Время для мага. Лучшая фантастика 2020 - Каганов Леонид "Lleo". Страница 8

– Мир не сменится. Цивилизации просто умирают, как люди, и остается кладбище.

– Знаю эту сказку, – отмахнулся парень. – У Ридгели тоже ума не хватило рассчитать на перспективу. – Далее он с важным видом процитировал: – «Недостаток всех цивилизаций в том, что они существуют; мы кое-как знаем их начало, но никогда – их конец». Ему недоставало широты мышления. Скажи, где гарантия, что мы видим не первую-единственную Ц, а вторую, третью?.. Летим! Поговорим за едой. Подставляй руки. – Подняв ранец Кути, он расправил его лямки.

– Я не привыкла, что меня одевают.

– А я не могу обойти традицию. У нас мужчина помогает даме. Мы адаптируемся друг к другу, верно?..

– Хорошо. Ради сближения Ц и в видах интеграции – я позволяю.

С точки зрения Шурубея она меньше всего походила на девушку-землянку. Скорее, на крупную двуногую собаку бежевой масти со слабым, почти неуловимым красноватым отливом, с чуткими подвижными ушами и лохматой короткой прической. А уж глаза… Эти глазища! Не сразу он привык определять, куда направлен взгляд без зрачков и что он выражает – интерес, равнодушие, грусть или радость.

Последнее смотрелось очень приятно – такие пляшущие сполохи, будто глаза сверкали изнутри. Вот и сейчас они пробежали и скрылись.

– Надеюсь, я никогда не давала повода думать, что веду себя по-женски. Подтверди. Мне не пристала такая манера, она несвоевременна.

Прямота Кути тоже его удивляла, а иногда забавляла, но он сдерживал смех. Трудно догадаться, научили ее так общаться с иновидцами или оно у них поголовное.

– Вы ведь ровесники в группе, да? – Он помог ей приладить лямки, хотя она – при небольшом росте и тонком, изящном сложении – была не по телу сильна.

– Почти вровень ровесники. Подростки. Но мы все высоко обучены для своего возраста.

– Это я заметил. С техникой очень хорошо ладите.

– Мне наскучил каньон, – неожиданно сказала Кути. – Мы здесь как в яме, без широты горизонта. Слышим только друг друга, ветер наверху и оползни. Я даже немного рада лауту, что он пришел. Словно новый человек в окружении. Мы… любим общность, коллектив.

– Я стараюсь быть хорошей компанией. Ну, может, у меня не всегда получается. Все-таки первый раз общаюсь с вара. Но я тебя сразу приметил.

Кути вздрогнула, прижала уши.

– Как?.. Где? Когда?

– Когда вышел из шлюза, с курьерского судна. Вас было шестеро… На свежий взгляд вы кажетесь одинаковыми, но я глазастый. Ты слегка красноватая… Других же молодых не прибыло в тот заезд? Значит, это была ты.

Такое признание было ей и лестно, и… чуточку стыдно.

Услышать это от иновидца было так неожиданно.

Одно дело дома, среди своих, но тут!..

Из домашнего у нее остались только два кашуна в вакуумной упаковке. На случай, если накатит ностальгия.

– Я улетаю к плоскачам, – доверилась Кути уличной торговке. – Буду там учиться в экстернате, а дальше – как покажет расчет баллов. Их надо много набрать, и чтобы без штрафных.

Женщина, что продавала кашуны с хрустящей корочкой, была Кути немного сродни – ее, подсадку, тоже родила дикуня. Но дары иномамки она применила для продажи печева и жарева вразнос. Вкус и нюх у инородцев особо тонкие, с ними еду готовить просто здорово. Три-четыре лотка кашунов у нее сметали за день как моргнуть.

А могла бы взойти в поварихи, в высокий разряд. Или нюхачом в полицию, тоже почетно. Даже экспертом к парфюмерам – их и врачи для консультаций приглашают. Анализатор запахов менее чуток, чем живой нос подсадки.

– Далеко лететь? – спросила женщина, подав ей кашун в обертке, тотчас пропитавшейся душистым маслом. Кути села рядом на корточки, как торговка, и с аппетитом амкнула.

– Дней сто двадцать. Дорогой будут инструктаж внушать, микробные пленки накладывать, защиту ставить и прилаживать трансформер пищи.

– Ой. Даже нашей еды с собой не взять?

– Дорого и хлопотно. Пайков нужны вагоны-эшелоны, а потом всем по точкам развозить. Невыгодно.

