Сохрани эти чувства (СИ) - Шашлов Никита. Страница 5

Пока Зоренфелл был погружен в свои размышления по поводу истинного лица девчонки, которую ему поручили, сама Мария на цыпочках ушла в свою комнату, легла под одеяло, делая вид, что спит. «Так по-детски» — сказал бы кто-нибудь.

— О, так ты уже встала, — зайдя в комнату, сказал Зоренфелл.

— К-как ты смеешь входить так просто в комнату девочки? — воскликнула она.

— Эрих сказал, что спишь ты в одежде, да и я заходил, чтобы посмотреть твою домашнюю работу… И знаешь, я приятно удивлен.

Зоренфеллу все равно на её слова о девчачьей комнате и всем прочем, считая это бесполезным фарсом, когда подобный образ не соответствует самой говорящей. Ну где вы слышали, чтобы рокерша смущалась из-за входа парня в комнату? У всех в представлении рокеры — это блюющие себе в руки люди с ирокезами, орущие, подобно бесам из преисподней.

— Приятно удивлен? — не поняла она.

— Да, ты сделала то, о чем я тебя попросил, пусть это и для тебя задания, но мне все равно приятно, — непринужденно ответил парень.

— Тебе-то какая разница? Ты так, принести и уйти… — фыркнула она.

— Кто тебе такое сказал? — сказал он вдруг. — Теперь ты мой друг, что бы ты там не думала, потому я просто не могу тебя оставить в затруднительном положении.

— Друг? — неуверенно произнесла Мария.

— Ты так не считаешь, Мария?

— Не то, чтобы…

— Вот и хорошо, — улыбнулся Зоренфелл, чем ввел её в ступор.

В комнате повисла неловкая атмосфера, которой парень совсем не ощущал, в отличие от Марии. Следующей фразой он её практически добил:

— Хочешь я останусь с тобой этим утром?

Глава 4

— Ч-что? О чем т-ты таком говоришь… — смутилась она подобной выходкой парня.

«Как я и думал, совсем девчонка… — хитрил Зоренфелл. — Впрочем, ничего необычного в этом нет, поскольку она долгое время провела в затворничестве и изредка, как мне кажется, ходила в «берлогу». Исходя из этого, можно предположить, что она такая же, как и все, только затаила обиду, а может даже протестует против чего-то…» — искал ответа парень.

Зоренфелл ничего не мог поделать с собой. Для него люди — объект познания, в особенности те персоны, которые выделяются среди других какими-либо необычностями, подобно Марии. Что их заставило пойти по этому пути? Чем они руководствуются? Ради чего они так поступают? — нескончаемый поток вопросов живет в разуме парня, побуждающий его продолжать изучать людей.

— О чем? О разборе домашней работы, чтобы ты смогла понять, где ошибки и как избежать их повторения, — преспокойно ответил Зоренфелл, чем поставил Марию в неловкое положение.

— Ну так прямо и говори, блин… Что за двусмысленность? — фыркнула она в ответ.

— Не стоит?

— Я такого не говорила! — повысила тон голоса Мария.

— Вот и хорошо! — улыбнулся Зоренфелл. — Приводи себя в порядок и спускайся вниз.

— Зачем? — изменившись в лице от переменчивости Зоренфелла, спросила она.

— Позавтракаем и с ясным умом займемся разбором полетов, — ответил юноша.

— Разве ты в школу не опоздаешь? — спросила вдруг Мария.

Подобного вопроса Зоренфелл точно не ожидал. Мария буквально открыла еще одну сторону себя — волнение за других, не думая о собственных проблемах.

— Тебе ли об этом волноваться? — бросив не многозначный ответ, Зоренфелл вышел из комнаты и пошагал в сторону кухни.

«Вот уж новость… — подумал он. — Теперь уж точно не понимаю, как такая, как она, заперла себя в четырех стенах и приговорила к заточению? Должна же быть причина…»

— Дядь Эрих, можно задать вопрос? — спустившись, обратился парень.

— Что такое? Марию разбудил?

— Ага, сейчас она умоется и спустится. Дело не в этом… Помните ли Вы после чего Мария закрылась в своей комнате? Что-то случилось, может, или…

— Не могу сказать наверняка, если честно, день был таким же, как и другие. Просто вернулась домой без лица и включила музыку на полную, взяв, кстати, мои старые диски. Как бы я не пытался достучаться до неё, мне она ничего не рассказывает, не видя, наверное, в этом смысла и считая, что я её не пойму.

