Город чудес - Беннетт Роберт Джексон. Страница 105

Сигруд озирается, тяжело дыша. Ему теперь очень трудно оставаться в сознании, но он видит частицы пыли, повисшие в воздухе, далеких мирградцев, замерших на полушаге, убегая прочь, и даже мотылька у ближайшего уличного фонаря, чьи изящные белые крылья застыли на полувзмахе.

— Ивонна, — говорит он, задыхаясь, — Ивонна, что… что происходит?

Она не отвечает. Она словно висит в пространстве, не шевелясь.

Голос Тати звенит над ним, громкий и неистовый:

— Дочь минувшего, узнаешь ли ты меня? Ты меня знаешь, Тулвос, ты меня знаешь? Ты помнишь, когда мы были одним? Ты помнишь, что с нами сделали? Ты помнишь, кем мы были?

И Сигруд мгновенно все понимает.

Он понимает, почему Шара врала ему в убежище. Он понимает, почему она хотела остаться в живых и задержать возвышение своей дочери.

Он понимает, кем был искалеченный божественный ребенок, чьи владения оказались так велики, что угрожали всем изначальным Божествам.

Он вспоминает, как Олвос говорила: «Скоро стены вырастут, и заря окажется под угрозой. А время, как всегда, останется нашим самым страшным врагом».

Мысли Сигруда неудержимо летят. «Что, если божественный ребенок был не просто искалечен?» Он вертит головой, игнорируя жестокую, ужасную боль, и пытается увидеть Тати, которая приближается к Мальвине. «Что, если его разделили надвое? На двух разных людей, которым было запрещено приближаться друг к другу, которых заставили забыть друг о друге, иначе вся реальность оказалась бы под угрозой…»

— Они время, — говорит он слабым голосом. Моргает, чувствуя приближение обморока. — Прошлое и будущее — половинки одного целого. Они само время.

Голова слишком тяжелая. Он роняет ее на грудь. Потом закрывает единственный глаз, и приходит тьма.

15. Достаточно одного толчка

Когда фигура подлетает, Мальвина отшатывается, думая, что это Ноков — но это не он. Вновь прибывший движется… странно. Он мечется по небу, словно летучая мышь, и у Мальвины уходит несколько секунд, чтобы понять: он пляшет между секундами, грациозно перепрыгивает от одной к другой — но лишь к тем, что еще не наступили. Мальвина всегда считала, что это невозможно. Это противоречит самой ее сути.

Фигура, метнувшись к Мальвине, приземляется на ступеньки рядом с нею. Это девушка, примерно того же возраста, что и она сама, и выглядящая… знакомо. Мальвина выпрямляется.

— Т-татьяна?

— Нет, — говорит девушка.

Она смотрит на Мальвину, и та видит, что ее глаза изменились. Теперь они странно бесцветные, но, глядя в них, Мальвина испытывает странное чувство: как будто в глазах этой девушки она видит все, что случится в следующие мгновения.

Она смотрит девушке в глаза. Потом ахает и в ужасе отворачивается.

— Ты знаешь меня, Тулвос, — медленно говорит девушка. — Ты знаешь меня, дочь прошлого. Ведь так?

— Я… да, — неохотно говорит Мальвина. — Да. Я… думаю, что знаю.

Лицо у девушки яростное, ужасное.

— Скажи вслух. Скажи мое имя.

— Ты… ты будущее, верно? — говорит Мальвина. — Я дочь минувшего. А ты — грядущего. — Мальвина закрывает глаза и постепенно осознает, что имя девушки ей известно. — Ты… ты Алвос, верно?

Та кивает.

— Теперь ты помнишь. Как и я наконец-то. Так нас назвали. Но я нечто большее. Как и ты.

— Что?

— Разве ты еще не вспомнила, Тулвос? Они сделали так, что каждая из нас должна постоянно отталкивать другую, чтобы мы не оказались в одном месте, в одно время… И теперь я понимаю почему. Потому что они знали, что если мы сблизимся, то можем вспомнить. Теперь, когда я осознала себя, когда я рядом с тобой, я вспомнила все.

— Вспомнила… что? — спрашивает Мальвина.

Алвос подходит ближе.

— Ты не вспоминаешь, потому что не хочешь вспомнить. Когда ты в последний раз видела мать? Твою настоящую мать — Олвос. Ты помнишь?