– Вот оно, правительство, какое жадное! На добыче наживаются, а своим ученикам завтраки-обеды обеспечить – денег жалко! Так… Сумка есть? Подставляй, кашунчиков насыплю. В пути пожамкаешь, родину вспомнишь. Чем еще там нелюди накормят!..

Кути пыталась отнекиваться, совала денежную карту – «Да я заплачу!», – а душу так щемило, впору заскулить. Верно говорится – «Не смотри, какой разряд, а гляди, кто тебе рад». Вот казалось бы – тетка лохматого сословия, с лотка по улицам сбывает, а дарит не глядя, от души, лишая себя заработка.

– Спасибо, тетенька, век доброты не забуду.

– Ладно, милая, пустое – я еще напеку. Вернешься – привези подарочек на радость, мы ж друг дружке не чужие.

На прощание Кути с торговкой облизалась – раз и два, как принято у близких, расставаясь.

Доведется ли еще свидеться? Путь-дорога дальняя, и что еще там ждет, у плоскачей? Экстернат – два года, потом экзамен, расчет баллов. Если повысят от экстерна до стажера, то останешься в программе.

Мысленно Кути прощалась и с поселком, и с планетой. Шла домой, глубоко втягивая ноздрями букет вечерней улицы, чтобы отложился в памяти.

Можно накачать его баллонов несколько – они компактные и легкие, их в саквояж штук шесть войдет, лимита не нарушив. Или губки пропитать и запечатать в пленку. Кашуны сублимировать…

Как на заказ, вечер выдался чудесный. Змей-Дракон скрылся за дальними горами, украсив горизонт сияющей зарей. Тишь и густая синева простерлись над поселком. Слышался только легкий шелест фотоэлементов на крышах – исполнив свою работу, они закрывались лепестками; должно быть, ночью дождь пойдет. С их нежным шуршанием сливался трепет летучих фонарей, поднимавшихся из депо. Вспорхнув, воздушные лампы загорались и разлетались над улицами – паря, высматривая, кому путь подсветить, а заодно учесть, кто чем занят, не нужна ли помощь.

Кто с рождения живет под куполом расчета и учета, для того небо с дронами – пустой прозрачный небосвод. А стены с ушами-глазами – гладкие, без пятнышка и дырочки. Скорее испугаешься, узнав, что тебя никто не видит, не радеет о тебе. Как вообще люди работают в иномирах – без охвата, без присмотра?.. К этому придется привыкать.

Завтра, уже завтра все уйдет вниз и скроется за призрачной дымкой атмосферы. Новая жизнь.

На корабле еще так-сяк – свое тяготение, свой воздух, своя еда и компания, а дальше – чужое общество, сложные условности, тиски иной и непривычной психологии.

До свидания, Ранкари. Я еще вернусь – в новом разряде, на пять… на семь уровней выше. Первым делом – после визита домой, конечно, – побегу искать тетку с кашунами, чтобы вонзить клыки в корочку – хрусть! – и чтобы масло по губам текло, а я его языком слизывала.

Ничего обидного или, храни Змей-Дракон, унизительного в названии «плосколицые» нет. Просто традиция обозначать иномирян. У эйджи, именующих себя «землянами», лица очень плоские в сравнении с людьми. И уши неподвижные, короткие – не корноухими же их звать, это оскорбление. Поэтому берутся характерные, эмоционально нейтральные признаки. Скажем, туанцы в этой схеме – «тонкие ду́хи», форцы – «восковый блеск», аларки – «хохлатые» и так далее. А плоскачи, вощеные, хохлы и тонкоду́хи – просторечные словечки для своих.

Конечно, есть и злые названия. Они только вне прослушки, за них сразу минус-баллы. Но, просканировав каморку на предмет ушей, можно иной раз и волю себе дать. Тонкодухи и вощеные – извечные враги, победившие Ранкари. Унизившие, вынудив работать на себя.

Ну, пусть не на себя. И не один народ Ранкари. Это они, существа Верхнего Стола, именуют «межвидовая интеграция во имя сопроцветания». А нас тихомолком зовут «ресурсники» или «добытчики».

Интересно, как они называют плоскачей? «Искатели»? Плоскачей много. У них развитый дальний флот. На амбициозные проекты вроде межгалактических зондов не замахиваются – руки коротки, – но распространяются и проникают много куда. У эйджи кустовая схема освоения.