«Б» – значит безнаказанность - Графтон Сью. Страница 14
Возле кондоминиума околачивались несколько юных особ, они сосредоточенно курили, распространяя вокруг запах гвоздики. Подбитые плечи, длинные ногти с зеленым маникюром, темно-красная губная помада – девицы походили на жен военных образца сорок третьего года, из тех, что посещали танцы, которые устраивала Объединенная служба организации досуга войск.
Краем уха я услышала обрывок их разговора:
– А я: "Твою мать, о чем, по-твоему, я тебе говорю, недоносок?!" А он мне: "Слушай, сучка, я тебе ничего не делал, так что это твои проблемы".
Улыбнувшись про себя, я с интересом взглянула на дом Грайсов. Это было выкрашенное в белый цвет одноэтажное строение с мезонином и приземистой Г-образной верандой вдоль фасада, которая покоилась на деревянных брусочках, когда-то подложенных на стойки из красного кирпича. Создавалось впечатление, будто домишко приподняли на домкрате и он готов рухнуть в любой момент. Во дворе царило запустение; кусты гортензии у крыльца все еще не оправились после пожара, листья пожухли и потемнели, хотя кое-где уже тянулись к свету молодые побеги. Прихваченные огнем оконные переплеты обуглились. На столбике была вывешена табличка, запрещавшая посторонним входить в дом. Меня интересовало, успела ли там побывать бригада спасателей. Я надеялась, что в доме все осталось таким, каким было сразу после пожара, хотя это представлялось маловероятным. И еще. Мне хотелось бы потолковать с Леонардом Грай-сом, однако все указывало на то, что дом необитаем. Даже стоя на улице, я явственно различала горьковато-кислый запах пепелища, смешанный с прогорклой сыростью, оставшейся после тушения пожара.
Я уже направилась было к парадному кондоминиума, когда внимание мое привлекла чья-то фигура, отделившаяся от небольшого деревянного строения – вроде сарая, – примостившегося в глубине двора у дома Грайсов. Заинтригованная, я остановилась. Мальчишка, лет семнадцати с виду. У него была прическа а-ля индеец из племени могавков – ярко-розовый клок сена на макушке и выбритые виски. Он шел опустив голову, держа руки в карманах формы армейского образца. Я вдруг вспомнила, что уже видела его раньше – из окна квартиры Элейн, когда была там в первый раз. Он стоял внизу на улице, лениво сворачивая косячок. Я резко изменила направление и прибавила шагу с тем расчетом, чтобы перехватить его на границе участка Грайсов.
– Привет, – сказала я.
Вздрогнув от неожиданности, он остановился и, увидев меня, улыбнулся той нарочито вежливой улыбкой, какую дети приберегают специально для взрослых.
– Привет.
Лицо как-то не очень вязалось с его общим обликом. Глубоко посаженные глаза цвета нефрита, оттененные темными ресницами и бровями, которые сходились на переносице. Чистая белая кожа, обаятельная улыбка, обнаруживавшая слегка выступающие вперед зубы. Он покосился куда-то в сторону и хотел пройти мимо, но я схватила его за рукав.
– Можно с тобой поговорить?
Он вопросительно посмотрел на меня, затем воровато оглянулся:
– Со мной?
– Да. Я видела, как ты выходил из того сарая. Ты живешь где-то поблизости?
– Что? А-а, ну да, пара кварталов отсюда. Это дом моего дяди Леонарда. Я проверяю, все ли на месте. – У него был тонкий, почти девичий, голосок.
– А что именно?
В нефритовых глазах затеплилось любопытство.
– Вы из полиции, что ли?
– Я частный детектив. Мое имя Кинси Милхоун.
– Да ну? Здорово! А меня зовут Майк. Вы охраняете дом или как?
Я покачала головой:
– Я тут по другому делу, но слышала о пожаре. Ведь погибшая женщина приходилась тебе тетей?
Улыбка на его лице погасла.
– Да, точно. Черт, поганое было дело. То есть мы-то с ней не были особенно близки, но вот мой дядя – он совсем сдал после этого случая. У него натурально крыша поехала. Ой, извините, – сконфузился он. – Он просто, как "овощ" накокаиненный – ей-богу. Живет у другой моей тетки.
– Не подскажешь, как с ним связаться?