— Тебе-то какое дело?

— Ты была юной, — продолжает Алвос. — Совсем маленькой, в лесу, ночью… Олвос была там. Она плакала. И другие Божества тоже были, все шестеро. И они взяли тебя и увели прочь от нее, во тьму…

Глаза Мальвины распахиваются.

— Откуда ты это знаешь?

— Потому что я помню то же самое, — говорит Алвос. — Потому что это одно и то же воспоминание. — Она приседает, чтобы заглянуть Мальвине в лицо. — Потому что в тот раз мы были не двумя людьми, но одним.

Мальвина долго глядит на нее в изумлении. Потом шепчет:

— Нет…

— Ты помнишь наше имя? — спрашивает Алвос. — Имя той, кем мы были?

Мальвина закрывает глаза.

— Хватит. Прошу, замолчи.

— Я помню, — тихо говорит Алвос. — Мы были Семпрос. Прошлое и будущее, сплавленные воедино. Само время. Все, что было, все, что будет, и все, что есть, — в едином существе, едином разуме.

— Нет.

— Послушай меня, Тулвос. Разве ты не чувствовала в себе странную пустоту, как будто некая часть тебя отсутствует, как будто ты неполна?

— Нет!

— Помнишь, что с нами сделали? Как нас разделили, разорвали надвое? Искалечили нас и переделали во тьме, где мы плакали и сопротивлялись?

— Хватит!

— Они изменили наши воспоминания, — говорит Алвос. — Сломали нас и изменили наши личности… Помнишь, как наш отец Таалаврас говорил, что это надо сделать — и сделать, пока мы юные и слабые? Потому что если мы вырастем и станем слишком сильными, никто из них не сможет устоять перед нами?

Мальвина прячет лицо в ладонях, рыдая.

— Таалаврас, — говорит Алвос. — И Колкан. И Аханас. И Жугов, и Вуртья. И Олвос, наша мать… она просто плакала. Плакала и смотрела. Наблюдала, как издеваются над ее ребенком, и все ради того, чтобы правлению Божеств и дальше ничто не угрожало…

— Чего ты хочешь? — кричит Мальвина. — Чего ты хочешь от меня?

Алвос с мрачным лицом протягивает руку. Мальвина смотрит на нее секунду, прежде чем понимает, что она предлагает.

— Нет, — тихо говорит Мальвина.

Взгляд Алвос жесток, но щеки мокры от слез.

— Ты знаешь, что должна.

— Нет, я не… Я не стану этого делать, только не это!

— То, что с нами сотворили, было неправильно, — говорит Алвос. — То, что с нами сделал Жугов, было неправильно. Неправильно, что мы жили и любили, как смертные, а потом теряли тех, кто был нам так дорог. Я — мою мать, Шару… И ты — Таваан. Все это неправильно. Эти люди, они продолжают причинять нам боль, забирать то, что принадлежит нам… И теперь мы можем что-то с этим сделать. Возьми мою руку. Возьми мою руку и стань едина со мной.

— И что потом?

— Мы все исправим, — говорит Алвос. Ее лицо — маска скорби и отчаяния. — Исправим то, что с нами сделали.

— Ты говоришь как Ноков.

— Возьми меня за руку, — говорит Алвос. — И мы сможем его победить. Никто другой не сумеет. Вот почему нас разрезали надвое, ведь вместе мы могли стать сильнее всех богов вместе взятых. Разве ты не помнишь, почему нас так боялись?

Мальвина склоняет голову.

— Потому что… потому что все подвластно времени.

— Да, — шепчет Алвос. — Да! Столько заговоров, столько интриг. Погляди, какой мир построили те немногие, кто владел могуществом. Погляди, как они сражались за власть над этим миром. Столько боли, столько скорби — и все ради того, чтобы они смогли править еще горстку лет.

— И что ты с этим сделаешь? — спрашивает Мальвина.

Алвос склоняется к ней.

— Сотру начисто, — свирепо говорит дух грядущего. — Сотру всю скорбь, всю боль, всю историю — и начну заново.

Мальвина сидит в молчании.

— Единственный способ по-настоящему начать с чистого листа, — говорит Алвос, — это стереть написанное кровью. Многие пытались убедить меня в ином. Но я знаю теперь, что это правда.