Игры Боэтии (СИ) - Старк Джерри. Страница 48

— Что, и все? — приглушенным голосом недоверчиво спросил Халаг. — Никаких землетрясений, извержений вулканов и осыпающихся с неба звезд?

— Тебе позарез нужны катастрофы? — откликнулся вопросом на вопрос Тони. — Без них твоя жизнь прожита напрасно?

— Но как же тогда люди узнают о нашем великом подвиге? — нашелся с ответом орк. — Должен быть знак. Такой, чтобы все увидели и прониклись нашим величием!

— Нам бы ноги унести, и желательно вместе с головой, а ты тут про величие рассуждаешь... — Тони смерил взглядом расстояние до дверей залы и прикинул возможность того, что им удастся благополучно смыться. Император выглядел совершенно потерянным и внезапно одряхлевшим на добрый десяток лет. Скайримский наместник, вроде бы бывший союзником даэдры и столь неожиданно расправившийся с ней, украдкой пятился к потайной дверце за занавесями. — Корноухий! Эй, Рингилл, очнись!..

Тор дотянулся до своего ненаглядного молота и утробно раскашлялся, словно ему в горло попали крошки жгучего перца. Нордлинг с размаху бухнул себя кулаком в грудину — Тони невольно поежился — и сквозь кашель отчетливо прорвалось:

— Ты с-сволочь, Л-локи. Мер-рзавец.

Голос у него был хриплый и скрежещущий, как у того, кто был вынужден долгое время хранить молчание, и звучал, словно со дна глубокого колодца. Но, как и уверял орсимер, Тор вовсе не был немым и обладал способностью говорить. А еще нордлинг пребывал в состоянии холодного, расчетливого бешенства — и пер прямиком на наместника Скайрима. Тот вскинул руки, защищаясь:

— Я тебе жизнь спас, свинья неблагодарная!

— Ты украл мой голос, — припечатал Тор, пытаясь сгрести верткого родственника за отворот камзола. Локи вывернулся у него из-под руки, крича:

— Не украл, а позаимствовал на время! Так было надо!

— Ты всегда твердишь — так было надо!

Альтмер отгородился от мира скорбью по погибшей соплеменнице, и Тони, оскальзываясь на скользком полу, перебрался ближе к орсимеру. Рядом с надежным, как скала, Халагом охотник за сокровищами чувствовал себя малость спокойнее.

— Я уже ничего не понимаю, — шепотом, который наверняка был слышен на другом конце Солитьюда, признался гро-Харр. — Но задницей чую — пора валить.

— Как нельзя более согласен... только как, скажи на милость?

Рингилл опустил тело мертвой альтмерки на пол, накрыв ее плащом, и поднялся на ноги. Огляделся, словно бы не понимая толком, где находится и что происходит. Тор все-таки изловил Лофта и теперь тряс, как грушу, гневно рыча. Лофт с отвращением жмурился, брезгливо отворачиваясь от летящих ему в лицо брызг слюны. Спорхнувшая с балки сорока добавляла сумятицы, с истошными криками мельтеша вокруг и норовя заехать клювом Тору по голове.

— Молчать! — надтреснуто воззвал отчасти позабытый в общей суматохе Тит Мид. — Стража! Лофт, какого демона?! Рехнулся или вздумал предать меня? Знай, ты жестоко поплатишься за свое вероломство, и я...

Тор отбросил Лофта, развернулся, сверху вниз мрачно взирая на императора. Крупный кадык на горле нордлинга судорожно заходил вверх-вниз. Тор с хриплым присвистом втянул воздух, словно бы раздувшись вдвое, побагровел и широко открыл рот. Тони мысленно приготовился к тому, что норд сейчас пошлет императора всея Тамриэля туда, где под мертвым солнцем бесконечно сражаются друг с другом проклЯтые демоны.

Лофт закричал. Его голос бесследно канул в протяжном, низком рыке, нараставшем с каждым ударом сердца. Звук поглощал все остальные, заставляя в ужасе содрогаться древние камни, из которых были сложены стены замка. Стекла жалобно дрожали в свинцовых переплетах, уши закладывало. Хотелось согнуться пополам и засунуть голову между коленями, лишь бы не слышать этого всепроникающего вопля. Складывающегося в неразборчивое, чудовищно растянутое слово.

