Новый Гулливер (Затерянные миры. Том XXIV) - Пэйн Барри. Страница 8

— Если вы станете бесполезны для меня, — небрежно уронил он, — вас, разумеется, убьют. И тело ваше бросят в истребитель отбросов.

— Очень может быть, — сказал я. — Но тогда и вы не получите тех сведений, которые вам желательно иметь. А я знаю, они вам нужны.

Это был мой главный козырь. Ему, действительно, нужно было вытянуть из меня как можно больше сведений о том, что он называл древним миром. Взамен этого он готов был на всякие уступки, и я играл наверняка. Я сказал ему, что мне хотелось бы осмотреть остров, побывать на противоположном берегу его, поглядеть, как живут существа второго разряда и как они работают. Вначале он меня отговаривал, ссылаясь на то, что остров имеет в ширину «не меньше восьми миль» — и неужели у меня хватит сил пройти такое расстояние? Он зловещими красками описывал опасность гор, через которые мне придется перебраться, и лесов, которые я найду на противоположной стороне. Но я настаивал и, наконец, добился разрешения попутешествовать, с условием, что я вернусь через десять дней и по пути не буду разговаривать ни с одним существом второго разряда — чтобы как-нибудь, по неосторожности, не выдать ему какого-нибудь важного сведения. Обещание я дал охотно, но, сознаюсь, без намерения сдержать его. Профессор дал мне еще несколько наставлений и пропуск, написанный чернильным карандашом, — по его словам, дававший мне право на покровительство и помощь всех существ первого разряда, с которыми мне доведется встретиться.

Таким образом, в ясное солнечное утро, я пустился в путь, взяв с собой не более вещей, чем я мог без труда унести на собственной спине. Меня манило вдаль, тешила мысль о приключениях. В первый раз за много дней я был оживлен и в хорошем настроении.

ГЛАВА VI

Профессор судил очень приблизительно, говоря, что остров в ширину имеет «не меньше восьми миль». До заката солнца я прошел миль тридцать, если не больше, и расположился на ночь на берегу узкой, но быстрой речки. Передо мной еще рисовалась низкая гряда холмов, которые профессор называл «горами». В такой плоской стране, как Фула, и холм сойдет за гору.

Постоянные ошибки профессора в исчислении времени и расстояний очень занимали меня. Я понимал, что это делало его непригодным ни для какой практической работы в Центральном Департаменте и, по всей вероятности, помешает ему занять и тот пост во Внутреннем, на который он метит. Возможно, что, когда человек усиленно развивается в одном направлении, это непременно должно отзываться какими-нибудь недостатками в другой области. Профессор сам это сознавал и всячески старался скрыть свое неумение определять время, как машинист старался бы скрыть свою неспособность различать одну краску от другой. Но ведь такие ошибки в определении времени относительно событий прошлого не редкость и у нас. Как часто, например, человек относит тот или другой факт к шестнадцатому или семнадцатому веку, а на самом деле он имел место в восемнадцатом. И, чем дальше мы уходим в область прошлого, тем больше даты расплываются для нас. Нам трудно представить себе, что разница во времени между десятым и одиннадцатым веком — ровно сотня таких самых лет, из которых складывается наша жизнь. Когда речь шла о настоящем, профессор довольно точно обозначал время. Он никогда не забывал, например, часа, когда ему нужно принять свои пилюли, или посидеть на солнышке. Карманных часов в Фуле не водилось, но стенные были в каждой комнате, и все они заводились и проверялись при помощи электричества из Центрального Департамента.

Сколько я ни просил профессора, он не хотел сказать мне, где находятся департаменты Центральный, Внешних и Внутренних дел. Сперва я думал, что они помещаются там, где я в первый день моего пребывания на острове видел столб дыма, но потом я видел много таких же столбов дыма и объяснял их тем, что в этих местах под землею находятся фабрики. Но в этот первый день пути я видел многое, заинтересовавшее меня. Видел длинный ряд полей, на которых работала целая армия существ второго разряда. Все поля были нумерованные, и на каждом орудовал отдельный отряд под начальством одного существа первого разряда. Такой смотритель обыкновенно лежал, греясь на солнышке, и в одной руке, вынутой из сапога и одетой в резиновую перчатку, держал толстую палку фута в три длины, как мне показалось, сделанную из алюминия. Его живые, бегающие глаза зорко следили за всем, что творилось на поле; по временам он отдавал приказы отдельным работникам. Приказы эти мгновенно выполнялись. На каждом поле смотритель работ встречал меня громким окриком: «Кто вы такой?» Я отвечал, как учил меня профессор, и показывал мой паспорт. И меня пропускали, не задерживая. Даже, можно сказать, были со мной любезны. Один из таких надзирателей велел принести мне воды напиться. Другой, удивленный тем, что я прошел такое огромное для него расстояние, предложил дать мне четырех рабочих с носилками и очень удивился, когда я сказал, что предпочитаю идти пешком. На многих полях хлеб созрел для жатвы — сорта хлебов были те же, что и у нас — овес, ячмень, пшеница — но колосья много больше и тяжелее, а стебли совсем крохотные, не больше десяти дюймов от земли.

