Город чудес - Беннетт Роберт Джексон. Страница 66
С правой стороны гондолы раздается мужской голос:
— Азад?
Сигруд низко приседает и крадется в проход. В центре гондолы — ряды кожаных кресел, и сквозь них он видит человека, который притаился в дверном проеме среднего отсека. Он мог бы получше разглядеть противника, если бы прошел чуть дальше по проходу, но это привлекло бы внимание.
Дрейлинг смотрит на кожаные кресла, которые их разделяют. «Сделаны для удобства, — думает он. — Но не для боевых условий».
Он наводит пистолет через кожаные кресла и открывает огонь, быстро стреляет пять раз. Пули легко пробивают кожу и тонкую древесину, дождем льются в дверной проем. Присевший там человек падает, но Сигруд не останавливается, чтобы проверить: он бросается вперед, пригнувшись, и укрывается в первом отсеке.
Ни движения, ни звука. Он выбирается из укрытия и подбегает к трупу в дверном проеме. Еще один молодой сайпурец с огнестрельными ранениями в лицо и живот.
Сигруд перезаряжает пистолет и оглядывается вокруг в поисках каких-нибудь признаков движения. Потом крадется через проход к отсеку, где лежит еще один мертвый сайпурец — тот, у которого в горле все еще торчит нож Сигруда. Ковер пропитался кровью. Она влажно хлюпает под подошвами его ботинок.
Дрейлинг приседает, вытаскивает нож. Из раны слабо плещет кровь. Он знает, что живой человек кровоточит не так.
Пока Сигруд вытирает нож, палуба у него под ногами вздрагивает. Он моргает, восстанавливая равновесие. А потом понимает, что случилось.
«Они прибавили скорость, — думает он. — Они попытаются подорвать вторую гондолу».
Он выскакивает из каюты и бежит по проходу к отсеку команды. Дверь заперта. Он заглядывает через стеклянное окошко. Внутри темно, но Сигруду кажется, что он видит смутные очертания двери в рубку по другую сторону отсека. Ему надо попасть в рубку, надо помешать им бросить мину в соседнюю гондолу, или хотя бы замедлить их, или…
За окном что-то шевелится. Кто-то, до сих пор сидевший на корточках, встает. Сигруд видит блеск пистолета в руках противника.
Он кидается на пол между кресел. Затем начинается пальба.
Пули проходят сквозь дверь, как будто она соломенная. Доски разносит в клочья, в труху, в обломки размером с зубочистку. Прикрывая голову руками, дрейлинг по звуку определяет, что это оружие большого калибра, полностью автоматическое, то есть очень редкое, очень дорогое и очень, очень опасное.
Пальба ненадолго прекращается. Женщина кричит:
— Нашаль! Сделай это сейчас же! Сделай сейчас же, мать твою!
Сигруд должен что-то предпринять, должен как-то это остановить. Он садится, но тут пальба начинается опять, и очередь рассекает стену прямо над его головой, так что он снова кидается ничком.
Она его прижала. Он ничего не может сделать.
Скорчившись в жирном, вонючем, лязгающем нутре гондолы, Ивонна Стройкова в ужасе глядит туда, где исчезает кабель.
Сквозь звуки работающего двигателя она мало что может услышать, но это ни с чем не перепутаешь: пальба. Усиленная пальба.
Она глядит на кабель, прижимая приклад дробовика к плечу. Поднимает оружие, сама не понимая, во что собирается целиться или, не дайте боги, во что собирается стрелять.
«Я правда выстрелю? На самом деле? В летящую бомбу?» Это слишком нелепо, чтобы в такое поверить.
Потом она видит, как по кабелю к ним очень быстро приближается вторая гондола. Она слишком близко, чтобы это было безопасно.
«Что-то не так».
Она наводит дробовик на приближающуюся машину, чувствуя себя нелепой и беспомощной.
Вторая гондола довольно близко. Достаточно близко, чтобы Ивонна увидела, что переднее окно — прямо над носом — открыто.
В окне человек, бородатый сайпурец в серой вязаной шапке. Он что-то наставил на нее. Оно выглядит как большой кусок трубы из зеленого металла с огромным зияющим раструбом. Сайпурец приседает, прижимает «трубу» к щеке и закрывает один глаз.
Он в нее целится. Он вот-вот…
Что-то темное вылетает из раструба.