– Э-э. Тетку зовут Лили Хоуи. Я бы рад вам помочь, да вот забыл номер телефона.
Мальчишка вдруг покраснел – эффект получился поразительный. Розовые волосы, зеленые глаза, розовые щеки, зеленая армейская форма. В своей торжественной непосредственности он был похож на праздничный пирог. Он растерянно провел ладонью по волосам, торчавшим на макушке словно метелка.
От моего взгляда не ускользнуло, что парень занервничал.
– И что же ты там делал? – спросила я.
Он оглянулся на сарай и смущенно пожал плечами:
– Проверял замок. Знаете, я к этому серьезно отношусь, как шизик. То есть если бедолага платит мне десять монет в месяц, я не хочу ударить в грязь лицом. Вы что-то еще хотели? Потому что мне надо перекусить и возвращаться в школу.
– Разумеется. Может, как-нибудь снова встретимся.
– Конечно. С удовольствием. В любое время. – Он улыбнулся и, не спуская с меня глаз, попятился, наконец, повернулся и зашагал прочь. Я провожала взглядом тщедушную фигурку с худенькими плечами и узкими бедрами, и меня не покидало странное, тревожное ощущение. Я пока не понимала, откуда оно взялось, но что-то было нечисто. Эта нарочитая услужливость и взгляд – бесхитростный и в то же время лукавый... ребенок, чья совесть чиста по той причине, что она у него напрочь отсутствует. Я подумала, что не следует сбрасывать его со счетов, и вошла во двор кондоминиума.
7
Тилли поливала из шланга дорожки, тугой струей воды сбивая мусор и опавшие листья. Капли воды блестели на остроконечных пальмовых листьях; пахло резиной и влажной землей. Под гигантскими папоротниками были проложены тропинки из камней, хотя трудно было вообразить, что кому-то могло прийти в голову гулять в этих зарослях. Здесь был сущий рай для долгоножек. Увидев меня, Тилли радостно улыбнулась и отпустила ручку на шланге, перекрыв подачу воды. Худощавая, в джинсах и майке с короткими рукавами, она даже в свои шестьдесят с лишним чем-то смахивала на девчонку.
– Надеюсь, вам удалось поспать? – спросила я.
– Что вы, пока не укрепят окна, я не собираюсь оставаться в этой проклятой квартире. Не знаю, может, поставлю еще сигнализацию. А это... – она кивнула на шланг, – надо же чем-то занять себя. Любое дело как-то успокаивает, не находите? Поливать дорожки – это забава для взрослых. Когда я была маленькой, отец никогда не позволял мне поливать.
– Вы уже были в полиции?
– Да-да, я схожу, попозже. Хотя, по правде говоря, мне совсем не хочется.
– Я туда заходила – оставила заявление об исчезновении Элейн.
– И что они вам сказали?
Я пожала плечами:
– Ничего особенного. Сделают что смогут. Я там встретила следователя, который занимался делом об убийстве Марти Грайс. Он говорит, Элейн приглашали для дачи показаний, но она так и не объявилась в полиции. Вы не помните, как скоро после того случая она уехала во Флориду?
– Минуточку, дайте подумать. Это было на той же неделе. То, что случилось с Марти, сильно на нее подействовало. Поэтому она и уехала. По-моему, я рассказывала об этом.
– Вы говорили, ей нездоровилось.
– Это верно. С другой стороны, у нее вечно были какие-нибудь болячки. Она сказала, что из-за этого убийства всего боится и что, может быть, перемена места пойдет ей на пользу. Подождите. – Тилли подошла к кустам и закрутила кран; когда из шланга вытекла последняя струйка воды, она свернула его кольцом и обернулась ко мне, вытирая о джинсы мокрые ладони. – Думаете, она что-то знала?
– Думаю, этим вопросом стоит заняться, – ответила я. – Одно окно в ее квартире выходит на дом Грайсов. Может, она видела злоумышленника.
Тилли скептически хмыкнула:
– В темноте?
Я пожала плечами:
– Понимаю, звучит неубедительно, но просто ума не приложу, как еще объяснить ее поведение.
– Но почему она не заявила в полицию, если знала, кто это был?
– Кто знает? Может, растерялась. Люди иногда начинают паниковать. Им не нравится быть замешанными в такие истории. Может, она чувствовала, что ей что-то угрожает.