Цвет сакуры красный (СИ) - Орлов Борис Львович. Страница 12
Выслушав эту выдающуюся речь, кавалер, что называется, «сбледнул с лица», а на его спутницу напала нервическая икота. Не удивительно, что после того, как приблатненного отпустили могучие длани гостя из будущего, парочка стартовала вертикально, как космический корабль «Союз» и растворилась в неизвестности. На освободившиеся места тут же протолкнулись две девицы в цветастых ситцевых платьях. Обе стрельнули глазами в сторону здоровяка, наведшего порядок и освободившего для них места, после чего та, что сидела ближе к парню, извлекла бумажный кулек и протянула его младшему Волкову:
— Хочите?
Всеволод глянул в кулек, обнаружил там какие-то странные конфеты и с сомнением вытащил одну. На вкус она оказалась симбиозом тянучки и мятного леденца, так что особого впечатления на парня не произвела. В свою очередь он достал из сидора, стоявшего в ногах, шоколадку. Разумеется, местную, купленную так, на всякий случай.
Этот подарок произвел на девушек такое впечатление, что они тут же кинулись знакомиться с таким интересным, симпатичным и правильным товарищем, который «понимает, чего девушкам надо». Тем временем в зале погас свет, застрекотал проектор, и на экране появилось название «Совкиножурнал».
Но девушкам журнал был явно неинтересен. Они уже успели представиться, выяснили имя Всеволода и теперь приставали к нему с какими-то пустяками, в которых явно прослеживались намеки, да и наметки на продолжение такого интересного знакомства. Болтовня становилась все оживленнее, и парень почти совсем не смотрел на экран, не то, что по сторонам, как вдруг…
Отец резко стиснул руку сына и развернул его к экрану. Там, под бодрый наигрыш тапера, какие-то люди азиатской наружности трясли руки каким-то людям европейского вида. Тут же возникли титры:
Встреча представителейСоциалистическойНароднойЯпонскойИмпериив Кремле.
Новые кадры: те же азиаты сидят за столом и что-то бурно обсуждают с не азиатами. Всеволод узнал двоих не азиатов: Сталин и Буденный. Кроме них были еще какие-то люди, которые о чем-то говорили, но вот снова возникли титры:
По поручениютоварищаЕгоБожественногоВеличества, КоммунистическогоИмператораЯпонии, членыЯпонскогоПравительствапередают руководителямПартиии Правительства СССР проектвторойчастиДоговорао Содружестве и Взаимопомощи.
Всеволод перевел взгляд на отца. Тот сидел, не шевелясь, словно окаменев, и смотрел на экран с таким выражением… таким выражением… Он не знал, как его определить, но вдруг вспомнил, как в восемь лет впервые увидел гадюку. Тогда он тоже замер, и, наверное, вот также смотрел на длинную, серо-черную змею…
Киножурнал закончился и начался фильм, но отец поднялся и потащил сына за собой, бросив лишь: «Вещи не забудь». Они молча прошли к выходу, также молча покинули здание театра и двинулись к пристани.
Наконец младший рискнул нарушить молчание:
— Папань, ну ты чего? Чего стряслось-то?
Старший остановился и оглядел сына долгим, каким-то тягучим и тянущим взглядом.
— Ничего не случилось, — ответил он неестественно ровным голосом. — Совсем ничего. Просто мы с тобой оказались в какой-то параллельной реальности, об истории которой я не имею ни малейшего представления. И о том, что теперь нам делать дальше — тоже…
С этим словами он отвернулся и пошел, бормоча себе под нос: «Товарищ Его Божественное Величество Коммунистический Император. Каково, а?»
[1] Утятница (уточница, гусятница) — дробовик сверхкрупного калибра для промысловой охоты на гусей и уток. Калибр утятницы может достигать 50–60 мм, а заряд дроби — 0,5 кг! В настоящее время повсеместно запрещена.
[2] Верес — можжевельник (северные диалекты)
[3] Устаревшая русская мера объема жидкостей. 1 четверть = ¼ ведра = 3,0748 л. Следует помнить, что четвертью также называлась мера объема сыпучих тел (зерно, мука и т. д.), причем эти четверти не были равны друг другу и отличались весьма значительно
[4] Известная фраза из шуточной песни Л. Утесова «Извозчик».
