Картина - Гранин Даниил Александрович. Страница 46

— Ты зря набиваешься, Сергей Степанович. Выговор тебе сейчас ни к чему.

— Выговор всегда ни к чему, — подождав, ответил Лосев, не поняв, что имел в виду Уваров, а понимая лишь, что Уваров начинает вести свой разговор. Тогда он сказал:

— Наседают на меня. Народ недоволен. Могут начать писать. И вам, и выше.

— Такая, значит, причина, — сказал Уваров весело. — А ты им разъясняй. Не надо сразу лапки кверху. Свое, мнение надо уметь отстаивать, и не только перед начальством, а и перед народом.

— Я ведь не согласен был с самого начала.

— Был не согласен, стал согласен.

— Подчинился.

— Или согласился? Убедили? Теперь уже не восстановишь. Часто ты меняешь свою точку зрения.

— Речь не обо мне. Что я могу людям разъяснить? Кругом шумят об охране природы, об охране памятников. Спрашивают, почему не хлопочете? Поливанова знаете?

Уваров кивнул.

— Вот он… Когда Каменев приезжал, его тоже атаковали, он на вас откинул да на меня. Я-то на вас ссылаться не могу.

— Правильно, — сказал Уваров. — Начальство надо защищать грудью. А твоя-то позиция какова?

— Я за то, чтобы сохранить Жмуркину заводь.

— А филиал? О филиале ты думаешь? Ты понимаешь, что такое филиал такой фирмы для тебя, для города, для всей области? Ты что, забыл, как мы боролись за этот филиал, сколько претендентов было? Филиал для тебя опора. Выход на важнейшую отрасль! На ведущие министерства! Отчисления! Да ты лучшее место должен им выделить. Ты в этом предприятии заинтересован больше всех! Мы бы нашли, кому отдать, любой район у тебя оторвет…

— Я за филиал, разве я против…

Лосев встал, зайдя за стол, развернул перед Уваровым заготовленную схему, стал пояснять, показывая выгоды нового участка.

— Что там за дом стоит у твоей заводи, напомни, — попросил Уваров.

Лосев и это предусмотрел, достал из папки цветные фотографии Жмуркиной заводи, что сделал директор леспромхоза. Фотографию картины он оставил в конверте, но Уваров цепко высмотрел ее и стал рассматривать на вытянутых руках, сличая.

Поразился.

Хмыкнул от удивления.

Лосев стоял не шевелясь.

— Занятно, — сказал Уваров. — Что-то тут есть. Конечно, городить из-за этого сыр-бор не стоит. Представляешь, сколько пейзажей написано, разве их все сохранишь… А так — любопытно…

— Да у нас-то он один, пейзаж, — не выдержал Лосев.

— И филиал у тебя один. И возможность у тебя одна, — строго отозвался Уваров. — Ты знаешь, что значит задержать начало строительства? Со всеми ассигнованиями, планами. А задержка при переносе обязательно будет. Для обоснования нужны чрезвычайные обстоятельства…

— Дмитрий Иванович…

— Пейзаж как пейзаж, не вижу я тут проблемы. Чего ты расстраиваешься? Если дом этот с медной крышей имеет историческую ценность — перенесем его. Это не вопрос. Есть такая необходимость?

— Не в этом дело, не в доме…

— Ну видишь, значит, не имеет ценности. Все дело для тебя в средствах! Базу надо иметь. Промышленность. Будет у тебя промышленность, будут отчисления, сможешь эстетику наводить. Базис, базис заводи! Искусство хорошо смотрится тогда, когда у людей жизнь устроена. Нам с тобой удобства для людей надо делать. Вот ты роддом построил, это нужней картинной галереи…

— Роддомы в Москве еще лучше. Кто у меня жить останется, если красоты не будет? Нам свое преимущество надо иметь. За деньги не все купишь. Средства у меня будут, а Жмуркиной заводи не будет. Да и сколько она стоит…

— Между прочим, это вопрос, сколько она стоит! — заинтересовался Уваров, прерывая Лосева. Мягкий свой голос он редко напрягал, уверенный, что его услышат. — При сегодняшней технике, дай мне средства — я тебе любой пейзаж построю. И рощи будут, и горы с водопадами, не Кавказские, конечно, так, наши, среднерусские. Моря строим, так что реки, ручейки и заводи запросто.

