Вечная история (СИ) - "JulyChu". Страница 77

— Что это, Рони? — зазвучали удивленные возгласы в автобусе.

Голос Клайда:

— Чертова благотворительная акция по сбору средств на облагораживание спортивных площадок района, — он читал одно из ярких объявлений.

Среди женщин, суетившихся рядом со столами, Бриг заметил Дейзи, Мари, даже Дорес, судя по реакции Клайда, не обошлось и без участия его жены. Да, точно, он заметил плакаты Ллойдса, фирмы, где она работала. А потом увидел в центре площадки Алекса и еще несколько знакомых лиц. Постаревшего, но все такого же поджарого тренера Саторно и Рэми Смита!

— А вот и заявленные на плакатах звезды! Мать твою, Рони! — возглас Джоша. — Это же Смит! Ты же с ним когда-то тренировался, Бриг!

— Скорее, видел, как его ребенком к Саторно привели…

— Как, Рони?! — благоговейно глядя на спутницу Брига, спросил Кит.

— Их же было несколько, звёзд, воспаривших из детской команды Брига. Рэми согласился приехать на час. У него тоже было непростое детство. Просто с ростом больше повезло, чем некоторым другим талантливым мальчишкам, — она прижалась на мгновение щекой к груди Брига, прежде чем оттолкнуть его от себя и к центру площадки, туда, где было много зрителей, охраны, где возвышался над толпой огромный, знаменитый, сиявший белоснежной улыбкой Рэми Смит.

Благотворительная акция, несомненно, удалась. Стоило отметить организаторский талант нескольких женщин, сумевших привлечь внимание средств информации, и как следствие, большое количество участников и посетителей. Собранные средства превзошли все предполагаемые суммы, но главное, получился незабываемый, весёлый праздник.

И для обычных людей, и для Брига, и для его друзей. Дантон успел поговорить со своим более удачливым последователем, обрадовался, что Рик появился во время, чтобы, почти задохнувшись от изумления, побыть рядом с одним из своих кумиров.

Когда Рэми ушел, детей и взрослых развлекали все понемногу. Бриг с Алексом играли маленькие партии против разновозрастных команд и против друг друга. И выслушивали гневные замечания Саторно по поводу их бросков и неповоротливости. Дантон делился с тренером своими успехами со школьной командой и спрашивал советы.

На площадке, устроенной для маленьких детей, пестрел надувной батут, качели. Играли разновозрастные дети, раздавался веселый смех, и родители Рони старательно примеряли на себя роль заботливых бабушек и дедушек. И, кажется, им это нравилось. Они справлялись и выглядели так, словно с плеч свалились тяжелые путы строгих правил и привычек прятать эмоции. Похоже, чета Таймеров начинала по-настоящему жить. Что ж, для кого-то этот момент наступал с улыбками внуков.

Главное, чтобы он наступил…

Дантон бросал иногда взгляды на Дорес, которая казалась искренне счастливой, но вела себя так, словно не было рядом ни Джоша, ни его спутницы. Джош тоже не пытался подходить к жене, зато провел какое-то время с детьми. Потом присел на один из пластмассовых стульчиков в стороне от центра веселья. Уставший, потухший. Бриг подошел к нему, постоял рядом, обмениваясь ничего не значащими фразами о том, что происходило перед их глазами. Но решился задать вопрос:

— Зачем ты взял с собой эту женщину?

— Дорес все равно меня никогда не простит. А я не хочу быть один, — оправдывался Джош. — Мне страшно. Я ведь умираю, Бриг. У меня засратый рак горла, и скоро я не смогу говорить, и кормить меня будут через трубочки. А еще я сделаю все, чтобы сдохнуть до этого. Ну а время, что мне осталось, проведу хоть с этой крашеной обезьяной, надеющейся, что у меня еще что-то осталось или останется ей после моей смерти.

Бриг не удивился тому, что услышал. Объясняло вид Джоша, его странный кашель, множество носовых платков.

