Дунай в огне. Прага зовет (Роман) - Сотников Иван Владимирович. Страница 14

Нет, у Жарова иные соображения.

Можно выдвинуть любого из трех: каждый достоин по-своему и с полком справится. А если выбирать, то Кострова. У него больше шансов. Березин не против? Значит, мнение едино.

Глубоко затянувшись, Забруцкий закашлялся и замахал руками, разгоняя дым. Кострова он не поддержит. Слишком честолюбив и дисциплины не знает. Конечно, можно понять Жарова — есть повод избавиться от неугодного офицера. На, тебе боже, что негоже. Но так нельзя. Нет, лучше Думбадзе.

Жарова передернуло. Пожелай он свести счеты, давно убрал бы Кострова. И если в прошлом он нажимал на командира, было за что. Но Костров энергичен, целеустремлен, вполне подготовлен. У него лучшие командирские качества. Этого не отнять. А что командир порою резок и неуживчив, так, может от того, что засиделся на батальоне. Всему есть предел. Нет, только Костров!

Березин поддержал командира полка, и Забруцкий вовсе нахмурился. Еще недавно он сам думал также и во всем поддерживал Кострова. Они немало послужили вместе, немало и покуролесили. Костров тоже умеет гульнуть, но и дело знает, чертяка. Он любит жить, чтобы все через край. Силы в нем неуемные. А в ком нет таких сил, тому не управлять людьми, не знать успеха. Все это Забруцкий ценил в Кострове и давно решил вытянуть его на полк. Но после событий на перевале Борго в Карпатах он не хотел мириться с комбатом. Был такой случай свалить Жарова и заменить Костровым.

Забруцкий тогда остался за Виногорова. Жаров допустил медлительность, и был отстранен Забруцким. Кострову бы и вожжи в руки, а он, черт строптивый, заупрямился. Да и командарм потом поддержал Жарова, и тот остался на месте. Может, потому он и продвигает теперь Кострова. Услуга за услугу. Нет, этого не будет.

Лучше Думбадзе. Придется ему все-таки расстаться со своей кралей. Ей предлагалась спокойная должность в штабе дивизии. Не захотела разлучаться с красавчиком тогда, придется разлучиться теперь. Но как не сердился он на Высоцкую за холодность, ее обаяние оставалось всесильным. Может, без Думбадзе к ней легче будет подступиться? Все возможно.

— Так как же? — сказал он вслух.

— Только Кострова! — подтвердил Жаров.

— Значит, услуга за услугу? И не притворяйтесь, что не понимаете, — хватил он кулаком по столу. — Он за вас на Борго, вы за него тут, так, что ли?

Вспыхнув, Жаров встал из-за стола. Да, Костров умел дурить, и с ним повозились немало. Но сейчас Костров — командир что надо. А что касается — «услуги за услугу», он, Жаров, ничего не знает, в чем его поддержал на Борго Костров. Ни сам Костров, ни полковник Забруцкий, никогда не обмолвились ни словом. Если же командование спрашивает его, Жарова, мнение, оно за Кострова!

— Мальчишка вы, а не командир полка, — рассвирепев, вскочил Забруцкий. — Как смеете дерзить и перечить. За начальника не признаете. На Борго вам повезло просто, не обольщайтесь, и еще узнаете, где раки зимуют.

Забруцкий долго не мог успокоиться. Грубя и оскорбляя, он с четверть часа разносил офицеров. Он еще покажет им свою власть. Подумаешь, возомнили, большими начальниками стали. Дисциплина есть дисциплина, и он не допустит нарушения субординации. Не дело подчиненных перечить начальнику, а беспрекословно выполнять его указания. Вот дисциплина!

— Обосновать свое мнение, — с трудом сдерживаясь, сказал Жаров, — считаю сейчас невозможным, и доложу комдиву письменно.

Схватив шинель и папаху и не одеваясь, полковник сердито покинул комнату. Ни Жаров, ни Березин его не провожали.

Андрей долго не мог остыть и молча шагал по комнате из угла в угол. Потом остановился у телефона и взял трубку.

— Виногорова! — и когда тот оказался на проводе, коротко доложил ему свое мнение, ничего не сказав однако о стычке с Забруцким.

— Очень хорошо, — сразу согласился комдив, — ваше мнение сходно с моим.

Немало подивившись этому, Жаров сразу повеселел.

— Вам написать или как?

— Ничего не надо, присылайте Кострова немедленно, — приказал генерал.

— Вот видишь, — обернулся Андрей к Березину и коротко пересказал разговор с командиром дивизии.

— Тогда зови Кострова и поужинаем вместе, — обрадовался Березин. — А то я голоден, как волк.

Костров не заставил себя ждать. Ничего не подозревая, он доложил о прибытии и с любопытством поглядел на празднично сервированный стол. Жаров не охотник до банкетов, а тут белая скатерть, вина, закуски на тарелках — все не по-фронтовому.

