Днёву эта сцена казалась именно такой и напоминала кадры из старых фантастических фильмов американского производства, которые он видел еще в детстве, до революции.

Первым молчание прервал все тот же полковник.

— Так что, товарищ Днёв, будем рассказывать и ли как?

— Что рассказывать?

Подполковник прекрасно понимал, каких слов от него ждут эти люди, но говорить их естественно не собирался — признаваться ему было не в чем.

— Ладно. Дело ваше, — подытожил его молчание полковник и полнядся со стула, выпрямившись и одернув китель. — Гражданин Днёв, именем верховной власти Союза национал-коммунистических республик, во исполнение пункта пятнадцать всесоюзного закона номер двадцать шесть «О борьбе с врагами Отечества» вы приговариваетесь к смертной казни за активную подрывную деятельность против правительства и лично…

Договорить полковник не успел. Дверь кабинета распахнулась и на пороге показался генерал Збруев. Днёв заметил капли пота у него на лбу — генерал явно спешил и, похоже, добирался до места вынесения приговора чуть ли не бегом. Вся троица повинуясь инстинкту вытянулась по стойке смирно и отдала вошедшему честь.

— Ознакомьтесь, — Збруев положил на стол лист, вверху которого Днёв сумел прочитать слово «Приказ».

— Ну-ну… — процедил полковник, закончив чтение и передавая приказ одному из майоров.

— Что еще за «ну-ну»? — нахмурился Збруев. — Не понял вас, товарищ полковник. Вас что-то не устраивает?

— Да нет… — неопределенно отозвался полковник, на лицо которого черным по белому было написано разочарование, замешанное на досаде. — Просто…

Казалось, что он собирается с духом. Так оно и было. После небольшой паузы полковник продолжил:

— Просто, товарищ Збруев, мне кажется, что в сложившихся условиях, было бы не правильно проявлять тот либерализм, который… То есть, я хочу сказать, что любое дело требует тщательного разбора и изучения, а вот так….

Генерал внимательно слушал, и складка на его переносице становилась все более глубокой.

— Вас что конкретно не устраивает, товарищ полковник, в приказе Руководителя МНБ? Я что-то вас не совсем понял, если честно.

Полковник сглотнул и ответил:

— Меня все устраивает.

— Вот и закончим на этом. — Збруев повернулся к Днёву:

Пошли.

Збруев пообещал что-нибудь сделать и сделал. Оказывается, как только Днёва бросили в камеру, по его делу тут же началась активная разработка. Ребят из его отдела всех поставили на «конвейер» и всю прошедшую неделю, не давая им не пить, не есть, не спать, допрашивали круглые сутки, выбивая признательные показания. Днёв и его группа обвинялась в сговоре с преступниками. По версии следствия, подполковник с Лычкаревым намеренно дали уйти одному из бандитов во время ночной погони. Днёв сидел в кабинете генерала и изучал материалы своего дела. В самом начале папке он обнаружил всевозможные биографические справки, отзывы на себя с мест учебы и мест службы. Затем пошли материалы допросов сотрудников отдела. Днёв улыбнулся: никто из ребят за эту неделю не оговорил себя и ни слова не сказал из того, что могло бы кинуть хотя бы тень на их начальника, то есть подполковника Днёва. Все упрямо твердили, что группа работала и делал все возможное для раскрытия дела «волков». Сотрудники подробно описывали следственные мероприятия, рассказывали о ночных бдениях и так далее… Подчиненными своими Борис Владимирович остался доволен — хороших ребят он себе отобрал в отдел.