— Вонючая задница, Бриг… У меня было все. Яхта, харли девидсон, самые дорогие машины и самые красивые женщины, я шампанским поил знаменитых актёров. И все мало было. Искал и не знал, чего мне еще, твою мать, нужно, чтобы почувствовать себя счастливым? Сейчас вот не хочу, а вся жизнь перед лицом крутится и крутится, как карусель, до одури, до тошноты. Вертится, чтоб её… И порой интересные вещи заметными становятся. Жаль, что поздно. Даже что-то, похожее на счастье, в прошлом нашел, наверное. В вашей с Рони норе, потом на вашей квартире. Ведь было здорово! Кит с его враньем о дяде миллионере и куском хорошей жизни, которую он ему отвалит. Его Мари с огненными волосами и веснушками на все лицо. Как она смеялась! Веснушки по лицу скакали, как зайцы. Клайд глазки твоей жене у тебя за спиной строил, а она ему в ответ корчила злобные рожи и потешно глаза к потолку закатывала. Крис, длинный как жердь, и как дерево скучный. Доказывал нам, что счастье в покое, в умеренности, в сдержанности. А сам всю квартиру мукой засыпал и пиццами нас кормил. Помнишь, какие они были вкусные! Мы все тогда выделывались друг перед другом и верили в будущее. Вы двое слушали, смеялись вместе с нами. Но были другими. Сидели рядышком в маленькой квартире и сияли, будто на Багамах живете. Почему ты, Бриг? Почему у меня не получилось так с Дорес? Ведь я любил её, кажется.

«Ну, может потому что — кажется», — хотелось ответить Бригу, но он сдержался, а вместо этих слов сказал:

— Не знаю, почему, Джош. Но чувство вины за свое счастье с Рони не испытываю.

— Ну и не испытывай, — едва слышно выдохнул Джош, — я к чему об этом говорить начал. Уютно тогда было, весело, вспоминается часто.

Джош замолчал, словно выдохся, а Бригу было нечего добавить. Он слишком хорошо помнил те самые вечера, о которых говорил Джош. И о том, что случилось потом. Может, именно хрупкость их союза с Рони и давала яркое ощущение счастья от того, что они еще были вместе?

Мужчины смотрели на играющих на площадке детей и молчали.

— Ты ведь о ней позаботишься? — Джош посмотрел на Брига увлажнившимися глазами. — Я о Дорес и о моих детях?

— Она сильная женщина, но мы постараемся быть рядом.

Джош отвернулся, смахивая слезы.

— У меня теперь и времени нет, чтобы дети меня запомнили как отца, о котором не стыдно вспомнить.

— Брось. Детская любовь не рациональна. Просто постарайся побольше бывать с ними то время, что у тебя осталось.

На лице Джоша менялись гримасы недоверия и сомнений. Бриг тоже сомневался, что что-то из его советов пригодится. Больше верилось, что, когда улягутся эмоции этого дня и впечатляющей встречи с прошлым, Джош утонет в реке жалости к самому себе и постарается испоганить последние месяцы, пытаясь отомстить самому себе и самой жизни за то, что так и не нашел своего счастья.

— Завидовали мы тебе, Бриг. — Снова прозвучали слова о зависти. — Каждый по-своему. От того и Воронёнком звали, ворующим счастье на Аэродроме. А ведь ты им всегда делился, насколько мог. Вот и я тоже щедрым хотел быть. Только делился деньгами. Спустил все впустую: деньги, семью, собственную жизнь. Глупо как-то получилось…

— Не совсем, Джош. Рядом с тобой была удивительная женщина, пусть не оценил ты это во время, но у нее от тебя двое прекрасных детей. И с ними все будет хорошо. Они трое обязательно будут счастливы.

— Буду тебе верить, а ты потом мне все расскажешь как-нибудь, хорошо? А я постараюсь услышать или сверху, — он задрал голову к небу, — или из-под земли. Как получится.

— Расскажу, — обещал Бриг.

— Что было самым страшным на войне? — вдруг спросил Джош.

Бриг задумался, наблюдая за женщинами и детьми, найдя взглядом родителей Рони.

— Обретать и терять надежду, — признался он. — Через пару месяцев меня вдруг стали называть Вороном. Счастливым, глазастым, засратым Вороном, и я испугался и обрадовался одновременно. Испугался, потому что опять всплыло прозвище с Аэродрома, и это казалось ненормальным, неправильным. Обрадовался, потому что стал верить, что вернусь живым. И потом каждый раз умирал от страха и приступа вины, когда рядом со мной кто-то падал мертвым и радовался, что это не я. — Голос Брига стал похожим на едва различимый шепот.

— Дерьмо, — спокойно обронил Джош, доставая из кармана платок и заходясь кашлем. И добавил, когда перестал сотрясаться в порывах выплюнуть содержимое легких: — Будь счастлив, Ворон.