«Н» – значит невиновен - Графтон Сью. Страница 24

Я уже собиралась проверить, на месте ли Кэртис, когда тот появился на крыльце. Я окинула его изучающим взглядом. Он выглядел хорошо отдохнувшим, был чисто выбрит, одет в джинсы, белую майку и джинсовую куртку. На ходу расчесывал свои мокрые волосы, курил сигарету и жевал резинку. Я включила зажигание и медленно поехала вслед за ним.

Он направлялся вверх по улице мимо многочисленных лавочек и контор по ремонту всякой всячины. На повороте был гриль-бар. "Уандер Инн" – гласила вывеска. Дверь в бар, открытая настежь, так и приглашала войти. Что и сделал Кэртис, бросив окурок прямо на тротуар. Я заехала на стоянку и, поставив машину, вошла в бар через заднюю дверь, миновав кухню, из которой доносился запах жареной картошки.

В самом баре пахло пивом, в зале было много солнечного света, проникавшего через широкие окна. Хотя бар открылся совсем недавно, в нем уже плавал туман сигаретного дыма. Из-за него представшая взору картина напоминала выцветшую старую фотографию. Единственным ярким пятном в зале был аппарат для игры в автоматический бильярд. На передней стенке бильярда женщина-космонавт с убийственными конусами на месте грудей мощными ногами упиралась в маленькую Землю. Из-за ее спины в направлении Луны вылетал уродливый космический корабль.

Когда я переступила через порог, на меня уставились шестеро мужиков. Кэртиса в их числе не было, он забился за столик в углу и присосался к пивной бутылке. Когда она опустела, он разразился долгой пивной отрыжкой.

К нему подбежала официантка в белой блузке и черной юбке, держа поднос с горячей едой – чизбургер, жареная картошка. Кэртис сразу же сдобрил оба блюда кетчупом и солью. Схватив чизбургер обеими руками, он впился в него зубами. Я воспользовалась моментом и нырнула на сиденье напротив него. Он выразил бурю восторга, насколько это возможно со ртом, набитым чизбургером и окаймленным по краям кетчупом.

– О! Привет! Как дела? Страшно рад тебя видеть. Не верю своим глазам! Как ты здесь оказалась? – заорал он, прожевав кусок и вытерев рот салфеткой. Я протянула ему вторую салфетку, он вытер пальцы и после этого изъявил желание обменяться со мной рукопожатиями. Отказываться было неудобно, и я с тоской подумала, что теперь от моих рук еще час будет нести луком.

Я поставила локти на стол и оперлась на ладони подбородком, чтобы исключить дальнейшие проявления любезности.

– Кэртис, нам надо поговорить, – сказала я.

– Ради Бога! У меня есть время. Пиво будешь? Я сейчас закажу.

Не дожидаясь ответа, он махнул бармену пустой бутылкой и показал два пальца.

– Хочешь перекусить? Самое время.

– Я уже поела.

– Присоединяйся к жареной картошке, не стесняйся. Как ты узнала, что меня выпустили? Я же еще сидел в тюрьме, когда мы с тобой познакомились. Ты выглядишь великолепно!

– Спасибо за комплимент. Ты тоже неплохо смотришься. Кстати, познакомились мы только вчера, – уточнила я.

Кэртис вскочил и направился к стойке за пивом. Пока его не было, я клюнула несколько ломтиков жареной картошки из его порции. Приготовлена она была неплохо, но ее, видимо, забыли почистить. Кэртис вернулся с двумя бутылками и собирался присоседиться ко мне.

– Путь закрыт, – предупредила я. Он вел себя тан, словно я пришла к нему на свидание. На нас уже начали посматривать другие посетители бара.

Всем своим видом я показала, что не собираюсь уступать место. Он сел напротив и с самодовольной рожей протянул мне бутылку пива. Он, вероятно, полагал, что вслед за пивом, сигаретами и жареным картофелем ему еще обломится сегодня и женщина. Во всяком случае, он снова решил испытать на мне свой "задушевный" взгляд.

– Ты же не будешь на этот раз ломаться, сладкая моя, как в прошлый раз?

– Допивай свое пиво, Кэртис, и больше не смотри на меня этим плотоядным взглядом. Предупреждаю, у меня возникает сильное желание дать тебе в глаз.

– Черт побери, но ты же очаровашка, – промямлил он.

Видимо, от любви ко мне у него пропал аппетит. Отодвинув в сторону тарелку и щелкнув зажигалкой, он протянул мне сигарету. Он, видно, уже представлял нас в постели.

