Жестокий роман (СИ) - Ангелос Валерия. Страница 64

И что ей опять не так? Даже в жопу не трахнул. Смазки не было, а иначе хер в такую узкую задницу не протолкнуть. Зато над другими дырками я потрудился. Славно. Ни в чем себе не отказал. И пизду драл, пока не распухла. И рот делом загрузил.

Пускай привыкает. Будет моей сосалкой. Быстро схватывает. Заглатывает под корень. Уже и яйца мои волосатые не смущают. А раньше как нос воротила. Норовистая сука. Гонора много. До сих пор. За раз не сбить.

— Предлагаю прокатиться на яхте, — говорит брат.

— У нас вылет вечером, — отвечаю ему, но взгляда с нее не свожу.

Вздрагивает. Явно. Аж плечи дергаются.

Чего это? Боится, что буду опять в сортире ебать? Ха. Конечно, буду. Еще круче отделаю, пусть не надеется ноги сдвинуть. Она мою доброту отработает. Сполна.

Вот же баба. Манерная. Вечно выделывается. Пилит листья салата ножом. Как такое вообще жрать можно? Видно, мои кишки на тарелке представляет. Режет и уплетает за обе щеки.

Присунуть бы ей. Прямо тут. За щеку. Нечего меня дразнить. Нормального отношения не ценит. Значит, нет смысла себя в узде держать. Надо брать за волосы и драть, чтоб искры из глаз вылетали.

Ведьма. До утра на этой кобыле скакал. А все равно хочу. Будто год не трахался. Сперма в башку бьет.

— Так до вечера далеко, — продолжает брат. — Закончим завтрак, и можно развеяться. Я, как хозяин, должен вас развлечь.

— Обойдемся, — хмыкаю.

На ум сразу приходит пара идей. Как я могу развлечься со своей сукой. Жарко. Грязно. Чтоб на тюремный срок потянуло.

— Вика рассказала мне, что никогда на яхте не каталась.

Откуда писк? Хмурюсь и оборачиваюсь на звук.

— Но она всегда об этом мечтала. С детства. Почему бы не попробовать? Где вы в своем задымленном смогом городе такое море найдете. Глупо возможность терять.

Братова девчонка подключается. Волком на меня глядит. Наглая. Дикая. Понятно, почему он ее выбрал.

— Да, Вика?

Тишина. Только нож по тарелке скрипит.

Я ухмыляюсь. Перевожу взгляд на свою жертву. Забавная она. Когти прячет. Выжидает. Но это все игра. Притворство. С ней только слабину дай, сразу в глотку вгрызется. Вон ночью целоваться полезла. Совсем берега потеряла.

— Хочешь на яхту? — спрашиваю.

Молчит.

— Что-то ты совсем неразговорчивая, — ухмыляюсь шире. — Горло болит?

Она краснеет. Натурально. Краской заливается. Как по щелчку. Мордаха пунцовая. Будто хером отлупили. Отделали по первое число.

Откладывает свои приборы. Подбородок кверху задирает. Взглядом меня как прикладом огревает. Промеж глаз. В лоб.

— Хочу, — выдает.

Вранье это. Не рассказывала она ничего про яхту. Не мечтала кататься. Вижу сразу. Заливает.

Но ладно. Мне все равно проветриться надо. О делах думать не могу. Воротит. Особенно после того, что выведал вчера.

Я заслужил отдых. Отпуск. Пару часов. Не больше. Потом вернусь обратно в строй. Я забыл, когда расслаблялся. Ха. Это вообще случалось?

— Давай, — говорю прямо. — Выкладывай.

Брат усмехается. Отворачивается.

— Чего зубы скалишь?

Жаль, не могу ему рожу набить. Кулаки зудят. Но правила никто не отменял. Однажды он спас мне жизнь, пока не закрою этот счет, даже пальцем его не трону. Пусть живет, пусть ждет своей очереди.

Хотя если действовать по нашему закону, по правде, по справедливости — предателя давно наказать пора. Кто против крови пойдет, будет проклят навсегда. Не существует никакого оправдания для такого преступления. Он сам свой выбор сделал. Должен ответить.

Отпустил себе патлы. Как у бабы. Подобрал эту шмару. И радуется. Вины не ощущает, не замечает. Будто таким и уродился, без роду без племени. Обязательств перед собственной семьей никогда не имел. Полная свобода.

Везет. Перечеркнул всех нас. Наплевал. Дальше пошел. Отличный выбор.

И ради чего. Чего?!

— Ты правильно сказал, — подкупает мою злобу, ярость, все дрянные чувства разом перемалывает. — Я давно потерял право оценивать твои поступки.

