Жестокий роман (СИ) - Ангелос Валерия. Страница 22

Люди выдерживают гораздо худшие испытания.

Надо собраться и действовать, держать удар.

Я найду путь. Я выберусь. Я сбегу отсюда.

Только бы не рыдать. Только бы не впадать в отчаяние. Только бы не думать о матери, не представлять, как она сходит с ума от волнения.

Или мое исчезновение объяснили? Создали красивую легенду? Продумали целую историю?

Тошнота подкатывает к горлу.

Отодвигаю занавеску, позволяю свету проникнуть в комнату, наполнить пространство иллюзорным теплом.

Обнимаю себя руками. Холод пробирает до костей. Без преувеличения. Хотя неудивительно. Я же абсолютно голая.

Открываю шкаф, перебираю вешалки, попутно исследуя одежду Марата. Не слишком разнообразный гардероб. Куча дорогущих костюмов.

Выхватываю простую белую рубашку, набрасываю, верчусь перед зеркалом, пробую побороть нервную дрожь. Просторный наряд прикрывает колени. Скромно и в то же время развратно.

Мои волосы до сих пор влажные и жутко растрепанные, сбились в комок. Как их привести в порядок? Здесь нет щетки. Вероятно, хозяин мало заботится о женском комфорте. Взял свое и выпроводил восвояси.

Эта комната мужская. На все сто процентов. Напоминает ту, в которой я очнулась изначально. Однако тут шкаф заполнен. В остальном — ничем не отличается.

Застегиваю рубашку, приглаживаю спутанные локоны. Прихорашиваюсь как могу. Исключительно для самой себя.

Кажется, Марат приказал мне ходить голой. Кажется. Плевать. Отмахиваюсь от дурных предчувствий. Всегда можно притвориться, будто не услышала приказ или не поняла.

Но разве незнание закона освобождает от неминуемого наказания?

Сглатываю и поворачиваю дверную ручку. Механизм поддается. Легкий щелчок. Без труда отворяю, ступаю вперед. Из света во тьму. Опять. Жестокая ирония.

Я выхожу в коридор, опускаюсь по лестнице, пробую отмечать каждую мелочь. Вроде бы все выглядит безобидно. Вот только подозреваю отсюда трудно уйти без разрешения.

Камеры? Видеонаблюдение? Охрана? Датчики движения? Сигнализация?

Теряюсь в догадках.

Надо определить примерное местонахождение. Город. Страна. Хоть что-то. Помимо красивых деревьев и милой лужайки еще ничего не разглядела, но данных фактов не хватит для четкого ответа.

Такой большой дом. Огромный. И без слуг. Без охранников. Немного подозрительно, разве нет?

Или же все в округе знают, что сюда лезть опасно.

Оглядываюсь, двигаюсь по зову интуиции. После улавливаю посторонний звук. Шум воды. Тишина. Вновь шум. Будто нож ударяется о разделочную доску. Поежившись, толкаю очередную дверь.

И оказываюсь на кухне.

Судорожно выдыхаю. Не таю облегчения. Мое воображение успело нарисовать несколько чудовищных картин, однако реальность выглядит гораздо более прозаично.

Женщина нарезает овощи. Уверенно и методично. Не отрывает взгляда от стола, никак не реагирует на мое внезапное вторжение. Не вижу лица, удается рассмотреть лишь одежду. Закрытое платье. Никаких вырезов. Длинный рукав. Наряд выполнен в серых тонах. Под стать окружающему интерьеру. Голова покрыта темным платком.

Возникает неприятное ощущение. Точно я на похоронах. Собственных.

— Добрый день, — откашливаюсь, прочищая горло. — Меня зовут…

— Я знаю кто ты, — холодно чеканит женщина, ни на секунду не отвлекаясь от своего занятия.

— Кто? — спрашиваю в тон ей.

Нож застывает на разделочной доске.

— Жертва, — коротко и хлестко.

Как и ледяной взгляд.

В самое сердце.

Она смотрит на меня. Лучше бы не смотрела. Столько презрения. Странно, как дыру внутри не прожигает. Или все уже выжжено прежде? Маратом. Его выжигающими, клеймящими, до жути наглыми глазами.

— Можно просто Вика, — прячу страх за улыбкой.

— Он разрешил взять рубашку? — раздается ровный вопрос.

— Я не спрашивала, — пожимаю плечами.

Презрение отступает. Слегка. Сменяется чем-то новым. Интересом? Удивлением? Тень быстро растворяется в черноте. Лицо сковывает маска показного равнодушия.