С годами Лосеву все больше нравился Уваров. Стиль его работы был прост и в то же время практически недостижим. Были случаи, когда Уваров ошибался, но и тогда он успевал увидеть свою ошибку раньше других и первым анализировал ее, если, конечно, в этом была необходимость. От него передавалось ощущение хозяина, то есть здравого смысла, с понятной для всех заботой о выгоде для области, для людей, с подсчетом каждой копеечки, с присмотром, с размахом… Все это носило отпечаток личности Уварова, деловой, суховатой, нещадной к пустым обещаниям, к лести, к лжи. Сегодня впервые Лосев слышал от Уварова какие-то общие размышления, и Лосеву приятно было это доверие, и сами мысли Уварова увлекали, внушая Лосеву лестную веру в собственное могущество.

Колонны оранжевых экскаваторов, бульдозеров с блестящими ножами, краны, самосвалы, бетоновозы, тягачи… Рычащие колонны, окутанные угарно-синеватым дымком, могли двинуться по указанию Уварова, сносить, воздвигать, — за его словами стояла реальная сила.

— …Красота, — Уваров помахал фотографиями перед собою. — А ты можешь показать мне — в чем тут красота?

Лосев пожал плечами.

— Красоту чувствовать надо.

— Вот и неверно, — сказал Уваров спокойно. — Нам на экскурсии в Ленинграде архитектурные ансамбли показывали. Точно показывали, где тут красота, в каких пропорциях, какое решение у автора… Показали, и я увидел. Без них не увидел бы. А цены на картины как, по-твоему, назначают? Можно, следовательно, определить, сколько в каждой красоты и таланта? Я не про ваши картины, я в международном масштабе. Так что ты не позволяй себя сбивать этими разговорчиками. Ты всегда требуй доказательств…

В это время приоткрылась дверь и в кабинет вошел Пашков. Бесшумно двигаясь, он подошел к Уварову с другой стороны и, раскрыв папку, положил перед Уваровым какую-то срочную бумагу. Затем он кивнул Лосеву, посмотрел на разложенные фотографии и понимающе улыбнулся. Надписав резолюции, Уваров захлопнул папку, Пашков взял папку, придвинул на прежнее место сдвинутые фотографии.

— Знакомые места, — сказал он.

Уваров взглянул на него, привлеченный его тоном, что-то означающим.

— Да, да, ведь ты же отсюда… Вот Сергей Степанович хлопочет за Жмуркину заводь. Готов перенести филиал, лишь бы не трогать эту красоту.

Пашков посмотрел на Лосева, глаза его весело сузились и тяжелое, отвисшее книзу лицо обрело памятное Лосеву с детства торжествующее выражение мучителя.

— Да какая там красота? Нашли что беречь. Слыхали — покровитель искусства. Филиал из-за этого сдвигать? — он засмеялся нелепости этой мысли, затем добавил протяжно: — Не знаю, ой не знаю.

— За что ж вы так, Петр Георгиевич, не любите родные места свои? — сказал Лосев.

— Все это прошлое, Сергей Степанович, надо о будущем заботиться, чтобы до вашего медвежьего угла дошла научно-техническая революция.

— Прошлое тоже забывать не стоит, — сказал Уваров. — Но ведь все можно подсчитать. И красоту, и пользу ее. Мне жалуются, что лес в Ерыгине рубят. А я говорю: подсчитайте. Мне сегодня нужен лес для мебельной фабрики. Немедленно. За эти три года я столько получу, что смогу посадить вдвое больше леса, и все леса привести в порядок. Возмещу все порубки. Если они эту Жмуркину заводь не могут тебе доказать, подсчитать убытки, можешь послать их подальше.

Почему-то он упорно выводил Лосева как бы за скобки, был непонятно терпелив, не торопил, посматривал выжидающе, как бы приглашая Лосева высказаться до конца.

— За филиал тебе обеими руками надо держаться. И никому не позволяй противопоставлять интересы города интересам стройки. Производство не химическое, от него ни дыма, ни грязи. Мы охрану среды учитываем. Современное здание в центре украсит город. Снос дома строители компенсируют. Город получит метраж в новом благоустроенном доме. Если недостаточно — добавим. Что еще? Как у вас используется эта заводь?

Пашков не удержался, нарушил этикет.

— Центр по ковырянию в носу! Используют только для точения ляс!

Уваров продолжал смотреть на Лосева.

Давнее желание шевельнулось у Лосева, как всегда пугая и забавляя своей доступностью, желание, которое появлялось посреди какого-нибудь бесцельного совещания: встать на четвереньки и, подвывая, побежать по проходу. Лосев забавлялся, представляя, как растеряется председатель. Добежать до дверей, встать и откланяться. Нашлись бы приятели, которые, может быть, поняли бы его. Было порой ощущение, что сидишь на заседании, которое идет второй, третий год, люди сменяются, уходят на пенсию, а здесь звучат те же требования и те же возражения… Побежать, куснув по дороге Пашкова за икру. Он улыбнулся, представив себе его вскрик, а вот реакцию Уварова представить не мог.