— Понял, значит началось все это не дома…

— Ты что-то нарыл? — приободрился Эрих.

«Думаю, он имеет право знать все больше, чем кто-либо другой…» — подумал Зоренфелл, прежде чем отвечать.

— Ваша дочь, она не изменилась.

— В смысле? — фраза парня ввела отца в ступор. — Мария была другой, — твердо произнес он.

— Не знаю, какой она была раньше, ибо с ней учиться мне не случилось, но я уверен в том, что она не изменилась. Она не такая, какой себя строит. Пока я не могу сказать ничего точно, мне нужно получше в этом разобраться.

На лице Эриха читалась надежда в перемешку с счастьем. Он не знал, как реагировать на это высказывание, но Эрих искренне поверил словам парня и захотел передать свою надежду в руки Зоренфелла, понимая, что он точно сможет докопаться до правды и вернуть ему дочку:

— Надеюсь на тебя… Узнай, почему она захотела измениться…

— Само собой, — кратко ответил он, заслышав шаги по лестнице.

— Доброе утро! — поприветствовал её Эрих.

— Хай… — скромно поприветствовала она.

«Стесняется такой компании?» — удивился Зоренфелл, не подавая вида.

— Редко ты встаешь так рано, — невзначай сказал отец. — Ну, присаживайся, сделал твой любимый утренний омлет.

— Какой он, блин, любимый? — возмутилась она. — Обыкновенный.

Стало заметно, что подобный ответ ввел Эриха в ступор. Судя по такой реакции, Зоренфелл предположил, что раньше подобного не вылетало из уст девчонки. Однако, придавать этому особое значение парень не хотел, поэтому решил прервать неловкую паузу.

— Приятного аппетита! — сказал он и принялся уплетать поставленный завтрак.

Его примеру последовали и другие домочадцы. Единственной проблемой стала тишина. Почему? Вроде бы и правильно, «когда я ем — я глух и нем», но ситуация немного отличалась, этому правилу нет здесь места, как считал Зоренфелл. В его представлении за утренним совместным завтраком Эрих мог понаблюдать за беседой отца с дочерью, дабы узнать что-нибудь новое, однако в подобном абсолютном спокойствии можно понять лишь то, что у этих двоих совершенно нет тем для разговора.

У Эриха работа, у девчонки рок один на уме. Казалось бы, почему они не могут найти общий язык? Как никак они одной крови, да и вкусы схожи. То ли они себя так странно ведут, то ли сам Зоренфелл стал помехой, ведь он, ка бы, лишний в этой компании.

Парень и в самом деле хотел завести какой-нибудь разговор, но пока он подбирал подходящую тему, Мария все быстро схомячила, утащила чашку в раковину, не сказав и слова, и поднялась обратно к себе в комнату. Подобный жест Зоренфелл совсем не оценил.

— Как давно вы разговаривали? — поинтересовался юноша.

— Да не о чем особо разговаривать… — предсказуемо ответил Эрих, тоскливо пережевывая пищу. — Мы и едим по отдельности, сегодня, видимо, случай особый. Как бы я не пытался с ней сблизиться, как раньше, но ни черта не получается, будто между нами стена.

— Но почему? У вас есть музыка, поговорите об этом. Попробуйте изучить современную школу, если не знаете, какую сейчас она слушает группу. «Похитители Будущего», например.

— Ты тоже слушаешь?

— Нет, да и не в этом дело. Сказать по правде, приняла она меня лишь потому, что я предстал перед ней, как новичок в роке — от этого и завязался разговор. Попробуйте сделать то же самое и идите от одной темы к другой, тогда язык её развяжется и вам обоим станет попроще.

— Понял к чему ты клонишь… Я в делах таких дуб дубом, спасибо, что помогаешь.

«В таких делах? — задумался Зоренфелл. — Получается, всем занималась мама Марии? По всей видимости, они оба раскисли после того, как она ушла… Мария ушла в себя, хотя возможно дело в другом, а Эрих не может подобрать способа взаимодействия с собственной дочкой. Вот тебе и патовая ситуация…»

— Да не за что.

— Твои родители, наверное, беспокоятся от того, что ты так рано ушел.