Инстинкты Ивонны берут верх. Она жмет на спусковой крючок, и…
Мир вспыхивает.
Взрыв достаточно громкий, чтобы сперва Сигруду показалось — гондолу сорвало с кабелей. Это пробирающий до костей, прерывистый грохот, не глухой рев зажигательной мины, но что-то особо действенное. И, судя по дыму, который теперь проникает сквозь изрешеченную пулями дверь в каюту экипажа, детонация случилась очень-очень близко.
Гондола тормозит и останавливается. Сигруд ждет, что она упадет, но этого не происходит.
У Сигруда все еще гудит от взрыва голова, но он думает: «Ивонна. Она попала, верно? И мина взорвалась прямо у них перед носом…»
Он встает. Стрекот выстрелов, похоже, затих. Поток дыма из каюты экипажа становится гуще.
«Это чудо, что нас не сорвало с кабелей», — думает он. Он врывается в изрешеченную дверь, которая легко поддается его весу. Низко приседает, пытаясь что-то рассмотреть в дыму. Дверь в рубку испещрена дырами, большими и маленькими. Шрапнель — значит, тем, кто был в рубке, сейчас не до смеха. Он прищуривается и видит в углу лежащую женщину, а рядом с нею — массивный, полностью автоматический винташ. Черный узел волос на ее макушке распустился. «Та, с золотыми глазами, кого я видел в зеркале», — думает Сигруд.
Он знает, что сейчас она — не главное. Надо убедиться, что человек, в чьих руках эта штука, стреляющая минами, больше ее не использует.
Дрейлинг идет сквозь дым, пинком открывает дверь в рубку, и в лицо ему бьет холодный зимний воздух. Нос гондолы и окна на нем представляют собой черное месиво. Верхняя передняя часть наружного корпуса от взрыва вдавилась и усеяла рубку шрапнелью. Возле двери лежит сайпурец, все еще прижимая к груди помятый миномет. Взрывом ему опалило или сорвало большую часть кожи с головы, и его лицо представляет собой пеструю кровавую массу. Сигруду кажется, что противник мертв, но внезапно тот шевелится и стонет. Кровь пузырится на его израненных губах.
Сигруд смотрит вперед, через выбитые взрывом окна. Видимо, бомба взорвалась примерно в двадцати футах перед носом гондолы: кабели там почернели и как-то истончились, словно изношенные шерстяные нити.
«Это нехорошо», — думает дрейлинг.
Он видит следующую гондолу футах в пятидесяти−шестидесяти впереди. Похоже, она тоже остановилась. Наверное, их не стоит винить: они пока что не видят, что произошло, и проверяют все системы, чтобы убедиться, что после взрыва их транспорт все еще работает.
Но в люке в нижней части виднеется съежившаяся бледная фигура: Ивонна. Она дрожит, таращит глаза, но выглядит невредимой и прижимает к себе дробовик, как драгоценную игрушку. Его дуло едва заметно дымится.
Сигруд вздыхает и с облегчением машет ей. Она машет в ответ трясущейся рукой.
Потом резко выпрямляется и на что-то показывает. Не на него, понимает Сигруд. На что-то позади него.
И тут ему в спину вонзается нож.
Сигруд ревет и бьет левым локтем вниз, попадая противнику — той самой сайпурке — в бок. Она кашляет и падает спиной в дымную каюту. Он оглядывается через плечо и видит, что в него на два дюйма вонзен боевой нож. Он тянет руку и вырывает оружие.
Клинок должен был войти глубже — адский ад, она намеревалась перерезать ему горло. Ее ведь этому учили. Миг спустя он понимает, в чем дело: сайпурка пытается встать, и из раны у нее на животе сильно течет кровь. «Шрапнель», — думает Сигруд. Наверное, она не чувствует боли из-за шока.
— Ты, дерьма кусок… — бормочет она. — Ты… ты, дерьма кусок…
Он достает пистолет, намереваясь ее застрелить. Но сайпурка кидается вперед с удивительной силой и быстротой и выбивает оружие из его руки. Проворно наносит удар в шею, от которого он едва не теряет сознание, но ему удается отбить следующий правой рукой, не давая ей довести дело до конца.
Сигруд хватает ее за запястье и лбом сильно бьет в скулу. Она стонет и пятится, но он уже идет на нее, размахивая ее собственным ножом. Рыча, она принимает оборонительную стойку.