Тони упал, зажимая уши ладонями и чувствуя, как из носа потекла теплая липкая кровь. Орк, мотая головой, точно оглушенный бык на бойне, бросился к выходу, но врезался лбом в косяк и закружился на месте. Тита, нелепо раскинувшего руки, неумолимо повлекло назад, как соломенное пугало под сильнейшим ветром. Он пытался упираться, но утробный вопль Тора был сильнее. Человеческая глотка не могла так долго испускать крик такой мощности, но Тор кричал, кричал, кричал. Вдребезги разлетелись керамические вазы на полках, раскололся надвое огромный стол из мореного бука, с обрушившихся полок посыпались книги. Под потолком на толстой цепи устрашающе закачалась огромная люстра-колесо, уставленная множеством толстых, оплывших свечей.

Мид, склонив голову, попытался идти навстречу звуку, но тот оказался сильнее — его отбросило назад и буквально размазало по стене.

Роза Сангвина взорвалась изнутри, рассыпавшись облаком мельчайших осколков. Бронзовый стебель изъела зеленая плесень, превратив в бесформенно перекрученную гнилую ветвь. Окна в зале вылетели со звоном, неразличимым за устрашающим рыком Тора. Лофт размашисто качнулся назад и, криво улыбнувшись, вывалился спиной вперед в темный оконный проем, перечеркнутый косо падающим снегом. Тони показалось, он заметил промельк черно-белых крыльев. А может, это ему померещилось. Как и выпученные глаза императора Тамриэля, и его голова, лопнувшая подобно перезревшему на солнце арбузу, забрызгав белесой мерзостью стену и старинный гобелен.

Стало темно. Тони упал в объятия темноты с облегчением — там было прохладно и тихо. Может, там и скрывались кошмары, но это были его кошмары. Знакомые и привычные, а не чужое кричащее безумие.

Глава 14. Солитьюд, город-у-моря.

Возвращаться в сознание в незнакомом месте и за решеткой постепенно начало входить у Тони в привычку. Вот и на сей раз, с трудом разлепив глаза, он увидел над собой низкий побеленный потолок. Повертев головой влево-вправо и разглядев свое новое обиталище, охотник за сокровищами скривился. Судьба опять не проявила к нему снисхождения и понимания. Ни дворца с прекрасными девами, ни хотя бы двемерской лаборатории, до отказа забитой хитроумными механизмами. Маленькая камера, одна из стен которой представляла собой решетку, тусклый свет масляных фонарей, кривоногий топчан и жестяное ведро по соседству. Для разнообразия на топчане лежал набитый соломой матрас, а под потолком камеры имелось полукруглое окно, забранное прутьями. Судя по косым солнечным лучам, пробивавшимся в камеру, снаружи вечерело, а само узилище располагалось в где-то подвальном помещении.

Тони медленно уселся, держась обеими руками за голову, трещавшую, как после сильнейшего похмелья. Устало задумался над вопросом: если Роза погибла, то какова участь тех лепестков, что скрывались у него в груди? Тоже раскололись и сейчас с пугающей медлительностью кромсают его внутренности изнутри? Он прислушался к собственным ощущениям: сердце билось, но как-то неровно, рот заполняла медная горечь. Пожевав губами, Тони сплюнул на каменный пол. Плевок растекся темной кляксой. Передние зубы слегка покачивались и кровоточили. В сердце угнездилась ноющая боль, и каждый вздох давался с большим трудом. Тони кинуло в жар, и почти сразу же — в сильный озноб, от которого застучали зубы. Койка была застелена тонким одеялом, и Тони поспешно закутался в него. Что ж, дела проясняются. Он пойман, он в заточении и вдобавок ко всем прочим неприятностям еще и заболел. Впервые за последний десяток лет. Только он такой счастливчик, или остальные составляют ему компанию?

Пошатываясь, кряхтя и давясь кашлем, Тони добрался до решетки. Вцепился в прутья. Извернувшись, смог разглядеть короткий сводчатый коридор с темными провалами зарешеченных камер. До его ушей долетали невнятные звуки — сдавленный плач, захлебывающийся шепот, скрип и скрежет, озлобленное ворчание...

— Эй! — позвал Тони. — Есть кто живой? Рингилл? Халаг? Тор? Кто-нибудь?

Голоса затихли. В камере напротив зашевелилось что-то большое. Словно из темной воды, из глубины вынырнул орсимер. Левая сторона его лица перекосилась, под глазом налился огромный синяк, угол рта изогнулся вниз. Когда он заговорил, стало видно, что Халаг лишился массивного левого клыка.