— Вы, Костров, много раз просились в другой полк, — просто сказал Жаров, слегка интригуя комбата, — ваше желание наконец исполнится.

— Я давно уже не прошусь, товарищ подполковник, — еще не понимая, в чем дело, возразил Костров.

— И тем не менее, — продолжал Жаров, — настала пора расставаться. — Садись к столу, — перешел он вдруг на «ты», — садись, садись!

Наконец все выяснилось. Пойдет ли комбат на полк?

— Пойти, пойду, — тихо ответил Костров, — и думаю, сил хватит. Но если быть откровенным, я уже прирос тут сердцем и уйду не без сожаления.

Андрей встал и поднял рюмку:

— Что бы ни было там, высоко держи честь командира, возьми отсюда все лучшее и не повтори ошибок, что случались здесь с каждым из нас. За тебя, Костров, за твои успехи!

— А я, не смея сегодня выпить второй, — взволнованно ответил комбат, — я пью за вас, товарищи. Спасибо за науку, за дружбу спасибо. Спасибо, что крепко спрашивали с меня — иначе не быть бы мне командиром. А что было неладно и плохо, просто перечеркнем. За братскую дружбу!

Все трое тепло обнялись и, поужинав, сердечно расстались.

Возвратившись к столу, Жаров налил себе чаю.

— Что за сила в дружбе! — тихо заговорил он. — Ведь крови попортил он нам немало! Чего там, все было: и приказы, и нагоняи. А люблю его, есть в нем талант, есть!

— В чем же, по-твоему, его талант? — тоже наливая себе чаю, спросил Березин.

— Умеет все делать с блеском, загораясь сам и увлекая других.

— Все это верно, — согласился Григорий, — верно и хорошо. Но одного таланта командиру мало. Мало, Андрей, и нашему Кострову порой недостает целеустремленности, и главное — такта. А такт, имей в виду, выше таланта.

— Пожалуй, верно, только чего ж ты не сказал ему самому?

— Поговорили уже и поспорили немало. Похоже, согласился.

— Трудный был орешек, а стоющий, не то что Забруцкий, — сказал Андрей, переводя разговор на другое. — Тот из людей, кто вечно всем недоволен, всем пренебрегает, портит всем настроение. Скажи, откуда у нас такие люди, да еще в звании полковников и генералов.

— У этого зла тысячелетняя история, — раздумчиво заговорил Березин. — Все веками по капле впитывалось в наших дедов и прадедов, пока не дошло до нас. А теперь вот попробуй выдави этот яд. Он так перемешался со всем нашим, чем живем и дышим, что порой и отделить не так просто.

— А ведь вся гниль на виду, — возразил Жаров. — Один на сотню заведется такой, и всем плохо. Думают, он строг, сумеет потребовать, создать напряжение в работе, придать ей размах и темп. А что получается? Дело не цветет — не вянет. А ведь он убежден, что стоит нажать, накричать, настращать, и все пойдет, как по маслу. Значит, бойся и исполняй — вся его «философия»!

— Знаешь, Андрей, я сам не терплю таких самодуров. Сколько хороших сил гибнет под их началом. Знал я в тылу одного генерала: без разносов и жить не мог. Оскорбить, запугать, наказать подчиненного — для него высшее наслаждение, чего там — все содержание жизни. А попал он на фронт — провал за провалом. Сейчас с самого две звездочки срезали. И поделом! Мне кажется, вся их «философия», что соль. Да, да обычная соль. Возьмешь ее в рот, и сразу выплевывай, как отраву. А ведь вдуматься, соль всюду: и в воде, и в пище, и без нее даже плохо. Значит, всему мера.

— Ты хочешь сказать, и такие полезны, если их немного?

— Нет, конечно. Только их пороки есть и в каждом из нас, в разной степени, но есть. Чего ты так смотришь! Возьми себя, к примеру. Ты очень крут. Жмешь и жмешь. Хмырова, например. Мы уже говорили с тобой об этом. Не маши рукой, было! Не думай, что всегда и все на пользу. Когда в меру, хорошо. А случается, не обходится и без пересолу. Чем тогда не похож ты, не на настоящего, а скажем на маленького Забруцкого. Ты не сердись. Я не считаю тебя самодуром и понимаю, все в интересах дела. Или меня возьми. За Хмырова я вступился тогда. А ты знаешь куда он попер было. Такой крик поднял в роте, прямо содом и гоморра. И веришь не веришь, а пришлось нажать и припугнуть. Не смейся, в самом деле, припугнуть! И представь, подействовало. Имей в виду, жать мы все любим. Порой без этого и не обойтись. Вот и кажется часто, толкать куда сподручней, нежели убеждать и показывать. А ты так веди дело, чтобы человек сам шел, не задерживаясь и не спотыкаясь. Люби, цени его, направляй, как надо.