– Я – не очаровашка, Кэртис. Я страшная зануда. Может быть, сразу перейдем к делу? Та история, что ты рассказал, вызвала у меня кое-какие вопросы.

Он нахмурил брови, пытаясь выглядеть серьезным.

– Неужели?

– Ты сказал, что присутствовал на процессе по делу Дэвида Барни...

– Нет, весь процесс я бы не высидел. Я же тебе говорил. Преступление само по себе может быть очень увлекательной штукой, но судебный процесс по этому поводу – это бодяга. Так?

– Ты сказал, что беседовал с Дэвидом Барни в тот момент, когда он вышел из зала суда после вынесения оправдательного приговора.

– Я действительно так сказал?

– Да.

– Вот это место совершенно вылетело из головы. Так какие у тебя вопросы?

– Главный вопрос – в тот день ты находился в тюрьме, ожидая, когда тебе предъявят обвинение в ограблении.

– Не-е-е-т, – протянул он, – не может быть.

– Не нет, а да, все так и было.

– Ну ладно, твоя взяла. Ты меня, считай, поймала. Я же совершенно забыл, когда это случилось. Перепутал даты, понимаешь. Но все остальное – чистая правда, клянусь! – Он поднял руку, словно произнося клятву. – Клянусь Богом!

– Перестань дурачиться, Кэртис, и рассказывай, как все было. Ты же не разговаривал с Дэвидом. Ты просто нагло врешь.

– Нет, нет, погоди. Я с ним разговаривал. Только разговор этот состоялся не там, в суде, а в другом месте.

– Где именно?

– У него дома.

– Ты был у него в гостях? Не мели чепуху. Когда это случилось?

– Точно не помню. Наверное, через пару недель после того, как закончился процесс.

– Ты случайно не сидел еще в тот момент в тюрьме?

– Нет, меня уже выпустили. Мой адвокат постарался и мне изменили, как это называется... меру пресечения.

– Ты мне лучше рассказывай не про себя, а про то, как ты очутился в доме у Барни. Ты позвонил ему или он позвонил тебе?

– Не помню.

– Ты не ПОМНИШЬ?! – Я говорила с ним довольно грубо, с издевкой, но он, кажется, этого не замечал. Возможно, Кэртис привык к такому обращению, ведь обвинители, с которыми он сталкивался много раз в суде, разговаривают именно таким тоном.

– Я ему позвонил.

– Откуда ты узнал номер телефона?

– Позвонил в справочную.

– Почему ты решил связаться с ним?

– Мне показалось тогда, в тюрьме, что у него почти нет друзей. Я сам когда-то попал в такую же ситуацию. Когда ты нарушаешь закон, от тебя все отворачиваются.

– То есть ты вообразил себя его другом, причем лучшим. Что дальше?

Он начал плести какую-то околесицу и, осознавая это, явно чувствовал себя не в своей тарелке.

– Ну, я же знал, где он живет – в Хортон Равин... в общем, я подумал, почему бы нам с ним не пообедать вместе, выпить чего-нибудь. Мы же все-таки сидели в одной камере, и я подумал, что он не откажет мне в гостеприимстве.

– То есть ты решил занять у него денег, – уточнила я.

– Можно и так сказать.

Судя по всему, в первый раз за все время нашего разговора он сказал правду.

– Я был на мели, без копейки, а у этого парня с деньгами проблем не было. Он их просто...

– Этот момент пропускаем. Я тебе верю. Теперь опиши дом.

– Он тогда жил в доме своей погибшей жены – ну, в том, который на холме, в испанском стиле, с огромным участком, с бассейном...

– Поняла. Давай дальше.

– Я постучал в дверь. Он был дома. Я сказал, что проходил мимо и решил зайти, чтобы поздравить его с оправдательным приговором. Он пригласил меня войти, мы выпили...

– Что пили?

– Он пил какую-то дрянь – водку с тоником и соком. У меня был бурбон с содовой. Великолепный бурбон...

– Итак, вы пили...

– Точно. Мы, значит, выпили, а какая-то старушка на кухне наварганила ему бутербродов. Полный поднос. До чего же они были зеленые! Не все, конечно, там были и нормальные, с колбасой. Еще были чипсы, почему-то серого цвета. Я, помню, спросил: "Почему они серые-то?" А он говорит: "Это такой сорт кукурузы". Но они были совсем серые! Так мы сидели и выпивали с ним почти до полуночи.