[5] Устаревшее название парикмахера, позаимствованное Волковым старшим из одноименного рассказа Н. Лескова
[6]Рижский (Крестовский) рынок — рынок в Москве, расположен на проспекте Мира, рядом со станцией метро «Рижская» и напротив Рижского вокзала. Получил известность в конце 80-х годов XX века как центр зарождающегося кооперативного движения.
[7] Центральный Рабочий кооператив — многолавочный кооператив, имеющий целью обслуживать потребительские нужды рабочего населения данной местности.
[8] И. Ильф, Е. Петров «Золотой теленок»
Глава 4
История была пришпорена, история понеслась вскачь,
звеня золотыми подковами по черепам дураков.
А.Н. Толстой «Гиперболоид инженера Гарина»
Пароход «Свердлов» густо дымил и весело шлепал плицами гребных колес по глади Онежского озера. На палубе было людно: многие пассажиры купили билеты без места, так что теперь они сидели или лежали где придется. Некоторые, развязав узелки с немудрящими харчами, с аппетитом закусывали, а кое-где исподтишка уже плескали в жестяные кружки первачок…
Отдельно от этой толпы, на самом носу парохода стояли двое: крепкий мужчина средних лет во френче, с непокрытой бритой наголо головой, и высокий парень в гимнастерке и японской командирской каскетке. Старший стоял неподвижно и молча смотрел на бегущую вдоль бортов воду, а младший все переминался с ноги на ногу, и то склонялся вперед, то наоборот откидывался назад, стараясь заглянуть в лицо своего спутника.
Разумеется, это были Волковы. Всеволод-старший сперва сидел в каюте, недвижимый и безучастный ко всему, словно Будда, а когда Всеволод-младший попытался его расшевелить, вышел на палубу. Сын всерьез опасался за душевное здоровье отца: в таком состоянии он видел его только один раз, на следующий день после похорон матери. Тогда старший Волков вот так же долго сидел в кресле, уставившись в одну точку, практически не реагируя ни на какие внешние раздражители…
— Папань, ну ты что? Кончай уже, — не выдержал наконец Всеволод-младший. — Очнись, давай! Чего уж так убиваться?
Старший Волков посмотрел на него задумчиво, слегка качнул головой, а потом вдруг неожиданно ответил:
— Прав ты, Севка. Хорош мне тут из себя Иова на гноище строить… — Он вытащил из кармана пачку папирос, закурил, — Давай-ка думать, сын: что дальше делать будем? А то из моих идей, типа прорваться к Сталину в ЦК на прием, ничего не выходит. Пшик один…
Он замолчал и некоторое время сосредоточенно курил. Младший Волков тоже молчал, понимая, что ему-то уж точно предлагать нечего. Два курса химико-технологического института, да два года в армии и звание сержанта — вот и все, что у него за душой имеется. И не с таким багажом лезть «поперед батьки в пекло»…
— Значит так, — произнес Всеволод-старший, вышвырнув окурок за борт. — Предлагаю следующее. Первое: мы с тобой катимся в Ярославль. Не в Москву, а именно в Ярославль, потому как там есть нефтеперерабатывающий завод. И наверняка там нужны инженеры. Ну, или, хотя бы, мастера. Второе: ты устраиваешься на завод вместе со мной. Напрягай свою бестолковку, вспоминай, все что освоил за два курса — авось кем повыше, чем разнорабочим-подсобником возьмут… — Он чуть расправил плечи, и снова стал таким, каким сын привык его видеть: сильным, умным, уверенным в себе, — Дальше: я прорываюсь в партию, ты — в комсомол. Без этого нам хреново будет, точно знаю. Жилье на первое время снимать будем, потом попробуем квартиру выбить. И будем активно пробивать наши технические знания. Правда, — плечи снова поникли, — не так уж у нас их и много…
— Чего это — немного? — вскинулся, было, сын, но тут же понял. Мало знать, что есть компьютер или реактивный самолет, надо еще уметь их сделать, а вот этого-то они и не умели…
Отец проследил за сменой выражений на лице сына и кивнул: понял. А затем, чуть приобняв младшего Волкова за плечи, проговорил негромко:
— Еще бы понять, чего это у них тут произошло? Нет, читал я, что коммунистическая партия в Японии была ого-го! И с полицией дрались, и чуть не тысячами их клали, и даже целый принц у них в партии состоял, но вроде бы все это позже было. Позже…