За этими возделанными полями тянулась слегка волнистая равнина, вроде наших обыкновенных выгонов. Она вся заросла папоротниками, высокими, по пояс мне, а местами мне приходилось прямо-таки пробираться сквозь заросли дрока и терновника. Эта часть острова показалась мне совсем заброшенной и, не имея кого спросить дорогу, я руководился солнцем. Пройдя несколько миль, я набрел на небольшую группу вязов и улегся в тени, чтобы поесть и отдохнуть.

Сквозь сон я ощутил мягкое прикосновение к моему плечу и, открыв глаза, увидал перед собою одно из существ первого разряда. Должно быть, это был также надзиратель или смотритель, так как из просторного сапога его торчала алюминиевая палка.

— Кто вы такой? — спросил он.

Я показал ему свой пропуск. Он, по-видимому, удовлетворился этим.

— Продолжайте ваш путь немедленно и сверните вправо — здесь вам грозит опасность.

Я не мог определить, какая именно, но счел за лучшее принять его совет. Когда он отошел от меня, я снова увязал свой узелок, взвалил его на спину и почти тотчас же увидал, какая опасность мне грозила. Из котловины, до сих пор скрывавшей его, вышло стадо коров огромнейших размеров. Вожак их, белый бык колоссальной величины, почуял или увидал меня и тотчас же кинулся ко мне. Единственное, что я мог сделать, чтобы спастись — это схватиться за низко нависшую ветку и влезть на дерево. Но и влезая, я соображал, сколько времени мне придется просидеть здесь и что станется с надзирателем, предупреждавшим меня об опасности: он ведь ушел не дальше отсюда, как на сто ярдов. Бык несколько раз обежал вокруг дерева, то роя рогами землю, то яростно ударяя ими о ствол вяза. Со своего наблюдательного пункта я видел, что смотритель остановился. Он вынул одну руку из сапога и вытащил алюминиевую палку. В это мгновение бык завидел его и бросился на него. Остальное стадо стало, как вкопанное, в ожидании.

Когда между быком и человеком осталось расстояние всего каких-нибудь двадцати шагов, смотритель поднял руку и ткнул палкой по направлению к животному. Сверкнула молния, раздался громкий треск, и бык грохнулся оземь мертвый. Перепуганное стадо повернуло и вскачь кинулось врассыпную. Не сказав мне ни слова, смотритель вложил палку обратно в сапог и пошел своей дорогой.

Теперь я понял, каким образом одно существо первого разряда ухитрялось держать в повиновении десятка три рабочих низшего порядка, беспрекословно выполнявших все его приказы. И, хотя я был очень благодарен этому надсмотрщику, все же его сородичи вызывали во мне больше удивления, чем восторга. Очень уж они были эгоистические и бесплодные. А способ их передвижения слишком живо мне напоминал все, виденное мною в «домике обезьян» в Риджент-парке. На наш взгляд, физически они были гораздо ниже тех, кого они называли существами низшего порядка. Эти, по крайней мере, те экземпляры, каких мне доводилось видеть, были все рослые, статные, молодцы на подбор. Кожа у них была темнее, чем у европейцев, красновато-коричневого цвета. Лица красивые, но унылые и мрачные. Мне они были ближе, чем эти четвероногие с непомерно развитою головой и смертоносной палочкой, торчащей из сапога. Но до сих пор мне еще не случалось разговаривать ни с одним из существ второго разряда. Когда я шел мимо возделанных полей, все время за мною следили надзиратели, и было бы неблагоразумно открыто нарушить предписание профессора.