Если бы только это.

Деньги. Ресурсы. Имя свое потерял. Первенство в семье. Уважение родни. Тут времени перечислять не хватит. Ничего не приобрел. Весь мир по ветру пустил.

Изгой.

И это мой брат. Старший. Тот, на кого я всегда равнялся, кому привык подчиняться. Главный после отца. Авторитет.

Разве мог тогда подумать, что да такого дойдет? Что не смогу его по имени назвать, что больше никогда не сумеем под одной крышей переночевать. Что должен буду презирать того, кого с малых лет считал героем.

Должен. Буду. Но не презираю. Никак этому научиться не могу. Отец вырвал позорную страницу, а я…

Слабак. Совсем размяк. Еще и девка проклятая. Вика. Виктория. Дьяволица во плоти. Не позволяет глаз от себя отвести. Ходит по палубе, как по подиуму. И босиком вроде. А так круги выписывает, точно на каблуках. И прямо по груди. Аж протыкает.

— Разрешаю, — хмыкаю. — Оцени.

— Уверен, что хочешь это услышать? — опять зубы скалит.

— Я уже слышу, — опираюсь о стальной поручень, прищурившись, наблюдаю за той, которая крадет покой. — Женщина не должна держать ответ за грехи мужчины. Прошлое покарание еще можно оправдать, а грядущее нет. Нельзя взымать долг кровью невинных. Старые традиции себя изжили. Пора жить будущим.

— Удивительно, — присвистывает. — Сам все понимаешь.

— Я понимаю твои взгляды, — бросаю мрачно. — Однако не принимаю их. Никогда не приму. И если бы не вчерашнее дело, я бы решил, что ты вправду надеешься промыть мозг своими безумными идеями.

— Я бы не рискнул, — гладко стелет. — Сам понимаешь, вопрос возник важный. Не мог не отвлечь тебя. Некоторые вещи нужно лично сообщать.

— Забудем про это, — пресекаю тему. — Возьму под контроль, разберусь. Процесс запущен, уж поверь.

Молчим. Недолго.

— А ведь я был старшим, — вдруг говорит брат. — И до сих пор могу права заявить. Обратно свое потребовать. Вызвать на поединок тебя или отца. До смерти биться.

— Ты это к чему?

— К долгу, — тянет кривую лыбу. — Старший же забирает.

— Тебя там не было, — сжимаю поручень. — Когда все случилось, ты свалил в далекие дали. Даже Амину не проводил…

— Я не знал, — мрачнеет.

— Но и сейчас, когда знаешь, все равно на чужой стороне остался, за чужую правду стоишь, — металл стонет под моими пальцами.

— Нам еще обратно плыть, — бросает брат, кивнув на поручень, который скоро покорежу, на хрен вырву.

— Будь ты с нами, может, раньше бы этого ублюдка нашел!

Отдергиваю руки от поручня. Озвучиваю то, что годами внутри держал. Никому не нужная откровенность.

Придурок. Сопляк. Это море так действует? Гребаная Мальта. Теку здесь как девчонка. Распускаю слюни. Пора бы заткнуться.

— Я не могу исправить прошлых ошибок, — тихо произносит брат. — Но я стараюсь не совершать новых.

— Про долг не болтай, — обрываю. — На том и сочтемся.

— Красивая она, — кивает в сторону девчонок.

— Кто?

— Стрелецкая твоя, — голову наклоняет, исподлобья рассматривает. — Сочная баба. И долг с нее сладко брать. Только жалко делиться.

— Я ее не делю.

— Пока — нет. Но когда отец…

— Она моя.

— Думаешь?

— Да! — рявкаю. — Блядь. Я любому хребет через глотку выдерну и на…

Замолкаю.

Что я несу? Что…

— Молодец, — брат хлопает по плечу. — При отце осторожнее будь. Не надо ему точно также всю правду вываливать.

— Я свое не отдаю.

— Я помню, — вздыхает. — В этом и проблема. Она не твоя. Долг. Общий. Для всех. И если завтра отец прикажет на круг ее пустить, то ты пустишь. Или тоже станешь изгоем.

— Не сравнивай, — цежу сквозь зубы. — Здесь другое.

— Надеюсь. Иначе не представляю, как упертый баран вроде тебя и против семьи не пойдет, и свое сохранит.

Огребаю. Обтекаю и молчу. Гляжу на нее и наглядеться не могу. А ведь брат прав. Прав гад. Не готов я жертву отдать. Сейчас. И вряд ли готов буду.

Глава 42

Она чувствует мое приближение. Оборачивается. В лице меняется. Улыбка гаснет. Глаза тоже.