Эта женщина красива. Очень. Причем без грамма косметики. Естественные краски не выцвели с возрастом. Изящно изогнутые черные брови. Роскошные ресницы. Алые губы. Трудно понять сколько же ей лет. Морщин почти нет. Только взгляд выдает зрелость и опыт, что обретается лишь после долгой череды прожитых дней.

Она старше моей мамы? Младше?

— Возвращайся наверх, — бросает хмуро.

— Там скучно, — приближаюсь к столу. — Я не привыкла бездельничать. Давайте лучше вам помогу.

Женщина отшатывается. Едва заметно. Кажется, на подобный поворот совсем не рассчитывала. Ждала истерику, рыдания, обвинения. Да что угодно другое.

Спокойно прохожу мимо нее, направляюсь к раковине, открываю кран, тщательно вымываю руки.

— Я ужасно готовлю, — продолжаю беседу. — Совсем нет опыта. Но думаю, сумею выполнить мелкие поручения. Если вы не против.

— Против, — отрезает отрывисто. — Ступай отсюда.

— Дайте мне поручение, — говорю тихо, но твердо. — Любое.

— Нет, — обдает льдом. — Твоя помощь не требуется.

Подхожу к ней, смело встречаю взгляд.

— Вы боитесь? — спрашиваю прямо.

— Чего? — интересуется с насмешкой.

— Ну, разного, — выдаю медленно. — Сегодня дадите мне задание на кухне, а завтра будете отмывать мою кровь с этого ножа.

Ее пальцы так сильно стискивают рукоять, что костяшки белеют.

— Имя свое тоже не скажете, да? — опять растягиваю губы в улыбке. — Не хотите, чтобы обреченная на смерть была хоть на шаг ближе.

Подступаю вплотную.

— Но я ни на что не претендую, просто скажите, что делать, — выдаю ровно. — Посуду помыть, прибрать. Без дела все равно не стану сидеть.

Женщина изучает меня с головы до ног, будто пытается понять, что же я за зверь такой надоедливый, вздыхает и качает головой.

— Ты не сбежишь отсюда, — говорит, наконец.

— Знаю.

Лгу. И мы обе это прекрасно понимаем. Вот. Нечто общее пролегло между нами. Начало общению положено и закреплено.

— А если сбежишь, то очень сильно пожалеешь, — заключает мрачно.

— Итог одинаковый, — криво усмехаюсь. — Смерть.

— Умереть можно по-разному, — отворачивается, продолжает нарезать овощи. — Не испытывай его терпение.

Никогда. Не рискну. Наверное.

— Вымой посуду, — коротко произносит она.

Маленькая победа одержана.

Остаток дня проходит в работе. И в молчании. Иного не жду. Невозможно получить все и сразу. Придется продвигаться постепенно.

Едва часы показывают семь вечера, женщина собирается и направляется к выходу. Не спрашиваю ни о чем. Не задаю никаких вопрос. Нельзя ее спугнуть. Даже одно слово может разрушить тончайшую нить и поставить крест на дальнейшем общении.

— Замира, — бросает она, не оборачиваясь, и закрывает за собой дверь.

Еле сдерживаю ликующий возглас.

Ее имя. Капля в море. Но… Пусть так. Важный фрагмент.

Если удастся подружиться. Если… Даже думать не решаюсь.

Мой мучитель задерживается. Пользуясь случаем, обхожу первый этаж дома, неспешно исследую обстановку. Никто не ограничивает передвижение, не мешает, не останавливает, не удерживает от спонтанного расследования. Либо скрывать здесь нечего. Либо живой отсюда меня не выпустят.

Застываю у подножья лестницы. Сердце бьется. Слишком часто. В районе гортани. Стрекочет так, точно артерии готовы взорваться.

Грохот двери. Щелчок замка.

Я вздрагиваю и оборачиваюсь. Огромная фигура накрывает густой темнотой. Надвигается настолько стремительно, что перехватывает и без того сбитое дыхание.

Похоже, он не в духе. Тяжелый рабочий день?

— Я приказал ходить голой, — холодно чеканит Марат, недобро щурится. — А ты видно себя хозяйкой почувствовала.

По всему видно — готов содрать рубашку, на клочки разодрать и ткань, и меня, готов сотворить такое, от чего никогда не сумею очнуться и прийти в себя.

— Ты хозяин, — заявляю поспешно. — Мой.

Он приближается вплотную. Настигает. Заносит руку.